Корона Мышки-норушки - Дарья Донцова
– Ай-ей, чем занимаешься!
Он подпрыгнул.
– Только Соне не говори, она беременная.
Я засмеялся.
– Сколько раз ты брательника Гизи сдавал? Матери ябедничал? Теперь отомщу!
Бронислав меня за руку схватил.
– Назови сумму за молчание?
И кошелек вынимает. Мне его предложение понравилось, я стал с Бронислава дань собирать. Только карман опустеет, бегу к брату. А события разворачивались, на меня напала Ольга Ивановна Волошина, грозилась в милицию пойти. Я с ее семнадцатилетней дочкой спать начал, а это тянуло на срок за совращение. Пришлось спешно жениться. Кто свадьбу оплачивал и платье Веры? Бронислав! Я про его любовниц быстро узнавал, приятелей у меня вся Москва, брат за запертый рот мне платил. Через полгода после того, как я мужем стал, Бронислав предложил: «Хочешь заработать? Занятие не пыльное, надо ездить по провинциальным музеям, делать фото драгоценностей. Чтобы не заскучал и сам сумку не таскал, получишь помощника. Оплачу все расходы, будешь иметь бакшиш за каждый снимок, фотоаппарат дам, пленку тоже!» И назвал сумму.
Сигизмунд сел за стол.
– Объясните теперь, почему я не задал ему ни одного вопроса? Кому нужны снимки? Зачем? По какой причине Бронислав предлагает мне хороший заработок? Услышал, сколько упадет в мой карман, и тут же согласился. В напарники он позвал Константина Харченко, лучшего моего друга еще со школы, такого же обалдуя, коим я тогда являлся. Начали мы по разным местам кататься, деньги у меня не задерживались: девки, вино… Неделю дома сижу, месяц потом по Подмосковью и соседним областям катаюсь. Вера забеременела, подурнела, истерики закатывала…
Сигизмунд махнул рукой.
– Идиот я! Прогуляю заработанное, теща орет: «Послал господь зятя-урода». А я знаю, Ольге Ивановне рот только денежным кляпом заткнуть можно. И к Брониславу на рысях: «Открывай кошелек, а то все Соньке про твои гулянки расскажу». Подонок я. И раз! Арест, следствие, суд. Лифтерша меня узнала. Да я в том доме вообще не бывал никогда. Ну как на столике оказалась бутылка с отпечатками моих пальцев? Как? Говорю судье: «Даже не слышал про Вулкину!
И появляется консьержка, меня узнает, вопит:
– Он часто приходил.
Объясняю: я не тырил из музеев. А тетки, которые там работали, в один голос поют: «Видели, видели его», Ну да, я не отрицал, что посещал их убогие экспозиции, фото драгоценностей делал, брат просил. Следователь вызвал Бронислава, а тот в отказ: «Неправда. Я с Сигизмундом дел не имею, потому что всю правду про него знаю». И вывалил, как я себя в школе и в институте вел. На суде он, правда, не выступал, представил справку, что в больнице лежит, показания его зачитывали. Мать от меня отвернулась, отец тоже, адвоката не нанимали, передач не носили. Теща один раз на свидание заявилась, прокляла меня, зашипела: «Сдохнешь в тюрьме, и хорошо. Мы поменяли фамилию Вере, малышке, девочке про тебя ни слова не скажем. Обыск у нас был! Нашли ожерелье и три кольца! Все из музея!» Я чуть со стула не упал. «Ожерелье? Три кольца? Откуда они?» Мать Верки в стекло, которое нас разделяло, плюнула и ушла. После приговора меня в камеру вернули. Я как под наркотой кино смотрел. Лифтерша, бутылка с отпечатками моих пальцев, ожерелье, три кольца… Как это получилось? Даже не слышал никогда про Клавдию Вулкину! Ну не сплю со старухами, не мой это формат. Грызло меня изумление, грызло! До того дошло, что думать стал: может, я все это сделал? А? Попал на зону, с отцом Дмитрием встретился и стал успокаиваться. Много лет прошло, вызывает зэка Малежкина начальник.
– Тут к тебе женщина приехала.
Вот удивление! Я даже писем не получал. Вадим Сергеевич продолжает:
– Не родственница. Очень просит свидания, говорит, есть у нее для тебя новости. Зовут ее Галина Сергеевна Харченко.
Ну и ну! Жена Кости! А мне скоро на свободу, я на хорошем счету. Вадим Сергеевич свою сестру попросил мне помочь, та была начальница в каком-то министерстве. Она все устроила, бывшего уголовника возьмут на службу в дом престарелых библиотекарем, жить там же можно, а пропишут в селе рядом, в избе. С ее владелицей договорились, она пожилая, больная, одинокая, когда умрет, мне ее хозяйство останется. Только ухаживать за бабулей надо. Я, когда о предложении узнал, всего один вопрос задал: «Храм там есть?» В селе церкви нет, а вот через три километра в поселке городского типа есть приход.
Сигизмунд положил руки на стол.
– Вот какую услугу мне начальник зоны оказал. Молюсь за него теперь постоянно. Но на свободу после многих лет несвободы выходить страшно, даже если тебе приготовили где жить и работать. А Галина из моей прошлой судьбы. Не хотел с ней говорить! Потом подумал, что она издалека ехала, устала, не интересовалась моими делами раньше. Может, у нее беда какая? И согласился. В комнату для свиданий меня отвели, оставили нас вдвоем. Она на колени бух, головой в пол стучит.
– Прости, Гизи! Сейчас всю правду расскажу! Мы с Костей тебя сдали! За деньги! Очень они нам нужны были тогда. Бронислав такую сумму предложил! «Волгу» купить было можно.
И как пошла говорить! Я сижу, ушами хлопаю. Состояние – как на том судебном заседании, когда приговор зачитывали. Полное изумление и ступор с вопросом: это со мной происходит?
Сигизмунд открыл ящик стола, вынул банку растворимого кофе.
– Угоститесь? Я не привередлив в еде совсем, но кофе лучший покупаю, дорогой.
– С удовольствием, – воскликнул я, никогда не употреблявший напиток из жестянки.
На мой взгляд, это не кофе, а порошок темно-коричневого цвета и мерзкого вкуса. Но отказываться неудобно, ведь Сигизмунд собрался попотчевать меня своим любимым напитком.
Библиотекарь заговорщицки улыбнулся и открыл другой ящик. Внутри оказался маленький электрочайник.
– От пожарной охраны прячу. С Костей мы в первом классе скорешились, каких только «подвигов» не совершали! Рассказывать нет желания, сейчас меня аж переворачивает, когда вспоминаю. Харченко раньше меня утих, в Галку влюбился, женился, с другими гулять бросил. С тещей на одной территории он жить не смог, снял отдельное жилье в общей квартире. А потом вдруг приобрел трешку.
