Реджи Нейделсон - Красная петля
Толя резко умолк, протянул руку к фотографии, где он был юношей в кожаных штанах и с гитарой, и швырнул ее в мусорный бак; стекло разлетелось вдребезги.
– Я больше не помню этого сосунка, – сказал он.
– Что случилось в Москве? – спросил я.
– Я совершил одну глупость, – ответил он. – Заключил сделку с сомнительными личностями и кинул их. Не корысти ради, а потому, что они мне не нравились, вроде как для души. Я отмывал для них деньги и обманывал. Продавал недвижимость дороже, чем заявлял. Разницу прикарманивал. Похвалился друзьям в Москве. И какие-то ублюдки похитили Валентину и отрезали ей палец. Их, разумеется, не нашли, потому что все берут взятки. Я подумал: пора завязывать.
– Но не завязал.
– Нет. Я подумал тогда: подработаю еще немного. Пара-тройка небольших сделок, и все. И я продолжал. Начал прикупать в Нью-Йорке после 11 сентября, когда рынок просел. Сначала делал деньги на руинах коммунизма, теперь покупаю в Нью-Йорке то, что никому не нужно. Но не наживаюсь на чужой беде, все иначе, говорил я себе. Врал сам себе. Я отдавал деньги жертвам, чтобы очистить душу, много отдавал, но на душе все равно дерьмово. Порой не знаю, у кого покупаю, я действую через третьих лиц.
Волосы у меня встали дыбом.
– Ты обнаружил, что заключил какую-то сделку с теми же, кто в Москве мучил Валентину?
– Да, – сказал он. – Именно. Я не могу остановиться. Теперь знаю, кто я по жизни. – Он повернулся ко мне спиной, и на секунду показалось, что он плачет, но Толя развернулся и вполне спокойно произнес: – Что-то неважно выглядишь, Артем. Отвезу-ка тебя домой.
Мне и правда нездоровилось, на лбу набухала шишка, порез на руке кровоточил, но я все же спросил:
– Зачем тебе еще деньги?
– Ради чувства безопасности, – сказал он.
Дома я достал из ящика папки, украденные у Сида, отдал их Толе и отправился в душ. Я отдал ему лишь то, что уже просмотрел.
Я пустил воду погорячее, насколько мог вытерпеть. Меня лихорадило. Наверняка температура, решил я. Рука кровоточила, и я смотрел, как тонкая красная струйка смешивается с водой и стекает на мокрый кафель.
Выключив душ, я обернулся полотенцем, взял в спальне джинсы, натянул их, вошел в гостиную.
Толя сидел за столом спиной ко мне, с сигарой в руке, склонившись над папками. Обернулся. Лицо было бледным от разочарования.
– Это бред, – заявил он. – Параноидальная фигня. Маккей попросту врал мне. Тут ничего нового, все та же песня насчет вранья в газетах да истории его детства. Фигня, – он отшвырнул палки с такой злостью, что часть из них перелетела через стол и упала на пол. – Я думал, это тебе и нужно.
– Да пошел ты, Артем. Мне нужно недвижимость скупать, дела делать, нужны имена и телефоны владельцев, расклады в городе, кто за кем стоит, понимаешь? Сид говорил, что у него это есть. Или, может, ты нашел кое-что и не хочешь ни с кем делить?
Я опустился в кресло. Кровь не останавливалась, я посмотрел на нее и ответил:
– Я тебе потом позвоню.
– Конечно, – холодно произнес он.
Внезапно меня осенило: Ред-Хук для Толи – самоцель, мания. Он готов на что угодно, лишь бы заполучить свое. Вот что пытался подсказать мне Сид: Толя столкнулся с людьми, которые не собираются уступать ему, и это сводит его с ума.
– Домой поеду, – произнес он. – Если захочешь, найдешь меня.
Он достал из кармана золотую ручку, толстую, как сигара, блокнот, нацарапал в нем что-то, вырвал листок и кинул его на стол:
– Если понадоблюсь, вот кое-какие адреса. Я буду на связи, Арти, не надо гоняться за мной, не надо разыскивать, словно ты легавый, а я преступник.
Толя вышел, оставив в пепельнице непогашенную сигару.
Я принял еще аспирин, взял из ванной свежее полотенце, обмотал руку и позвонил Максин.
– Я ждала тебя, – сказала она. – Мы ждали всю ночь.
– Черт. Мне очень жаль. Честно. Я пытался позвонить тебе.
– Здесь сотовый не берет. Ты же знаешь. Мог бы позвонить моей маме домой.
– Я выберусь, как только смогу, солнышко, осталось утрясти самую малость. Я тут увяз немного. Кажется, у Толи Свердлова неприятности.
Я не хотел говорить ей, как мне досталось, не хотел прибегать к такому оправданию.
– Я не могла до тебя дозвониться, – спокойно промолвила она. – Ты говорил, что будешь вечером, после съезда. Я знала, что ты выехал рано, поэтому ждала к ужину. Звонила, но твой телефон не отвечал. Девочки вскочили среди ночи, тоже озадаченные: где же Арти? Я сорвалась. Наорала на них. Это тебе предназначалось. Потом стало совсем поздно, и я перепугалась.
