Коллекционер - Ольга Владимировна Которова
– Ну-у… – протянула она, не зная, куда деть свои руки, поэтому положила их на стол, а пальцы скрестила в замок. – Если честно, то я до сих пор не понимаю, зачем он. Знаете, – она на секунду замялась, обдумывая свои слова, – он иногда меня пугает. – Последнее Мила произнесла чуть слышно, на что Кирилл Геннадьевич закашлялся.
И она нисколько не соврала. Как мужчина, Стеклов был очень даже привлекательный, но что-то в нем ее беспокоило. А особенно его глаза, когда он злился или изучал тебя, словно сканировал.
– Это тебя-то он пугает? И чем же? – Одна бровь мужчины взметнулась от удивления вверх.
– Мне иногда кажется, что он псих. Вы бы только видели, с каким выражением лица он описывал нашего убийцу, словно знал его или сам им являлся. У него глаза так и полыхали огнем.
Кирилл Геннадьевич рассмеялся.
– Мила, у тебя с самого детства была прекрасная фантазия. Я слышал, что вы с ним не поладили.
Девушка сглотнула. «Нажаловался все-таки».
– Не то чтобы не поладили… – Она пожала плечами. – А почему вы интересуетесь Стекловым?
– Требуют, чтобы я в штат взял консультанта, вот и подумал: если уж он изначально согласился нам помогать, так может и на постоянную работу согласится.
Мила от удивления открыла рот.
– Вы серьезно?
– Ну, а что? Я с ним пообщался, он парень вроде толковый. Кстати, все хотел у тебя спросить, что с твоими руками? – Теперь Никонуров смотрел на ее ладони.
Мила тут же перевела взгляд на пальцы, сцепленные в замок. Она никак не могла собраться с духом, чтобы проверить свою теорию о том, что от прикосновений она может видеть прошлое только у покойников. По крайней мере, со Стекловым это не сработало, и она очень надеялась, что и от прикосновения к другим ничего не увидит и не почувствует, но так и не решалась испытать свою теорию. Сейчас же, прежде чем сесть за стол, она сняла свои тонкие черные перчатки и отложила их в сторону. Иногда Мила позволяла себе ходить без них, но при этом внимательно следила, чтобы ни до кого не дотронуться. Пока что, кроме Федора и Стеклова, ей никто еще не задавал вопросы, и она очень надеялась избежать их и от других людей, но не тут-то было.
– У меня аллергия. Вот и ношу, пока не пройдет, – сказала она, не смотря в глаза Кириллу Геннадьевичу, заранее зная, что не поверит он ей, хотя для полной убедительности она почесала ладонь.
– У тебя раньше никогда не было аллергии, – заметил мужчина. На что девушка только пожала плечами. Ей очень хотелось поменять тему их разговора, только вот не находилось нужной. И тут, так кстати, зазвонил телефон Кирилла Геннадьевича. Извинившись, мужчина поспешно вышел из-за стола.
Лидия Романовна, загрузив грязную посуду в посудомойку, достала из духовки еще теплый пирог и вместе с ним подошла к столу, ставя его на середину.
– Лидия Романовна, а у вас же были старые фотоальбомы с фотографией моей мамы? – спросила Мила, рассматривая красиво украшенный шоколадный пирог с ягодами.
– Да, – женщина подняла на нее взгляд.
– А не могли бы вы дать мне посмотреть их?
– Конечно, дорогая.
Лидия Романовна вышла из кухни. И пока ее ждала, Мила протянула руку и, подхватив с пирога подпеченную ягоду черники, положила ее в рот. Та была немного кисловатой, отчего Мила поморщилась. Лидии Романовны не было каких-то несколько минут, а затем она вошла в кухню с большим альбомом.
– Вот. Только на той недели перебирала книги и рассматривала его. Здесь не только фотографии твоей мамы, но тебя и Сашеньки. – Лидия Романовна с любовь провела ладонью по темно-синей бархатистой обложке.
Лидия Романовна была одной из немногих, кто знал о ее брате-близнеце и матери, с которой дружила.
Женщина протянула гостье фотоальбом, и та приняла его, ненароком дотронувшись до руки приемной матери, и вздрогнула.
В ту же секунду по телу Милы пронесся разряд тока, который исходил из сердца и будто волнами растекался по всем органам, а в носу появился противный запах медикаментов. Девушка сильнее стиснула ладонями бархатные края фотоальбома, прикрывая глаза, глубоко втянула ноздрями воздух, а вместо темноты пришла немного размытая картинка. Она увидела, как Лидия Романовна насыпает в ладонь горсть таблеток и проглатывает их, запивая водой, чтобы унять сердечную боль, а потом тяжело откидывается на спинку темно-коричневого дивана, что стоит в их гостиной. И почему-то в этот же момент у девушки возникла мысль, что недолго ей осталось. Жизнь этой женщины теперь исчислялась часами.
– Милочка, все хорошо? – спросила Лидия Романовна и хотела положить свою ладонь на плечо Милы, но девушка отшатнулась, поднимая растерянный взгляд и замечая недоуменный в глазах приемной матери. Она не хотела отшатываться, просто само получилось.
– Да, простите, – прошептала Мила.
Она настолько растерялась от этого нежелательного видения, не зная, что сейчас ей делать или как оправдать свое поведение. Словно все слова покинули девушку разом. Мила смотрела на Лидию Романовну, которая вела себя как обычно, улыбалась, но она-то чувствовала, какая боль терзает женщину. Настроение разом пропало.
– Лидия Романовна? – на выдохе произнесла Мила, собирая волю в кулак.
– М-м? – Женщина обошла стол, присела напротив и подняла на нее свой взгляд.
– У вас точно все хорошо? – напряженно поинтересовалась Мила.
– Да.
Ардо никак не могла унять запах таблеток. Мила сглотнула тяжелый тошнотворный ком в горле, чувствуя, как после видения приходит отдача. Голова закружилась, сдавило грудную клетку так сильно, что трудно было дышать. Девушка потянулась дрожащей рукой к бокалу с водой и сделала несколько жадных глотков, ставя стакан обратно, откидываясь на спинку стула. По телу пробежала волна жара, а на лбу выступила испарина, которую она тут же смахнула ладонью.
– Лидия Романовна? – Мила снова посмотрела на женщину.
– Да?
– Я знаю, что вам все хуже и хуже, но вы не говорите об этом мужу. Почему? – все же спросила Мила. Не могла не спросить. Женщина, которую она любила всем сердцем, умирала, и она ничего не могла с этим сделать. А самое ужасное, Мила прочувствовала всю боль, с которой все это время жила ее приемная мать.