Галина Романова - Семь лепестков зла
– Вот ерунду затеяли так ерунду, – ворчала она, доставая праздничную скатерть из старинного комода, доставшегося от бабушки. – Сало с грибами! Нашел, старый пень, чем гостей угощать!
Она встряхнула скатерть, опустила на стол. Мягкая тонкая ткань тут же влипла в стол, повиснув красивыми складками. Следом пошли праздничные тарелки, столовый набор ножей и вилок. Фужеры надо бы достать хрустальные, из простых – не дело. Так они в коробке на антресолях, она не достанет. А Мишу просить сейчас бесполезно. Мечется, как ненормальный, ничего не видит, никого не слышит.
Слава богу, слава богу, Альбина приехала! Теперь все станет по другому. Было вроде неплохо, нормально, стабильно, но как то без особой радости он тут жил. Но теперь станет все просто замечательно. И Миша перестанет наконец засыпать с напряженным обиженным лицом. И не будет подолгу стоять у окна и думать о чем то неприятном. И молчать, молчать подолгу. И когда придут гости, он не встанет уже в разгар ужина и не выйдет на воздух, будто бы подышать. А сам все на дорогу смотрит и смотрит.
Стол получился красивым, праздничным. И грибы, на удивление, съели быстро. Карпу тоже досталось, одна голова и осталась на блюде неприкаянной. Хозяйка пошла за чайником, когда Альбина вдруг вспомнила про пирожные и убежала тут же к машине.
– Как у вас с ней, а? – пользуясь отсутствием женщин, спросил Сучков у Сергея. – Давно вместе?
– Нет, – Иванцов настороженно смотрел на дверь, чтобы не быть застигнутым за запретными разговорами. – И сначала все было очень плохо, Михаил Иванович. Очень!
– А сейчас все очень хорошо? – посмеиваясь, предположил Сучков. И тут же погрозил: – Смотри у меня! За Альбину голову оторву.
– Я тоже! – криво ухмыльнулся Иванцов и стукнул себя кулаком в левую сторону груди. – Так зацепило… Что… Но она ведь сами знаете какая!
– Знаю, – Сучков добродушно подмигнул. – Замечательная!
Потом они все вместе пили чай, болтали, хохотали, не пойми над чем, едва ли не до слез. Сучков рассказывал всякие комические случаи из своей новой жизни дачного пенсионера. Они снова смеялись. Потом все вместе убирали со стола, топтались у раковины, моя посуду. Дергая друг у друга из рук, вытирали, пристраивая на полках. К машине вышли, когда на улице уже заметно стемнело.
– Ну, хорошие мои, – жена Сучкова расцеловала Альбину с Иванцовым. – В выходной ближайший – к нам! Познакомим вас с нашими друзьями…
– Очень интересно им с пенсионерами в карты играть! – фыркнул Михаил Иванович.
– Познакомим вас с нашими друзьями, – с напором повторила она, нелюбезно покосившись на мужа, поплотнее задернула теплую куртку, наброшенную на плечи. – И нажарим уже хорошего шашлыка, на ребрышках, сочного, ум-мм, пальчики оближете! Так как?
– Постараемся, непременно постараемся, – пообещал Иванцов, объевшийся, разомлевший, с поплывшим от сытной еды и приятного общества взглядом и мечтавший поскорее очутиться дома с Альбиной. – Если не выйдет, позвоним.
Руки пожали, расцеловались, Иванцов сел за руль, Альбина полезла на пассажирское сиденье и вдруг вспомнила.
– Михаил Иванович, совсем забыла! – шлепнула она себя ладошкой по лбу, свесив одну ногу из машины, намереваясь снова вылезти, Иванцов не позволил, вцепился в рукав и удержал.
– Да, да, Альбиночка?
– Вы не помните, нигде у нас с вами не фигурировал господин Смирнов?
– Смирнов, Смирнов… Это который владелец заводов и пароходов? – Сучков нахмурился.
– Он самый! Что то крутится в голове, а не могу сопоставить, – пожаловалась она и ногу подобрала, Иванцов уже просто тащил ее обратно в машину.
– И у меня крутится, но… Ладно, не печалься, детка, вспомню. И позвоню, – пообещал он. – К утру, думаю, всплывет…
Они не успели доехать до дома, разделившись по машинам возле кафе, когда Сучков ей позвонил.
– Говорить можешь, Альбина? – деловито осведомился он, став сразу прежним, а не размякшим от дачной свободы пенсионером.
– Конечно, Михаил Иванович! – воскликнула она, прижимая подбородком к воротнику мобильник, как раз перестраивалась и чуть не въехала в зад пассажирскому автобусу.
– Я ведь вспомнил этого Смирнова! – не без гордости похвалился он.
– Да-а-а?! И??? – Их сегодняшнее бурное примирение давало ей право говорить с ним, как раньше – лаконично, без манерности.
– Это родной дядька…
Неужели Влада?!
Она чуть не расхохоталась от этой нелепой идеи, отрицаемой самыми близкими людьми погибшего Сиротина. Ну, нет же, нет! Михаил Иванович, вы совсем не то вспомнили!
