Паула Гослинг - Тайна Люка Эббота

Фред Болдуин с рычанием отвернулся от жены. Его глаза встретились со взглядом Люка: в них были и страх, и обида.

— Я арестован? — спросил он.

— Мы бы хотели поговорить с вами, — уклончиво ответил Люк.

— Не здесь, — сказал Болдуин.

— Что такое, Фред? Что случилось? — отчаянным голосом спросила жена. Сверху, через тонкое перекрытие, послышался крик младенца.

— Не здесь, — повторил Болдуин. — Сейчас оденусь.

Трейси встала с кресла:

— Я тоже поеду. Я позвоню Джэнет, чтобы она осталась с малышом.

Болдуин повернулся к ней:

— Нет.

— Но, Фред…

— Нет, — голос его был мертвенным.

Она съежилась под его взглядом и опять опустилась в кресло. Ее глаза, расширенные от ужаса, выдавали ее молодость. Ей было не более двадцати. Еще минуту назад она была так счастлива в своем чисто прибранном доме, со своим надежным мужем, с хорошеньким младенцем; и все было так хорошо и уютно вокруг.

— Думаю, будет неплохо, если вы позовете все-таки подругу, — мягко сказал Пэдди. — В компании вам будет веселее.

— Если позовет — в мгновение ока эта сплетня разнесется по всему кварталу, — сказал Болдуин, как бы ни к кому не обращаясь. — Ложись и спи, Трейси. Присмотри за ребенком и будь послушной девочкой.

Когда они шли к машине, они слышали, как Трейси взбирается по ступеням наверх, к младенцу. Ее собственный плач был так же громок, как и зов ребенка.

— Сукины дети, — проговорил Болдуин, залезая в машину. — Не могли, что ли, подождать до утра?

— Я не убивал ее.

— На ваших брюках обнаружена кровь, Болдуин. Группа крови соответствует группе крови убитой. — Данные по крови только что поступили. Голос Люка был хриплым от усталости, так же, как и голос Болдуина. Люк задал уже множество вопросов, разных вопросов, — а ответы Болдуина были одними и теми же. Он просто повторял вновь и вновь одно и то же:

— Я не убивал ее.

— Но у вас с ней был любовный роман, не так ли? — спросил Пэдди.

— Я не убивал ее.

— Вы собирались с ней встретиться той ночью?

— Я не убивал ее.

— Вы позвонили ей и назначили встречу, так же, как и много раз до того. Вы встретились на тягловой тропе, чтобы пойти в старый лодочный сарай, куда вы всегда заходили. — Голос Пэдди был настойчив, неотвратим.

— Я не убивал ее.

— Не говорила ли она в тот раз, что больше не желает с вами встречаться? Или она насмехалась над вами, говоря, что вы — никудышный любовник? Это был ее обычный приемчик, как вы теперь догадываетесь. Она говорила это всем мужчинам, с которыми спала, когда они ей надоедали. Она говорила им, что ей прискучило и что они — никудышные любовники. Она говорила это вам? — допытывался Люк.

Внезапно Болдуин поднял голову.

— Не было никаких других мужчин, — произнес он.

Люк незаметно подался вперед; что за внезапная перемена в Болдуине? Может быть, он нащупал нить? Но лицо его оставалось безучастным.

Пэдди пока что молчал, позволив Люку взять разговор в свои руки.

— Боюсь, они были, — Люк вложил чуть более угрозы в свой голос. Он надеялся, что это подействует на Болдуина и тот разговорится. — В ту ночь, когда она погибла, она была по меньшей мере с тремя мужчинами: у нас есть медицинское свидетельство. Вечеринка, болтали и выпивали. Она, как всегда, была доступна. Отвечайте: вы были в числе тех трех мужчин?

— Вы подлец, вы лжете! Вы просто ловите меня. Вы лжете! — Ярость Болдуина переходила все границы. Его глаза гневно пылали, но в них можно было разглядеть растерянность и подозрительность: может быть, это — правда? Он искренне гневался на Эббота за дурные слова об Уин и был зол на самого себя — за то, что начинал верить им.

— Боюсь, что это — не ложь, — с сожалением сказал Эббот.

Бедняга, подумал он, неужели он любит ее? Неужели для него сказанное — так неожиданно и важно?

— Она не такая, как вы говорите, — продолжал Болдуин. — Нет, я не думаю, что она была святой, но она старалась избавиться от всего этого. Мужчины использовали ее, были с ней жестоки, с бедняжкой. Она всех их ненавидела. Всех, кроме меня. Видите ли, меня она не могла ненавидеть. Потому что… я никогда не притронулся к ней… в этом смысле. Я бы не стал этого делать. Ни за что…

— Расскажите мне о ваших отношениях с Уин Френхольм.

— Вы этого не поймете. Никто не поймет. — Голос его ослаб.