– Макси, я свинья. Скажи, как там девочки? Чем занимались на неделе? В «Шесть флагов» ходили? Купались?
– Мы же ничего не знали про тебя.
– Прости.
– Ладно.
В размеренных репликах Максин слышалось недоверие. По складу она была сдержанна, почти никогда не срывалась, эмоции держала при себе.
– Как там погода?
– Нормально. Ураган надвигается, – сказала она.
– Вам не опасно там оставаться?
– Не хочу говорить о погоде.
– Еще один день – и я с вами. Обещаю.
– То есть сегодня тебя тоже не ждать?
– Я постараюсь.
Последовала долгая пауза. Десять-пятнадцать секунд она молчала.
– Знаешь что, Арти?
– Что?
– Не старайся. Не приезжай. Я не вынесу напрасного ожидания. Вечером ждать, утром надеяться… Теперь ты говоришь, что осталось еще одно дельце, еще на денек. Знаешь что? Не бери в голову, мы как-нибудь догуляем отпуск.
– Я приеду. Богом клянусь.
– Не надо. Серьезно. Арти, нечестно так поступать с девчонками: они спрашивают, когда ты приедешь, мы начинаем суетиться. У тебя есть дело в городе – так делай. Мы вернемся домой в конце недели. Соберемся снова вместе. Не надо тебе к нам сейчас.
– Я скучаю по тебе.
– В другой раз как-нибудь. В Париж съездим или еще куда. Будем снова вместе, ты и я. Но сейчас лучше тебе здесь не появляться.
Я пытался возразить, но Максин пропала – щелчок и обрыв связи. Я пробовал снова дозвониться, но не сумел.
Какое-то время я читал материалы из папок Сида. Полотенце на руке порозовело. Минут десять кровь не останавливалась, и я уже подумывал отправиться в травмпункт при больнице Сент-Винсент. Но сама мысль об этом была невыносима: тащиться туда, сидеть в холле среди наркоманов с передозом, мамаш с орущими младенцами, астматиков и стариков-сердечников. Я присел на край ванны, положил сигарету на раковину и перетянул руку, как сумел. Снова позвонил Максин. Она вышла, сказала ее мать.
В аптечке нашел две таблетки перкодана в пластиковом пузырьке, проглотил их и заснул. Когда проснулся, было уже темно, а простыня вся измазана кровью.
19
Лили сидела там, в баре, обхватив бокал. Она говорила, что бывает здесь чуть ли не каждую ночь, и я пришел, чтобы поговорить с ней о Толе. Сида Маккея Лили тоже знала.
Может, я просто искал предлог для встречи с ней, но я себя убедил. Я отыскал ее в баре почти за полночь. От обезболивающих в голове стоял туман.
Увидев ее, я дернулся и застыл в дверях как вкопанный. Она сидела спиной ко мне, в тонкой белой блузке, влажной от пота, который так и не высох до конца в прохладном баре.
Будто ощутив мой взгляд, она обернулась.
– Что случилось?
– Ничего. – Я подошел к ней.
– Неважно выглядишь, – заметила она. – У тебя шишка на голове.
– Какой-то козел в Бруклине долбанул мою машину, – объяснил я.
– Но ты цел?
– Наверное, мне лучше уйти.
– Ты же только пришел. Давай посидим немного, – Лили соскочила со стула у барной стойки и проследовала к столику у окна. Я сел напротив.
Зал был пуст, если не считать двух мужчин в дальнем конце и парочки, которая появилась из темной задней комнаты и поспешила на улицу.
– Ты искал меня, – сказала Лили. Это не было вопросом.
Я не ответил.
– Моя машина где-то в Бруклине, – произнес я. – Надо ее забрать. Все из-за какого-то придурка. Не дают проходу.
Она засмеялась.
– Тебя задержали? – спросил я.
– Ну да. Уроды. Похватали всех манифестантов, кто под руку подвернулся, и дня два мариновали в каком-то кошмарном месте у реки, практически без еды и питья. По правде сказать, неприятно, – добавила она. – Но зато разговоров – на месяцы. Всех достану насмерть. Порой я и сама себя достаю. Как мне осточертела эта политика, Арти.
– Тебе-то?
– Да.
– Вина хочешь?
Она кивнула.
Я подошел к стойке, заказал выпивку. Китайский паренек, подменявший хозяина, налил два бокала белого вина, принял деньги и снова взялся за книгу, кивая в такт музыке из колонок, какой-то ерунде в стиле техно. Ну и славно, подумал я. Не хотелось слушать ту музыку, которая когда-то так нравилась нам с Лили, ту, что всегда ставил хозяин бара. Я возвратился к столу.
– Спасибо, – сказала Лили.
– Не думаю, что высижу долго здесь с тобой.
– Можем поговорить о выборах. Чтобы расслабиться.
Нащупывая пачку сигарет, я брякнул, не подумав:
– Не разрешай мне спать с тобой. Дай слово.