– Чей?! – У нее аж горло перехватило.
– Не перебивай, стрекоза! – шутливо прикрикнул на нее Сучков. – Это родной дядька помершего бизнесмена Рыкова.
– А фамилии? Фамилии почему разные?! – Ей голову чуть не разорвало от того, что в нее тут же полезло.
– Померший Рыков носил фамилию отца. А Смирнов ему дядька по матери. Я ни разу с ним не встречался, с претензиями он у нас не был, из за уплывшего мимо носа наследства не бесился. Какая то у них вышла ссора на ранних стадиях развития рыковского бизнеса. И они будто не знались несколько лет и даже не здоровались. Но кое кто мне шепнул, что смерть племянника он тяжело переживал. Даже, болтают, напился в ресторане и покрушил там мебель и витрины.
– Ух ты! И наряд вызывали?
– Смеешься, стрекоза? Это же был его ресторан!
– Понятно… – выдохнула она, потрясенная.
– Понятно ей! – фыркнул Сучков недоверчиво. – Мне зато непонятно! А чтобы было понятно, я… это… Короче, завтра встречаемся в нашем кафе, и вы все рассказываете. Вопросы есть?
Она промолчала.
– Вот и славно. Вопросов нет. Завтра в три! Оба! И это… Готовьтесь к допросу с пристрастием.
– Чего это? – удивилась она.
– А я соскучился! – и Сучков впервые с момента увольнения счастливо расхохотался.
Глава 14
Настя полулежала в плетеном шезлонге в новом доме матери, лениво наблюдая за гостями сквозь полуопущенные ресницы.
Вернее, дом принадлежал будущему мужу матери, но ведь это только пока. Потом то все здесь, все перейдет к ней. И сам дом – огромный, как крепость с башенками, балкончиками, узкими, как бойницы, окнами. И сад, прекрасный, пышный, остающийся зеленым даже сейчас, в разгар золотой осени. Потому что состоял сплошь из хвойных пород, завезенных откуда то оттуда…
Было еще два бассейна: один в доме в цокольном этаже, второй – с подогревом – на улице под прозрачной куполообразной крышей, чтобы не заносило снегом, мусором, чтобы в дождь не лило на голову.
В доме было множество комнат. Она даже не сосчитала их еще до сих пор. Время будет. Комнаты были очень богатыми, просто до неприличия богатыми. Ее ноги утопали по щиколотку в высоком ворсе ковров. Задница проваливалась в мягкие кресла, обитые шелками, гобеленами. Вид из окон тоже был потрясающим, не то что в ее доме, доставшемся в наследство от Виталика.
Вспомнив о покойном муже, она раздраженно шевельнулась.
Мать могла бы и повременить с его кончиной. Все торопится, торопится. А куда? Своего то теперешнего избранника вроде не торопится отправлять на тот свет. На Настин вопрос вчера неопределенно пожала плечами и отмолчалась.
– Что то я не поняла, мам?! – возмутилась она. – Ты что, собираешься жить с этим дедушкой долго и счастливо и умереть в один день?
– Тьфу-тьфу-тьфу! – Мать суеверно поплевала через левое плечо, уже успевшее украситься жакетом из стриженой норки. – Я помирать пока не собираюсь. Но и ему… Тоже пока не время.
– Ты что, влюбилась в него??? – опешила Настя и вытаращилась на мать сумасшедшими глазами. – Влюбилась??? А как же твой Толик??? Он же вернется! И что?!
– Ох, Настя, какая же ты глупая! – Мать покачала головой, и бриллиантовые серьги – очередной подарок жениха – плавно качнулись в такт. – При чем тут Толик?! Таких Толиков у нас с тобой…
– Таких, как Дэн, уже не будет! – надула Настя губы и вдруг всхлипнула. – Зачем ты так с ним, а?! Зачем?! Он же…
– Он же! Мы же! Они же!!! – тут же завелась мать с полоборота. – Твой Дэн потаскун и убийца! Психология у него такая! Нутро, понимаешь?! Его не переделать!
– Он все это делал для нас, мама! – возразила Настя со слезой.
– То, что он делал для нас, доча, он потом может запросто сделать и с нами. Так что забудь о нем. А что касается Толика, то… – и тут мать вдруг вцепилась в ее щеку, повернула ее лицо на себя. – То тебе ведь понравилось с ним трахаться, а? Признайся, понравилось? Как тебе жеребец, а?!
– Мам, ты чего? Я ничего такого…
Настя попыталась освободить щеку, которая, казалось, сейчас лопнет. Пальцы матери были что клещи.
– Ничего такого, говоришь? – Мать смотрела на дочь почерневшими от гнева глазами. Ее лицо подергивалось, губы сделались сизыми и противными. – Знаю я, что ты с ним могла сотворить. Знаю! И поэтому… Я тебе его дарю, детка. Дарю!
– Толика?! Даришь?! Чего это вдруг? А ты? Ты как же без него?
