Анатолий Безуглов - Черная вдова
- К агрономше или к доярке? - уточнила Орыся.
- К доярке... Та подготовилась не хуже тети Ганны. Жратвы полон стол! А мы еще не очухались после стряпни Ганны Николаевны. Тетка Михайлина, сама понимаешь, ни к чему не притронулась, так что пришлось ее песнями угощать. Нашими, народными... Она, знай, только кассеты меняла.
- На магнитофоне, что ли?
- Ага. Страсть у иностранцев - все заснять, записать, зафиксировать. Наталья хихикнула.
- Довольна, значит?
- Бог ее знает, - вздохнула Наталья. - Вышла потом на кухню и расплакалась.
- Они, старые, все такие. Чувствительные, - заметила Орыся.
- Я тоже так подумала, а когда послушала... - Наталья задумчиво покачала головой.
- И что же она рассказала такого? - спросила Орыся.
- Несладко, оказывается, старушка живет, ой, несладко, - снова вздохнула Шалак.
- Тю-ю, - протянула Орыся. - Объездила весь свет. А такие путешествия небось в копеечку обходятся! Теперь - к нам прилетела. Лев Владимирович говорил, что один только билет сюда и обратно у них стоит, как автомобиль. Не новый, конечно, но машина!
- Э-хе, я сама думала, что она богатая. А оказалось? По разным странам тетя Михайлина ездила по контракту, зарабатывала. Особенно намаялась со вторым мужем. Он так и помер безработным.
- Ты смотри! - все больше удивлялась Орыся.
- Поняла теперь, почему она тебе шубу совала? - Хозяйка кивнула, а Шалак продолжала: - Знаешь, откуда у нее эти шубы? Последний, третий муж тети Михайлины занимался мелкооптовой продажей верхней одежды... Между прочим, негр, мистер Самюэль.
- Негр? - округлила глаза Орыся.
- Фото показывала. Здорово похож на Баталова, только черный. Так вот, закупил как-то мистер Самюэль партию искусственных шуб, а они не пошли. Мода изменилась или еще что, не знаю, только почти вся партия осталась у него. Словом, погорел ее муж. А мы еще удивлялись: как посылка из Канады, так в ней две, три шубы и все одинаковые. Что же касается приезда сюда тетке Михайлине денег дал зять да местная украинская община помогла. Сама старуха не осилила бы ни в жизнь.
Наталья замолчала, грустно глядя в окно. Орысе стало не по себе за свое вчерашнее поведение. Но ведь она ничего не знала.
- Я поняла, почему тетя Михайлина расплакалась, - снова заговорила Шалак. - Понимаешь, на кухне увидела, как Марийкина мать пищу с тарелок прямо в помойное ведро. Ели-то мало... Старушка поразилась: кому это? Мать Марийки тоже удивилась: как кому, кабанчику... Тетя Михайлина тут и расплакалась. Я, говорит, думала, вы здесь живете впроголодь, покушать, одеть нечего... Ну, так в ихних газетах писали. В магазинах, мол, пусто... Сама перебивалась на пособие по безработице, а слала посылки... Вышивала украинские рубашки для продажи, глаза испортила...
- Как испортила? Читает-пишет без очков.
- Это у нее контактные линзы... Колечко было золотое, еще от матери осталось, и то продала. А мы, оказывается, целые куски курятины, мяса, пирогов, хлеба - на откорм кабанчика! Задело, видать... Понять ее можно. В сущности, старушка душевная. Ехала к нам, подарки везла. Недорогие, сувениры, так сказать. - Шалак снова улыбнулась. - Смех да и только. Бабке Явдохе знаешь что подарила? Микрокалькулятор, вот такой, с карманный календарик.
- А на кой ляд он Явдохе? - прыснула Орыся.
- Чтоб та следила за количеством калорий в своей еде. Не переедала. Пожилым, мол, это особенно вредно.
- Вот дает! По-моему, у тетки Михайлины бзик на этой почве.
- Это точно, - согласилась Наталья и показала ключи от "Москвича". Мне тоже достался подарок.
На кольце болтался брелок - изящный никелированный пистолет.
- Надо отблагодарить старушку, - сказала Орыся.
- А как же! Нина Владимировна уже преподнесла ей десятитомник Ивана Франко. Ты бы видела, как она радовалась! Книги у них ужасно дорогие. Ну, а мы, Сторожуки из Воловичей, решили скинуться и купить тетке Михайлине золотое колечко с камушком.
- Взамен того, что она продала? - усмехнулась Орыся.
- Да уж наше, наверное, будет подороже.
В Орысе взыграл размах, к которому приучил ее Сергей. Она решительно распахнула дверцу шифоньера и сняла с вешалки новенькую, ни разу не надеванную дубленку.
- Передай от меня, - сказала Орыся.
- Ух ты! - вырвалось восхищенно у Натальи. Она посмотрела на фирменный знак. - Бельгийская?! И тебе не жалко!
- Тетя Михайлина мне шубу, а я - дубленку, - засмеялась Орыся.
