Наталья Александрова - Огненный рубин апостола Петра
Лосьон же Коля-Бормотуха заработал тяжким трудом – помог одной тетке вынести на помойку старый диван. Тетка оказалась выжигой – обещала сто рублей, а вместо этого дала две бутылки этого самого лосьона. Но Коля не стал ругаться, он вообще был человек мирный и незлобивый. Одну бутылку лосьона он сразу же отдал Копыту, а вторую приберег для себя и теперь находился в прекрасном настроении в предвкушении приятного момента.
Однако, подходя к лагерю, он услышал странные звуки.
Как всякий настоящий бомж, Коля был опаслив, жизнь приучила его ждать только неприятностей. Поэтому он двинулся вперед очень осторожно, ступая только на мох и придерживая крышку бидона, чтобы она не звякнула.
Подойдя к краю поляны, он выглянул из-за куста и увидел удивительную картину.
Доцент сидел на корточках, подвывая от боли, а Копыто дрался с какой-то невзрачной девицей. Причем девица лупила матерого бомжа со знанием дела.
Вот она ударила его одновременно рукой и ногой, и Копыто свалился без чувств…
Первая мысль Коли-Бормотухи была обыкновенная – бежать, пока его не заметили.
Но в следующую секунду он подумал, что нехорошо бросать товарищей в беде. К тому же у этой ловкой девицы были дорогие шмотки, за которые вполне можно было выручить пару тысяч рублей. А на такие деньги можно купить целую прорву всякого крепкого питья…
Это соображение пересилило осторожность.
Коля двинулся вперед так тихо, как только мог. Однако бидон не бросил, он ему еще мог пригодиться.
Ловкая девица чего-то добивалась от Доцента, поэтому не услышала крадущихся шагов за спиной. Правда, сам Доцент чуть не испортил все дело, уставившись на Колю. Но девица, к счастью, ему не поверила.
Коля поднял бидон и со всего маху опустил его на девицу.
Но в последний миг он слегка поскользнулся, и удар вышел по касательной, иначе тяжелый бидон разбил бы девице голову, но и так она шлепнулась навзничь, не подавая признаков жизни.
Прошло сколько-то времени – может, несколько минут, может, несколько часов, а может быть, даже целые сутки, когда сознание начало понемногу возвращаться к Лизе.
И она об этом очень пожалела, потому что вместе с сознанием на нее обрушилась боль.
Болело все – голова, тело, каждая его частица.
Но особенно – голова.
Лиза открыла глаза – от яркого света они сразу заболели, и она торопливо закрыла их.
Кроме того, она вспомнила, что инструктор по выживанию говорил: если приходишь в себя в неизвестной обстановке, не показывай, что ты ожил, пока не выяснишь, насколько эта обстановка опасна. Нужно, как можно дольше, прикидываться покойником.
Во всяком случае, с закрытыми глазами ей стало легче.
Лиза попыталась вспомнить, что с ней произошло. Она вспомнила, как ее остановили дорожные полицейские, как она убежала от них, как ночевала в лесу и видела удивительный сон, как утром блуждала по лесу, пытаясь найти шоссе, и наткнулась на парочку бомжей. Вспомнила, как они начали к ней приставать, вспомнила, как отлупила их – и вдруг отключилась…
Тут до нее дошло: наверняка к ней сзади подобрался третий товарищ привязчивых бомжей, она не услышала его шагов, за что и поплатилась: получила удар чем-то тяжелым по голове. Нет, определенно, у нее наступила черная полоса…
По-прежнему не открывая глаз, Лиза для начала проинспектировала собственное тело.
Насколько она смогла понять, кости были целы, и серьезных повреждений внутренних органов не было. Болели ушибы и ссадины, сильнее всего болела голова. И еще она почувствовала боль в суставах, в щиколотках. Попробовала пошевелить руками и ногами – боль усилилась. Все ясно, это веревки врезаются в кожу…
Лиза поняла, что бомжи связали ее, как только она потеряла сознание. Причем связали крепко, профессионально – видимо, кто-то из бомжей в прошлой жизни был моряком и умел вязать настоящие морские узлы.
Разобравшись с собственным телом и его возможностями, она прислушалась.
Бомжи обсуждали свои дальнейшие планы. Причем ее эти планы касались непосредственно.
– Я так думаю, надо ее оприходовать, пока в себя не пришла, – говорил бывший научный сотрудник, – она, если очухается, очень сопротивляться будет. Это же не женщина, это дикая кошка!
– Нет, с бесчувственными бабами я дела не имею, – возражал Копыто, – подождем, пока оклемается, тогда уж…
– А если не оклемается?
– Ну, значит, не судьба!
