Александр Бондарь - Год Чёрной Обезьяны
— …в Краснодаре сейчас 8 часов 54 минуты. Нам позвонила Наташа и сказала, что завтра у её любимого, которого зовут Серёжа — он сейчас служит в армии, день рождения. Ему исполнится двадцать лет. Наташа очень надеется, что ты, Серёжа, слышишь сейчас эту передачу (мы тоже на это надеемся) и просит передать для тебя песню в исполнении твоей любимой певицы Алёны Апиной. Конечно же, мы присоединяемся к поздравлению. Песня сейчас прозвучит. Итак, Алёна Апина. «Я люблю, и я не сплю»…
Красиков повел плечами.
— Здесь полно людей. Не боишься, что увидят?
Он испугался — так холодно блеснули глаза у Лены.
— А ты передашь аккуратно. Если увидят, я тебя пристрелю.
Красиков смотрел на Лену внимательно. Он понял — нажмёт курок, не моргнув. Двумя пальцами достав из кармана оружие, положил его на стол и отпихнул Лене рукояткой вперед. Та перехватила пистолет, быстро спрятав его в кармане.
Старший инспектор поглядел примирительно и изобразил что-то вроде улыбки.
— Зачем нам ругаться? — Спросил он дружелюбно. — Мы бы вполне могли стать друзьями.
Лена медленно покачала головой.
— Не думаю.
— Могли бы договориться… — продолжал Красиков.
— С чертями в аду договариваться будешь.
— Что ты хочешь?
— Ответишь мне на пару вопросов.
— А если нет?
— А если нет — тебя вынесут. С простыней на лице. — Лена улыбнулась одними губами. Красиков поверил — действительно вынесут.
— Я тебе хочу кое-что предложить. — Сказал он вдруг. Мне нравится твоя живучесть, но так без конца ты не будешь бегать. Ты уложила двух ментов. А это все не так просто, как тебе, может быть, кажется.
Лена слушала с интересом. Пыталась понять, куда Красиков клонит.
— Я тебе предлагаю работу. Уберёшь одного человека. Справишься — получишь две штуки баксов и паспорт любой страны — какую выберешь. Ты сможешь исчезнуть отсюда. Насовсем исчезнуть. А так — думай. У тебя нет выбора.
Лена зло усмехнулась.
— Может, это тебя надо убрать?…
Красиков медленно покачал головой.
— Напрасно так. Я действительно не шучу. Мне нужны толковые люди.
— Я тоже. — Лена кивнула. И уверенно добавила. — Если сейчас ты не встанешь и не пойдёшь впереди меня, то тогда ляжешь. И будешь лежать, пока тебя не унесут. Быстро! Второй раз приглашать не буду.
Красиков внимательно посмотрел в глаза Лене, пытаясь прочитать там ответ, потом — на кончик глушителя, осторожно выглядываюший из-под газеты.
…В Краснодаре сейчас 9 часов 14 минут. Только что к нам позвонила Маша и попросила исполнить для её любимого Васи песню в исполнении Марины Журавлёвой «Забудь меня, забудь». Итак, Марина Журавлёва. «Забудь меня, забудь». Для Васи.
Красиков медленно поднялся с места и побрёл к выходу. По пути обернулся и бросил бармену:
— Я вернусь сейчас.
На улице никого не было. За деревьями уныло перемигивались огоньки далёких девятиэтажек.
— Налево. — Скомандовала Лена.
Красиков обречённо шёл туда. Отчего-то снова разболелась рука.
— К стенке стань. — Лена вынула из кармана руку, в которой держала пистолет с глушителем и аккуратно прицелилась.
Красиков остановился у старого зашарпанного забора. Он внимательно посмотрел в чёрный глазок пистолета.
— Что за материал был у Макарова?
— Какой материал? — Переспросил Красиков очень спокойно.
— За который ты его убил.
Красиков глядел на Лену с сожалением.
— Я — очень маленький человек. — Сказал он негромко. — Делаю то, что мне приказывают…
Тяжёлая пуля чуть слышно свистнула в четырёх сантиметрах от его уха. В заборе показалась дырка — небольшая и круглая.
— Я не верю тебе. — Лена смотрела на инспектора с ненавистью. Палец её лежал на курке. Дуло целилось прямо в лицо Красикову. — У тебя остался последний шанс. Скажи правду. О чём был материал?
Красиков колебался. Лена это увидела.
— Если ты меня сейчас грохнешь — тебе это всё равно ничего не даст. Сказал инспектор спокойно.
Пистолет в руке Лены хлопнул два раза подряд. Мелкая пыль от появившихся в заборе двух новых дырок кружилась в воздухе и тяжело оседала на землю. Красиков чувствовал, что протрезвел окончательно. Судорожно напрягшись, глядел он на маленькое чёрное дуло.
— Что вам всем от меня нужно? Зачем меня хотели убить? Зачем убрали Ахмета, Макарова? Зачем убрали сына Березовского?
