Алексей Хапров - Наследник
Радик тем временем продолжал демонстрировать высокое искусство притворства. Его тело было совершенно неподвижно. Его лицо выражало расслабленность и безмятежность. И если бы в нем не просматривалось ровное, спокойное дыхание, его вполне можно было бы отнести к компании тех, кого везли в черных мешках.
За окном промелькнул пост ГИБДД. У меня вырвался вздох облегчения.
— А сколько до города? — осведомился я.
— Километров семьдесят, — отозвался шофер.
Врачиха продолжала читать мне нотацию.
— … Люди умирают по собственной глупости. Видите, вон, тех двоих? Ехали навстречу друг другу, и не смогли разъехаться на ровном месте. Никто не хотел уступить. Дебилы! Теперь будут выяснять кто из них круче на кладбище…
"Много ты знаешь", — мысленно возразил я, и с болью подумал о погибшем владельце "Опеля".
Закончив лекцию о грибах, дама в белом снова обратила свой взор на "пострадавшего".
— Сейчас я сделаю Вашему мальчику укол. Это поможет ему вернуться в сознание. Затем мы поставим ему клизму и промоем желудок.
Открыв свой чемоданчик, она принялась искать нужную ампулу.
— Снимайте сыну штаны!
Услышав про укол, про клизму, и про штаны, Радик моментально "пришел в себя". Его глаза открылись. Он поводил ими по сторонам и жалобно простонал:
— Папа, где мы?
Докторша удивленно посмотрела на ребенка и воскликнула:
— Очнулся? Прекрасно! Укол отменяется. Но клизму мы тебе все равно сделаем.
На лице Радика промелькнул неподдельный ужас. Словно страшнее клизмы на свете больше ничего не существовало. Он картинно схватился за живот и скорчил страдальческую гримасу.
— Ой-ой-ой! Ой-ой-ой! Папа, меня опять тошнит! Мне срочно нужно выйти!
Дама в белом заботливо погладила "пациента" по голове.
— Потерпи, мое золотце. Ехать осталось совсем немного. Мы тебя обязательно вылечим.
Мой спутник еще крепче схватился за живот.
— У-у-у! У-у-у! Тетенька, остановитесь. Мне очень надо, понимаете?
— Вася, останови машину, — распорядилась врач. — Мальчику нужно.
Вася не успел даже заглушить мотор, как мой спутник уже скрылся в придорожном пролеске.
Мы ждали его довольно долго. Но Радик ни в какую не желал возвращаться.
Дама в белом сердито посмотрела на часы.
— Ну, что он там?
— Пойду, узнаю, — отозвался я.
Отойдя от машины, я услышал громкий шепот:
— Дядь Жень, я здесь.
Я обернулся. Мой спутник прятался за кустами.
— Ну, что же ты так рано "очнулся"? — укоризненно проговорил я. — Мы еще и двадцати километров не проехали.
— Дядь Жень, давай лучше пойдем пешком. Ну ее, эту дуру. У нее одна клизма на уме.
— Ради бесплатного проезда мог бы и потерпеть, — заметил я.
— Себе ее поставь, если хочешь, — рассердился Радик.
— Ну, ладно, ладно, — миролюбиво произнес я, и пошел обратно к "скорой".
— Мне придется попросить у вас извинения, — сказал я докторше. — Ребенку стало лучше. Так что, дальше мы, наверное, пойдем самостоятельно.
Эскулапша подскочила так, как будто ей снизу воткнули шило.
— Вы что? — выпучила глаза она. — Ни в коем случае! У ребенка рецессия! Кризис может наступить в любой момент! Ему требуется срочная госпитализация!
Оттолкнув меня в сторону, она выпрыгнула из машины и помчалась к кустам.
— Где ты, моя деточка? Иди сюда. Не бойся. Тебе нужно обязательно промыть желудок.
Радик выскочил из своего укрытия и стремглав бросился наутек. Дама в белом ринулась за ним.
— Куда же ты? Постой! Клизма — это совсем не больно.
Это была погоня, достойная комедий Чарли Чаплина. Водитель и санитар едва не задохнулись от хохота.
Пока они смеялись, я взял наши сумки, и скрылся за деревьями.
Докторша Радика так и не догнала…
Глава десятая
Послеполуденное солнце неподвижно висело в небе, обжигая воздух и землю таким нестерпимым зноем, словно задалось целью спалить все, что лежало под ним.
Вот он, юг! Из предосенней Москвы, с ее начавшей уже желтеть листвой и заметно похолодевшими ветрами, мы словно переместились на месяц назад, в самый разгар лета. От жары нам с Радиком даже пришлось снять рубашки, пока они совсем не промокли от пота.
Шли мы уже достаточно долго. И все из-за того, что нам почему-то вдруг изменил фарт. Нас упорно не хотела брать ни одна попутка. Сколько мы ни голосовали — никто не останавливался.
