Чингиз Абдуллаев - Тверской бульвар
— Я должна. Иначе не смогу потом нормально жить. Я должна понять, что произошло. И ты меня не отговаривай, Виктор. Иначе я потом всю оставшуюся жизнь буду мучиться этими вопросами.
— Идем спать, — предложил он, взглянув на часы и хорошо понимая, что спорить со мной бесполезно, — уже пятый час утра. — И поднялся, чтобы выйти.
— Виктор, — позвала я мужа. Он обернулся. — Ты самый лучший муж на свете, — сказала я ему, и он улыбнулся. Честное слово, я действительно так подумала.
ГЛАВА 17
Утром позвонил Марк Борисович. Меня всегда поражает его осведомленность. Такое ощущение, что у него есть собственная разведка, которая информирует его не только обо всех случаях, связанных с его клиентами, но и о том, как работают его сотрудники. Объем информации, которую он получает и перерабатывает, равен объему информации какого-нибудь генерального штаба армии среднего по размерам государства. Он сказал Виктору, подошедшему к телефону, что разрешает мне сегодня не выходить на работу, учитывая мое состояние. Про трагедию в семье Левчевых Розенталь уже знал. Виктор сообщил мне обо всем этом перед уходом на работу. Я спала бы еще часа два, но раздался звонок моего мобильного телефона. Я ответила и услышала знакомый голос Игнатьева:
— Доброе утро. Я посчитал важным сообщить вам, что сегодня ночью мы арестовали этого Джамала и его банду. Человек тридцать. Всю операцию провели сотрудники ФСБ и Комитета по борьбе с наркотиками. Думаю, на этот раз всех бандитов посадят. А заодно с ними накажут и тех офицеров, которые им помогали.
Я молча слушала. Какая мне разница, кого из коррумпированных офицеров посадят, если мальчиков уже не вернуть?! Но Игнатьев еще не закончил:
— Сегодня в Москву должна приехать Арина. Вы не хотите присутствовать при разговоре с девочкой? Я вообще хотел попросить вас, чтобы именно вы провели с ней эту беседу.
— Почему я?
— Вы профессиональный адвокат. И вы уже в курсе всего произошедшего. Вам доверяют дети. И самое важное, что вы не скрываете вашего личного отношения к случившемуся. Всегда заметно, как вы волнуетесь.
— Вы считаете, что я мало вчера перенервничала и мне нужно добавить еще сегодня?
— Нет, не считаю. Дело в том, что девочка перенесла какое-то нервное потрясение и даже попала в больницу. Родители могут не согласиться на допрос их дочери, а у меня нет достаточных оснований, чтобы вызывать ее в прокуратуру. Поэтому мне нужна ваша помощь. Кроме того, я полагал, что вы сами попросите разрешения присутствовать на допросе Хабибулиной. Или я ошибся?
Можно было сказать «да», положить трубку и забыть обо всем на свете. Это было легко и просто. А потом заснуть и отдыхать. Но я так не могла. Я обязана была узнать, что там произошло с подругой Арины. Обязана хотя бы ради моего сына, чтобы предостеречь и Сашу, и его товарищей от таких же трагедий.
— Нет, — ответила я, подумав секунд пятнадцать, — вы не ошиблись. Я думаю, что вы вообще мало ошибаетесь в вашем деле. Поэтому приеду к вам через два часа. С поправкой на наши пробки.
— Сделаем иначе, — предложил Игнатьев. — Я возьму машину и заеду за вами. И мы вместе поедем к этой Хабибулиной. К тому времени она будет уже дома. Договорились?
— Да. Но у меня еще один вопрос.
— Какой?
— Эта группа действительно продавала героин?
— Да.
— А Вера Хавренко?
— Нет. Она продавала другие наркотики. Но это не имеет никакого значения. Ее вина от этого не меньше…
— Я все понимаю. Спасибо.
Я положила трубку и поднялась, чтобы пройти в ванную. Нужно одеться и успокоиться. После сегодняшней ночи у меня опухшее лицо. Я столько вчера плакала. И еще мне необходимо позвонить Нине и узнать, как чувствует себя Медея. Хотя как она может себя чувствовать? Что еще может случиться в ее жизни страшнее того, что уж произошло? Не дай бог никакой матери потерять своего ребенка. Ни одной матери на свете. Самое страшное, что может случиться, — это вот такая трагедия. И нет для этого никаких слов сочувствия… Хватит, лучше об этом вообще не думать, иначе я ворвусь в комнату к Саше и начну кричать от ужаса.
Денис Александрович приехал за мной точно в срок. Такое ощущение, что автомобильные пробки ему не очень мешают. Или их машине. Наверное, у нее какая-то особая сирена или «маячок», позволяющий ему вовремя прибыть на место. Я уселась в салон и поздоровалась с Игнатьевым.
— Они уже приехали, — сообщил мне Денис Александрович. — Я слышал, что у вас вчера был очень тяжелый разговор и Левчева попала в больницу.