- Так старушка в ней утонет, - разочарованно произнесла Наталка, приложив к себе дубленку.
- Действительно, - огорчилась Орыся.
Но отступать не хотелось: сестрица еще посчитает ее жадной. И тут она вспомнила, что Кларе Хорунжей привезли из Ужгорода для дочери дубленый полушубок, весь расшитый национальным гуцульским узором. Сдается, он будет тете Михайлине в самую пору.
Орыся тут же позвонила подруге и предложила обмен - дубленку на полушубок. Клара даже не поверила в такое везение.
- Сейчас мы к тебе заедем, - сказала Орыся.
Когда они с Натальей вышли за калитку, Орыся опешила: к дому подходил... Лев Владимирович.
- Орысенька, дорогая, здравствуйте, - широко расставил он руки, словно хотел заключить ее в объятия.
- Какими судьбами? - сделала Орыся вид, что обрадована.
- К вам, в гости.
"Этого еще не хватало!" - подумала Орыся и ответила:
- К сожалению, вот, спешим...
- Ну что ж, - улыбнулся переводчик, - тогда в другой раз.
Он посмотрел на ее особняк, поцокал языком:
- Прекрасное шале!
Чтобы поскорее увести его от дома, Орыся спросила:
- Куда вам? Можем подкинуть.
- Недалеко, в горисполком.
- Садитесь, садитесь, - настойчиво предложила Орыся, открывая заднюю дверцу.
Лев Владимирович с достоинством устроился на сиденье "Москвича", думая, что Орыся сядет рядом. Но она залезла на переднее сиденье.
- Вы исчезли, как Золушка, - сказал обиженно переводчик. - А я все искал ваш хрустальный башмачок.
- Он вам не понадобился, - с улыбкой ответила Орыся. - Обнаружили меня и без башмачка.
Доехали до горисполкома в считанные минуты. Прощаясь, Лев Владимирович спросил:
- Наш уговор в силе?
- В каком смысле? - не поняла Орыся.
- Жду вас в Москве, чтобы устроить в гостинице "Космос".
- В силе, в силе...
- И все же я вас буду встречать, - пообещал Лев Владимирович, многозначительно задержав руку Орыси в своей руке.
- Вот пристал, - вздохнула она, когда "Москвич" отъехал.
- Замучил меня вчера: куда ты пропала, почему. - Наталья покосилась на сестру. - Сразила, как видно, наповал.
Орыся промолчала.
Клара все еще не могла прийти в себя от счастья: заполучить такую дубленку!
- Давай поскорее, - торопила ее со смехом Орыся, - а то передумаю.
Полушубок Наталья одобрила - национальный колорит и размер подходящий.
- И теплее старушке будет, чем в искусственной шубе, - добавила Орыся.
- В Воловичи? - спросила Шалак, заводя двигатель.
- Нет, - отказалась Орыся.
- Почему? Не хочешь попрощаться с теткой Михайлиной? Она ведь завтра уезжает. Очень просила тебя приехать.
- Скажи, что нездорова.
Когда машина завернула в ее переулок, сердце у Орыси радостно забилось: возле калитки стояла "Волга" Сергея.
- Слава богу! - невольно проговорила вслух Орыся.
- Что? - недоуменно посмотрела на нее Наталка.
- Так, ничего... - ответила Орыся.
И подумала, как здорово, что она спровадила московского переводчика. Неизвестно, чем бы кончилась их встреча с Сергеем.
Часть третья
Направляясь в такси к Киевскому вокзалу, Валерий Платонович Скворцов-Шанявский вдруг подумал о том, что в суете и хлопотах последнего времени не заметил, как в город пришла весна. Она обрушилась в этом году внезапно, без подготовки. Еще десяток дней назад сыпала с серого неба белая крупа, прохожие кутались в зимние пальто, шубы, меховые куртки, а теперь вот разгуливают чуть ли не в пиджаках и кофтах. Бульвары и скверы в центре Москвы покрылись бледно-зеленой кисеей, а в воздухе, пропитанном бензиново-асфальтовой гарью, все явственнее ощущался тонкий аромат распускающихся листочков тополя.
Когда такси подъехало к зданию вокзала, башенка с часами которого золотилась в закатном небе, на душу Скворцова-Шанявского снизошло спокойствие: пусть все дела горят голубым огнем, главное - подлечиться и отдохнуть. Он уже предвкушал приятную поездку, конечно, если не испортит настроение попутчик, - в СВ купе двухместные.
В вагоне была идеальная чистота. На полу в коридоре - ковровая дорожка, на окнах - накрахмаленные занавески. Проводница - стройная девушка - сама любезность.
В купе профессора сидело человек шесть: мужчина лет пятидесяти, остальные - молодые ребята. Все были смуглые. Черные волосы, чуть раскосые глаза. Речь восточная.
При появлении профессора старший поднялся и, улыбнувшись, произнес:
- Проходите, проходите, дорогой сосед! - Он сделал жест остальным выйти. - Располагайтесь, мешать не будем. - И тоже вышел, защелкнув дверь.