– А ты как считаешь, Бормотуха?
– А я так считаю, что надо пока ее одежонку продать и купить на эти деньги выпивки. Шура с заправки ее шмотки запросто купит. Она же нам и самогонку продаст, она вчера варила, я точно знаю!
– Это дело! – оживился Копыто. – Шурина заправка тут близехонько, за час обернуться можно, самое большее – за полтора.
– Ну ладно, – проворчал Доцент, – раз вы так считаете – идите на заправку, а я пока ее тут покараулю. Кому-то же надо остаться…
– Договорились! – Бормотуха явно оживился. – Ну, ты тут без нас не скучай, мы быстро обернемся! Часа за полтора, самый край – за два…
Лиза незаметно приоткрыла один глаз и увидела, как два бомжа уходят с поляны по узкой тропинке.
Ага, понятно, эта тропинка ведет к шоссе, причем до него явно совсем недалеко, если они рассчитывают за полтора часа дойти, провести торговую операцию и вернуться… теперь вопрос только в том, чтобы до их возвращения обрести свободу!..
Тем временем третий бомж приблизился к ней, ворча себе под нос:
– Знаю я их, половину самогонки прямо там и выпьют, чтобы со мной не делиться… вот она, классовая борьба! Так что часа три точно прошляются. Ну ничего, я тоже время зря терять не буду.
С этими словами бомж наклонился над Лизой.
Она открыла глаза и застонала.
– О мадам! – удивился Доцент. – Вы, кажется, приходите в себя? Ну, это даже к лучшему! Как вы относитесь к тому, чтобы разделить со мной несколько приятных минут? Тем более что возражать вам все равно не приходится…
– Лучше уж с тобой, чем с теми козлами! – проговорила Лиза и даже соорудила на лице что-то вроде улыбки.
– Вот это правильный подход! – обрадовался Доцент. – Я всегда предпочитал добровольно…
– Ты вообще довольно симпатичный, – продолжала Лиза, – только вот какая же добровольность, если я связана?
– Э, нет! – Бомж хитро усмехнулся. – Думаешь меня перехитрить? Я видел, как ты дерешься! Стоит мне тебя развязать, и ты тут же удерешь! Нет, мадам, добровольно – это я ценю, но развязывать вас не собираюсь!
– Ну, сам посуди, как же мы будем это делать? Мне даже ноги не раздвинуть!
Лиза сделала вид, что задумалась, и вдруг ее осенило:
– А давай вот как сделаем. Ты мне только ноги развяжи, а руки оставь связанными. Что я тебе со связанными руками могу сделать?
Доцент задумался.
Лиза призывно улыбнулась и облизала губы:
– Ну, миленький, давай скорее! Я сама уже хочу!
Бомж отбросил сомнения, вытащил из кармана своего жуткого одеяния складной нож и одним движением перерезал веревку, связывавшую щиколотки Лизы.
В тот же миг Лиза вскочила, ударила его левой ногой в живот, а когда он согнулся от боли, хватая ртом воздух, добавила правой в челюсть.
Доцент беззвучно упал на землю и потерял сознание.
Лиза наклонилась, перекинула связанные руки вперед, едва не вывернув их из суставов, подняла брошенный бомжом нож и через секунду полностью освободилась от веревок.
Пнув напоследок бомжа, так что хрустнула его многострадальная челюсть, она зашагала по тропинке, по которой недавно ушли его приятели.
Правда, они унесли ее куртку, а в одной футболке в осеннем лесу холодновато, но пока что ее согревал адреналин.
Только пройдя по тропе около километра, Лиза сообразила, что вместе с курткой она лишилась всех своих вещей.
Банковские карточки – бог с ними, они все равно заблокированы, но вот ключ из сейфа Агнии Иволгиной тоже пропал, так что теперь ей нечего предъявить Елене Юрьевне…
Коля Бормотуха и Копыто подошли к автозаправке на шоссе.
Перед входом в стеклянный павильончик их охватила робость: Шура, здоровенная тетка средних лет, которая торговала всякими товарами не первой необходимости в этом павильоне, а заодно приторговывала самогоном собственного приготовления, отличалась крутым и очень переменчивым нравом.
Если попасть к ней в неудачный момент, можно об этом здорово пожалеть.
Правда, Коля Бормотуха считал, что знает верную примету Шуриного настроения: если она одета в необъятную вязаную кофту небесно-голубого цвета, значит, настроение у нее хорошее, и с Шурой запросто можно договориться. Если же на ней столь же необъятная розовая кофта – значит, лучше к ней и не подходить. Обругает последними словами, но это еще полбеды, может и чем-нибудь тяжелым запустить.