Впереди показался мост через железную дорогу. По обилию стоявших под ним грузовых вагонов мы поняли, что набрели на какую-то товарную станцию.
Решив немного передохнуть, мы спустились вниз и расположились у насыпи.
— Эй! — послышалось со стороны.
Окрик исходил от стоявшего неподалеку почтового вагона. Из его окошка выглядывала голова с рыжей всклокоченной шевелюрой.
— Ехать никуда не надо?
— Надо, — крикнул я в ответ. — А что?
— Можем подсобить.
Мы с Радиком переглянулись, поднялись на ноги, и подошли поближе.
Дверь вагона открылась. Навстречу нам спустился невысокий тучный мужчина, лет пятидесяти, с огромным животом и маленькими ушлыми глазками.
— Следуем через Ростов, Краснодар, Туапсе, Лазаревск, Сочи, Хосту до Адлера, — проговорил он.
Услышав в прозвучавшем перечне про Сочи, мой спутник радостно схватил меня за рукав. Я сдерживающе похлопал его по плечу.
— И каковы условия?
— Дешевле, чем в плацкарте, — ответил "железнодорожный почтальон". — Но, сами понимаете, без удобств.
Мы прошли вдоль состава, состоявшего за редким исключением сплошь из крытых вагонов, и остановились перед одним из них. Рыжий откинул затвор и сдвинул дверную створку.
— Вот, — кивнул он. — Будет идти порожняком до самого конца.
Я заглянул внутрь. Чистотой здесь, конечно, и не пахло. Но и назвать вагон шибко грязным тоже было нельзя. Пыль, бумажки, железки.
— Инструменты везли, — сообщил Рыжий. — В Самаре выгрузили.
— И сколько стоит проезд?
— А вам куда?
— До Сочи.
Рыжий назвал цену. Я скептически сморщил нос. Мы стали торговаться, пока, наконец, не сошлись.
— Только оплата пятьдесят на пятьдесят, — заметил я. — Задаток сейчас, а остальное — по прибытии.
— Ну, как же это? — развел руками Рыжий.
— А вот так, — парировал я. — Откуда мы знаем, правду ты нам говоришь, или обманываешь. Может, твой поезд идет вовсе не в Адлер, а, наоборот, в Мурманск. Или, вот ты говоришь, что вагон будет пустой, а на ближайшей станции его возьмут, да загрузят.
— Ну, ладно, ладно, — смирился наш "арендодатель". — Пусть будет так. Только окончательный расчет в Туапсе.
— Хорошо, — согласился я, и мы ударили по рукам.
— Отправляемся через два часа, — сообщил Рыжий. — Воды можно набрать вон там, где будка, в колонке.
— А здесь поблизости есть какой-нибудь магазин? — поинтересовался я.
— Есть. Возле станции. Минут пятнадцать ходьбы.
Рыжий пристально оглядел нас с головы до ног, и с ухмылкой осведомился:
— А чего это вы до Сочи пешком путешествуете?
— Ну, почему же пешком? — ответил я. — Автостопом. И дешевле, и интереснее.
— А-а-а, понятно, — протянул предприимчивый железнодорожник. — Ну-ну…
Путешествие в грузовом вагоне — это, конечно, нечто особенное. Чувствительная вибрация, многократно усиливающийся эхом пустого пространства стук удовольствия не доставляют. Но мы с Радиком не обращали на это никакого внимания. Здесь было одно "но", которое с лихвой перевешивало все обозначенные выше недостатки. Оно заключалось в том, что четыре вагонные стены, вкупе с полом и крышей, надежно отгородили нас от всего остального мира, ставшего в последнее время слишком враждебным. Мы были счастливы оттого, что получили возможность немного расслабиться, сбросить нервное напряжение, и обрести душевное спокойствие, пусть даже и на короткий срок.
Ночь прошла без приключений. Поезд то двигался, то стоял, то снова двигался, то снова стоял. Казалось, он больше простаивал, чем ехал. Но мы не роптали. Мы, в какой-то степени, даже были этому рады. Ведь во время остановок мы могли поспать. Погрузиться же в сон во время движения, при сопутствовавшей ему тряске, было нереально.
Я не знаю, о чем в тот момент думал Радик. Лично меня одолевали беспокойные воспоминания о пережитом.
Сколько времени прошло с моего приезда в Москву? Апрель, май, июнь, июль. Всего четыре месяца! А такое впечатление, что минула уже целая вечность. И все из-за уймы событий. Событий странных, непонятных, загадочных.
Вот я приехал. Вот устроился на работу. Вот познакомился с известным всей стране актером. Вот столкнулся с тайнами Голосова оврага…
Перед моими глазами вдруг ни с того, ни с сего возник образ Митрофана Никитовича. Что это, подсказка, или просто навязчивая мысль?
