Кровавый апельсин - Гарриет Тайс
– Что случилось?
– Ты сама знаешь, что случилось.
– Понятия не имею. Помню, как мы вошли в бар, а потом ничего, – говорю я. Страх уходит, но на его месте поднимается другой, совершенно безотчетный.
– Поэтому я не хотел, чтобы мы пили, – устало говорит Карл, и я вдруг понимаю, что он в тех же вещах, что вчера вечером.
– Ты на этом стуле спал?
– Элисон, я не спал. Я снова и снова думал, пытался понять, где оступился и как сделал тебя такой несчастной, что ты постоянно напиваешься до беспамятства.
Кажется, Карл сейчас встанет и, может, подойдет ко мне, но он просто ерзает на стуле, усаживаясь поудобнее.
– Разве я так много выпила? – удивляюсь я, мысленно подсчитывая. Пара джинов, полбутылки вина, плюс максимум еще один джин. Для полной отключки маловато. – Прости, я очень старалась держаться.
– Значит, плохо старалась. Для меня это неприемлемо. Ты даже за собой следить не можешь. – Карл показывает на меня пальцем. – Я сумел лишь дотащить тебя до кровати и снять с тебя платье, чтобы было удобнее. Ты была пьяна настолько, что не почувствовала начало месячных. Ты только посмотри на себя!
Я смотрю, вижу и чувствую, что зрелище мрачноватое. Но ведь после рождения Матильды именно этого человека я посылала за самым необходимым – за кремом для сосков, за кремом от геморроя, за прокладками для рожениц гигантского размера. Да я при родах обосралась прямо перед ним! С каких пор я так ему отвратительна?
– Как мы до такого дошли?
Я сажусь на крови и подтягиваю колени к груди. От этого движения кружится голова, и я сглатываю рвоту.
– Ты слишком много выпила, вот как, – говорит Карл с пренебрежением.
– Я имела в виду не сейчас, а в общем… – Потуги к рвоте становятся все сильнее.
– Ты… – начинает Карл, но что он говорит дальше, я не слышу, потому что в ушах звенит, перед глазами пляшут огоньки, кислота резко поднимается в горло, потом в рот.
Я вскакиваю и бросаюсь бежать, но платье, валяющееся на полу у кровати, путается в ногах, рвота пробивается наружу. Вот она повсюду – и на мне, и вокруг меня расплескалось вино вперемешку со вчерашними тапас. Карл встает и обходит лужи. Лицо у него перекошено.
– Не могу даже… – начинает он, качает головой, отводит взгляд, потом снова смотрит на меня. – Элисон, я такого не потерплю. Разберись со всем: за поступки нужно отвечать, сами собой проблемы не исчезают. Я уезжаю. Номер забронирую еще на ночь, чтобы ты все убрала, а сам поеду домой. Не возвращайся, пока не будешь в состоянии адекватно общаться с Матильдой.
Я бы спорила, умоляла бы его остаться, но мне слишком дурно: кислота разъедает мне пищевод. Вся в рвоте, я так и сижу на полу, не в силах даже извиниться. Карл уходит, хлопнув дверью, и в эту самую секунду меня накрывает вторая волна рвоты. Я успеваю добраться до туалета, где меня долго выворачивает, пока рвотные массы не сменяются тонкой желтой ниточкой желчи. Лишь тогда мне удается встать и доползти до кровати. Там я дремлю, пока вонь не становится невыносимой, а солнце не садится к горизонту.
Глава 13
Я вернулась из Брайтона и выбрасываю все из головы – стыд за состояние, в котором персонал увидел номер; поспешный отъезд. Единственным плюсом стало то, что бронировал отель Карл, поэтому везде фигурировало только его имя, а мое – нет. На этой неделе я каждый вечер пытаюсь сесть и обсудить с ним, что и где пошло не так, но каждый вечер Карл уклоняется от любых моих комментариев, прикрываясь вежливостью. Уклоняется он ловко – то работает допоздна, то рано ложится. Я готова сдаться. С каждым днем случившееся отходит все дальше на второй план. В четверг начинается слушание о признании вины по делу Мадлен, запрошенные мной показания свидетелей льются как из рога изобилия, полные подробностей и вариантов защиты. Карл говорить отказывается, зато словоохотливы потенциальные свидетели.
«Удивлена, что это не случилось раньше. Мадлен со стольким мирилась! Я видела раны, порой синяки у нее на лице и на руках. Летом 2017 года я с ужасом заметила у нее на кисти три сигаретных ожога. В чем дело, Мадлен так и не объяснила, но случайными те ожоги не казались, – пишет ее подруга Мод, мать однокашника Джеймса по приготовительной школе и флорист. Не просто флорист, а с адресом в Мейфере и с симпатичным дополнением в виде вечерних курсов, вроде тех, на которые мне одно время хотелось записаться. – А однажды я видела, как Эдвин с ней разговаривает – тон был ужасный, злость в чистом виде. Их сын Джеймс часто болел, и Эдвина это сильно раздражало. Думаю, он считал, что Мадлен слишком нежит мальчика. При мне он кричал на Мадлен за то, что она досрочно забрала Джеймса домой: „Поверить не могу, что ты так поступила! Я этого больше не потерплю!” Голос Эдвина звучал по-настоящему страшно».
Пока рассказ Мадлен о ее браке подтверждался полностью. Услышанное мной отлично впишется в убийство в состоянии аффекта и переквалифицирует убийство в непредумышленное, как я ей и обещала. Нам нужно доказать, что насилие в отношении Мадлен совершалось регулярно, что случившееся тем вечером стало последней каплей, что сказанное и сделанное Эдвином довело бы до крайности любого. Судя по откровениям Мадлен, так оно и было.
«Мадлен Смит – пациентка моей клиники общей практики на Уигмор-стрит с 2007 года. Все эти годы она обращалась ко мне с различными ранами и повреждениями, большинством поверхностными, но порой требующими больничного лечения. Воспоминания свои я освежил, пользуясь заметками, копии которых приложены к данному заявлению как Документ 1. Однако на общем фоне выделяются два случая, которые я прекрасно помню без заметок. Первый был летом 2009 года. Джеймс, сын Мадлен, в ту пору пятилетний, тоже был моим пациентом. Его доставили ко мне с сильной рвотой и диареей, таким обезвоженным, что потребовались госпитализация и введение регидрационных препаратов через внутривенную капельницу. Следующим утром Мадлен пришла ко мне с сильным ожогом на правом бедре. Она сказала, что накануне вечером так расстроилась из-за госпитализации Джеймса, что случайно пролила на ногу целый чайник кипятка. Держалась Мадлен странновато, но я списал это на естественное беспокойство о заболевшем сыне. Второй случай свежее,