Красиков видел, как палец, прижатый к курку неловко подрагивает.
— Это — профилактика. — Спокойно произнёс инспектор. — Все, кто хотя бы случайно, хотя бы обрывочно что-знает, должны умереть. — Он не отрываясь смотрел на палец. — Но я тут, правда, ни причём. Я — только исполнитель…
— Значит, я должна умереть… И ты мне предлагаешь на тебя работать…
Красиков медленно покачал головой.
— Ты убьёшь того, кто заказал твою смерть. Поможешь мне избавиться от этого человека — останешься жить. Ничего другого у тебя нет.
— Кто это?
Инспектор Красиков не отвечал. Потом лицо его обезобразилось мертвенно-бледной усмешкой.
— Я его знаю?
— Ты его хорошо знаешь.
Лена на мгновенье застыла. Она пыталась соображать.
— Если я соглашусь?
— Деньги получишь вперёд. Паспорт — после работы.
Лена скривилась.
— Это всё здорово, но только я тебе не верю.
— Прийдётся. — Старший инспектор кивнул уверенно. — Это твой единственный шанс.
— Но что я могла случайно узнать?
— Правда, не имею понятия. — Красиков растерянно помотал головой.
— Тогда ты сдохнешь…
Лена уверенно нажала курок, но вместо хлопка пистолет только щёлкнул. Она надавила второй раз, третий… Красиков облегчённо вздохнул. Лена отбросила пистолет в сторону и вытащила другой, который изъяла у самого Красикова. Она прицелилась и поймала насмешливый взгляд инспектора. Красиков спокойно ждал. Лена вытянула руку и четыре раза подряд надавила курок.
— Я его уже успел разрядить. — Сказал Красиков.
Лена опустила оружие.
— Тебе снова везёт.
Инспектор прикинул расклад сил: если бы не рука, он без труда бы сейчас справился с Леной. Та посмотрела на пистолет, теперь бесполезный, и, размахнувшись, швырнула его так далеко, как смогла.
— Наверное, ещё встретимся, — быстро сказала Лена, уходя.
Старший инспектор проводил её взглядом.
— Я в этом не сомневаюсь.
Лена проспала целый день и выбралась из гостиницы только вечером. Она ещё не решила, что делать. Блуждая пустыми кварталами ночного города, Лена увидела небольшую церковь. Строгие стены, окна с изразцами, купол, глядящий в небо. Она решила войти.
Служба уже закончилась. Женщина в платке гасила свечи. Лена постояла немного. Было тихо. Никто не обращался к ней, и никто не прогонял. Со всех сторон на Лену смотрели строгие лица с икон и фресок. Казалось, живые люди окружают её — более живые, чем те, кого она видела на улице. А молчат они — из вежливости. Что говорить?
Лена подошла к иконе Спасителя. Стояла, собиралась с мыслями. Она пыталась вспомнить какую-нибудь молитву. Но — без толку. Из памяти выплывали только безпомощные обрывки текстов.
Вдруг Лена вспомнила когда-то прочитанное в книжке — вольном пересказе Библии. Сборщик податей, человек порочный и грешный, молился в храме рядом с надменным фарисеем, который громко, во всеуслышание славил Бога за то, что ему (фарисею) ниспосланна особенная праведность и чистота. Сборщик податей не мог повторить подобного. В сердце у него было только раскаяние. Он опустил глаза к полу и сказал: «Боже, будь милостив ко мне, грешному». Молитвою своею он более угодил Создателю, нежели гордый фарисей.
Лена решила повторить эту строчку. Она огляделась кругом. Церковь была пуста. Женщина, что тушила свечи, куда-то вышла. Лена опустила глаза и, глядя в пол, тихо, еле слышно, прошептала молитву. Потом — ещё несколько раз.
Она опять посмотрела на Образ, пытаясь прочесть ответ. И тут увидела, что пальцы у Спасителя сложены, как бы при благословлении. Странно, что она раньше этого не заметила. Лена продолжала вглядываться в глаза Учителю. Она ощущала теперь особенный Свет, который проникал её всю насквозь.
Лена вспомнила ещё одну строчку из Евангелия. «Я с вами во век веков». Это сказал Христос. Когда-то у Лены появился вопрос: а почему не явственно, почему не открыто? Но сейчас стало, вдруг понятно. Разве люди заслужили? Разве она сама заслужила?
В притворе храма Лена услышала разговор.
— …несколько священников в рясах вышли из окопа, чтобы обойти наши позиции. Мы смотрели на них, как на самоубийц…
Лена подошла ближе и остановилась, прислушавшись.
— …Мы думали — сейчас их изрешетят пули. Но в этот момент стрельба, вдруг, затихла. Священнослужители с молитвой и с пением прошли вдоль окопов и точно также вернулись назад. Мы встали в атаку. Немцы были разбиты, и Кенигсберг был взят. Я ведь тогда даже не ходил в церковь, и если бы мне кто что подобное рассказал, я бы не поверил ему…