— Вы звонили им вчера? — испугалась я, вспомнив, что ничего не сказала несчастным родителям про опознание тела мальчика. Просто не смогла.
— Нет. Мы решили пока их не беспокоить. Судя по фотографиям, это тот самый Константин Левчев. Но все равно мы попросим отца опознать тело сына.
— Вы хотя бы слышите, что говорите? — судорожно дернулась я. — Это же просто невозможно. Немыслимо.
— Вы разве не проходили криминалистику? Или судебную медицину? — спросил Игнатьев. — Вы же профессионал, госпожа Моржикова, и понимаете, что иначе невозможно.
— Какой-то дикий ритуал. — Я опять подумала, что профессор Левчев не перенесет такого испытания, хотя и понимала, что никаких других вариантов нет. Так что об этом лучше вообще не думать.
Через двадцать минут мы уже были у нужного дома — обычного девятиэтажного дома с кодовым замком на входной двери.
Набрали номер квартиры Хабибулиных и услышали женский голос.
— Добрый день, — вежливо поздоровался Денис Александрович, — извините, что мы вас беспокоим. Мы из городской прокуратуры. Вам должны были позвонить насчет нас.
— Да, верно, звонили, входите. — Она открыла дверь, мы вошли в дом и поднялись на восьмой этаж, где жили Хабибулины. Дверь квартиры нам открыла женщина лет сорока с темными волосами, четко очерченными скулами, носом с горбинкой. Она пристально нас рассмотрела.
— Ваша фамилия Игнатьев? — уточнила хозяйка, и Игнатьев показал ей свое удостоверение. Только после этого женщина пропустила нас в квартиру, а Денис Александрович представил ей меня.
— Я не хотела бы, чтобы вы беспокоили мою девочку, — сказала мать Арины. — Она совсем недавно пережила нервное потрясение и попала в больницу. Мы были вынуждены даже перевести ее в другую школу. Врачи советовали нам оберегать девочку от разного рода волнений. Поэтому я готова ответить на ваши вопросы вместо нее.
— Ее нет дома? — поинтересовался Денис Александрович.
— Она в своей комнате. — Женщина провела нас в просторную гостиную, на стенах которой висело несколько очень хороших картин. Я в этом немного разбираюсь. Очевидно, супруг хозяйки, работающий в Третьяковке, разбирался еще лучше. В гостиной мы уселись за просторный стол.
— Вы должны понять меня правильно, — продолжила мать Арины.
— Может, сделаем немного иначе? — предложил Игнатьев. — Мы с вами побеседуем здесь, а госпожа Моржикова пройдет к Арине. Она профессиональный адвокат, и у нее есть сын примерно такого же возраста, как и ваша дочь. Я думаю, она сумеет найти общий язык с вашей девочкой. Поймите, это очень важно. У нас счет идет буквально на часы…
— Что случилось?
— Дело в том, что вчера погиб один мальчик. Знакомый Арины. Близкий знакомый. Антон Григорьев.
— Не может быть! — Женщина прямо ахнула. Но не испугалась. И по-моему, даже не удивилась. Просто была неприятно поражена этим известием.
— И вчера вечером мы нашли тело еще одного мальчика из их класса, — сообщил Игнатьев.
— Кто?
— Константин Левчев.
Нужно сказать, что и эта информация ее не испугала. Она только тяжело задумалась, а потом поинтересовалась:
— Как их убили?
— Мы этого еще точно не знаем, но, похоже, оба мальчика пострадали при падении на стройке, — ответил Денис Александрович.
— Я так и думала, — вдруг сказала она. — Хорошо, я вас пущу к дочери. Только вас, госпожа Моржикова, и только на десять минут. Постарайтесь говорить с ней спокойно, не волнуя. А если увидите, что она начнет заикаться или нервничать, сразу заканчивайте разговор. Нет, я не могу вас пустить туда одну. Мы войдем вместе. А господин Игнатьев подождет нас здесь. Только ничего не говорите ей о погибших мальчиках. Ни одного слова.
— Хорошо, — согласился Игнатьев, он все прекрасно понимал.
— Пойдемте. — Женщина встала и пошла в коридор. Я последовала за ней. Денис Александрович ободряюще кивнул мне на прощание.
— Как только я сделаю знак, вы сразу закончите вашу беседу, — еще раз строго предупредила меня мать Арины и постучала в дверь.
Нам никто не ответил. Мать чуть приоткрыла дверь и поманила меня. В просторной светлой комнате было много книг. На стене висела картина с очень сочным натюрмортом.
На диване сидела девочка или скорее уже девушка лет пятнадцати-шестнадцати. Она сидела в позе лотоса, подобрав под себя ноги, и смотрела в окно. Войдя в комнату, я сразу поняла, почему к Арине не пускают посторонних и почему девочку перевели в другую школу. Она явно была не в себе.