— Попробуйте объяснить мне.

Болдуин пожал плечами:

— Мы с ней разговаривали. И все. Просто разговаривали.

— Как вы встретились?

— На тропе. Я гулял там. Это было, когда Трейси ждала ребенка. Она вечно пребывала в плаксивом настроении, вспыльчивая, вовсе не похожая на себя прежнюю, и… Я был зол и расстроен, кажется. Так или иначе. Ну, вы понимаете.

— Понимаю. Продолжайте.

Болдуин вздохнул.

— Ну вот, я часто убегал из дома, когда доходило до слез и скандала. Так сказать, развеяться. Вы понимаете, я не хотел обижать жену. Я люблю Триш… Я не знаю, как я расскажу ей об этом.

— О чем — об этом?

— Об Уин Френхольм и… обо всем.

— А что еще есть рассказывать?

— Ничего нет. Ничего! Я же сказал: мы просто разговаривали. Однажды ночью я встретил ее на тропе, она сидела в лунном свете… просто сидела — и все, будто какая-то русалка или еще кто-то из сказки. Что еще там бывает?

— Эльф?

— Вот-вот. Эльф. — Простецкое лицо Болдуина приняло мечтательное выражение, которое Люк нашел слегка смешным. — Вот она и сидела, вся серебристая, сияющая. Просто… сама сказка. На ней был серебристый костюм. Она сказала, что в этом костюме работает чем-то вроде модели. Точно не помню, помню только всю ее — в серебре. Мне показалось тогда, что я сам попал в какую-то сказку. Это было так… я не знаю, как сказать. — Болдуин изо всех сил подыскивал слова для выражения того чуда, что с ним случилось. — В общем, это было что-то! Вот и все. Как будто она вышла из воды специально, чтобы встретиться со мной. Но она заговорила и сказала «привет», как будто была обычным человеком. Голос у нее был ласковый, как шелк. Он заставлял меня всего дрожать.

— Вы имеете в виду, она пробуждала желание? — спросил Люк — и сразу пожалел об этом. Лицо Болдуина тут же потеряло мечтательное выражение и обрело прежнее, мрачное.

— Я же сказал: вы не поймете, — пробормотал он.

Эббот тяжело вздохнул:

— Простите. Я виноват. Просто такие вот сказки нечасто приключаются с полисменами. Думаю, что смогу понять… не все, но кое-что из того, что вы чувствовали. Вода и лунный свет всегда имели странное влияние на людей. Это известно из истории. Но она же не была действительно неземным эльфом, не так ли?

Болдуин начал раздражаться, как ему казалось, высокомерным тоном Эббота. Наконец он понял, что над ним подтрунивают.

— Нет, конечно. Я просто пытался объяснить вам, как все это случилось в ту первую ночь. Как это поразило меня. Почему я был, так сказать, сам не свой. Как только мы начали с ней говорить — она, конечно, оказалась, как все. Но… не совсем. — И снова на его лице появилось мечтательное выражение.

Эббот, к собственному сожалению, угадывал за ним глубокое чувство. Его тоже несколько часов назад охватила магия нежных воспоминаний, и он мог понять кое-что в поведении Болдуина, и, тем более, ему была понятна власть над простым парнем красивой женщины в лунном свете.

— Вы видите, я не слишком образованный человек, — неловко продолжал Болдуин. — Мне это известно. Но в эту первую ночь — и во все остальные — я чувствовал себя приподнято, особенно, и все потому, что с нею. Она говорила мне, что я особенный человек, и я был таким. Тогда.

— И как часто они случались, все остальные ночи?

Болдуин ощетинился:

— Не так уж часто.

— Так сколько раз?

— Может быть… раз в неделю. Иногда больше.

— Чаще — когда ваша жена легла для родов в госпиталь, например?

Пойманный, Болдуин почувствовал себя затравленным.

— Да. Часы посещений заканчивались в восемь… нельзя же весь вечер смотреть телевизор?! Как вы думаете?

— А друзья? Приятели?

Болдуин пробормотал что-то, и Люк, чтобы расслышать, подался вперед.

— Что?

— Я сказал: это не одно и то же.

— Конечно нет, — серьезно согласился Эббот. — Не одно. А как вы связывались с мисс Френхольм — или это она связывалась с вами?

— Иногда она звонила мне на работу, просила встретиться, — если она была не в духе и ей хотелось поговорить. Реже звонил я. Но… большей частью мы просто встречались. Я выходил на тропу, когда чувствовал себя погано — и она уже была там. Ждала меня.

— Так, значит, действительно волшебство?

— Не смейтесь, черт побери! — голос Болдуина взмыл, и он приподнялся на стуле, сжав кулаки. Пэдди тут же встал и одним взглядом усадил Болдуина обратно. Болдуин тяжко дышал и некоторое время выдерживал взгляд Пэдди; на скулах его ходили желваки.