Дик Фрэнсис - Миллионы Стрэттон-парка
— Здесь ипподром, а не ярмарка, — испугался Роджер.
— Это же Пасха, — напомнил я ему. — Это же день восстановления доверия. Это день, когда забывают о бомбах, день, когда чувствуют себя в безопасности, день, когда просто отдыхают. Те, кто придет сюда в понедельник, не будут вспоминать о страшном несчастье, которое произошло за этой новой оградой. — Я помолчал. — И мы разожжем огни над всем этим местом и сегодня, и завтра ночью и выставим у конюшен и букмекерской столько сторожей, сколько только можем собрать.
— А расходы?! — поразился Роджер.
— Проведи понедельник как следует, и Марджори оплатит охрану.
— Ну и зараза же вы, вы это знаете? — Он почти легкомысленно улыбнулся и собрался бежать к своим электрикам, но зазвонил телефон.
— Алло, — ответил Роджер.
Потом: «Да, миссис Биншем» и «Сейчас же, конечно, конечно». После чего повесил трубку.
Новость, которую он передал мне, заключалась в следующем:
— Она говорит, что Конрад с Ярроу сейчас у нее, они показали ей свой проект, и она хочет, чтобы мы сняли здесь, в конторе, копию.
— И Конрад согласился? — поразился я.
— Похоже, да, при условии, что мы запрем копию в сейф.
— Изумительная женщина, — сказал я.
— Каким-то образом она держит Конрада на крючке. Я это замечал и прежде. Стоит ей нажать, как он сникает.
— А, все они шантажируют друг друга!
Он кивнул.
— Слишком много вокруг них тайн, хорошо оплаченных или хорошо замазанных.
— Приблизительно так же выражается и Дарт.
Роджер показал на дверь комнаты своего секретаря:
— И копировальная машина, и сейф здесь. Конрад с Ярроу уже идут сюда.
— В таком случае я испаряюсь, — сказал я. — Подожду в вашем джипе.
— А когда уйдут — обратно к своему автобусу?
— Если не возражаете.
— Давно пора, — коротко бросил он, открывая мне дверь, и я заковылял прочь от его конторы.
Я кое-как боком протиснулся в джип, откуда наблюдал, как приехали Конрад с Ярроу, которые привезли с собой огромных размеров папку, и как потом они уехали с недовольными, красными физиономиями.
После их ухода Роджер принес снятые копии в джип, и мы вместе стали их разглядывать.
По его словам, планы были на трех больших листах с синими линиями на бледно-серой бумаге, но из-за того, что копировальная машина меньше по размеру, они получились как будто сжатыми и с черными линиями. На одном листе был план первого этажа. Другой представлял собой вертикальную проекцию всех четырех сторон. Третий походил на беспорядочное переплетение тоненьких, как нитки, линий, образующих трехмерный план здания.
— Что это еще такое? — удивился Роджер, а я, нахмурившись, склонился над этим листом. — В жизни не видел ничего подобного.
— Это аксиометрический чертеж.
— Чего-чего?
— Аксиометрическая проекция — план здания в трех измерениях, что намного проще, чем мучиться с подлинными перспективами. Вы поворачиваете план под любым углом и продолжаете вертикали дальше… Простите, что забиваю вам голову, — извинился я. — Вы сами напросились.
Роджеру легче было разобраться с проекциями.
— Батюшки, — сказал он, — так ведь это какой-то стеклянный параллелепипед.
— Не так-то плохо, совсем даже неплохо. Незаконченно, но неплохо.
— Ли!
— Извините, — сказал я. — Как бы там ни было, я бы не стал его строить в Стрэттон-Парке, а возможно, и вообще в Англии. Эта штуковина просится в тропики, где необходимо мощное кондиционирование воздуха. Но в здешней местности здание не обещает быть ультракомфортабельным.
— Это уже лучше, — с облегчением промолвил Роджер.
Я посмотрел на правый верхний угол каждого из листов. На всех трех была простая надпись «Трибуны клуба», «Уилсон Ярроу, ДАА». Единоличное авторство. Никаких партнеров, никакой фирмы.
— Лучшие трибуны ипподрома построены в Арлингтон-Парке под Чикаго.
— А я считал, что вы не увлекаетесь скачками, — заметил Роджер.
— А я там и не был. Просто видел планы и снимки.
Он рассмеялся.
— А мы не можем завести себе такие же?
— Вы можете воспользоваться их идеей.
— Хорошо бы, — проговорил он, снова сбивая копии в аккуратную пачку. — Подождите, пока я суну их в сейф.
Он ненадолго вышел, вернувшись, сел за руль, и мы направились к его дому, всего в полумиле от конторы. Там мы не нашли ни души: ни детей, ни жены.
Они оказались в автобусе. Ребята пригласили миссис Гарднер на чай (сандвичи с тунцом, хрустящий картофель и шоколадные вафли), и теперь все сидели, уставившись в телевизор, где показывали футбол.
Когда Гарднеры ушли, Кристофер высказал ей самую высокую похвалу: «Она понимает даже, что такое офсайд».
Футбольная передача продолжалась. Я востребовал свою койку, сместив с нее одного-двух зрителей, и лег на живот, пытаясь смотреть передачу. После последних кадров (повтора всех забитых на той неделе голов) Кристофер приготовил всем ужин — консервированные спагетти на тостах. Затем мальчики выбрали видеокассету из полудюжины фильмов, которые я взял напрокат во время последней охоты за развалинами, и стали смотреть кино. Я лежал, чувствуя крайнее измождение после этого необыкновенно длинного дня, и где-то к середине фильма благостно заснул.
Я проснулся в три часа ночи, все еще лежа плашмя, так и не раздевшись.
Автобус стоял, погрузившись в темноту и абсолютную тишину, все мальчики посапывали на своих полках. Я обратил внимание, что они не стали меня будить, а просто прикрыли одеялом.
На столе в изголовье моей койки стоял полный стакан воды.
Я посмотрел на него с благодарностью и приятным изумлением, и в горле у меня встал комок.
Накануне вечером, когда я поставил там стакан, Тоби, для которого после взрыва все, выходящее за рамки заведенного порядка или привычных действий, вызывало трепетное беспокойство, спросил, зачем я это делаю.
— В больнице, — объяснил я ему, — мне дали таблетки, чтобы я выпил, если проснусь среди ночи и заболят порезы.
— А. А где таблетки?
— У меня под подушкой.
Они кивнули, приняв информацию к сведению. Я скоро проснулся и выпил таблетки, о чем они поговорили между собой утром.
Так вот, в эту ночь стакан снова появился на том же месте, чтобы я мог попить, и его поставили туда мои сыновья. Я выпил таблетки и, лежа в темноте, чувствовал себя одновременно и отвратительно больным, и замечательно счастливым. Утром, которое выдалось великолепным, мальчики открыли все окошки навстречу свежему воздуху, и я раздал им пасхальные подарки, которые Аманда спрятала в сундучок под моей койкой. Каждый мальчик получил шоколадное пасхальное яйцо, книжку в мягкой обложке и маленькую ручную компьютерную игру.
— Она хочет поговорить с тобой, папа, — сказал Элан и подал мне телефон, и я сказал ей «Хай», «Счастливой Пасхи» и «Как там Джеми?».
— С ним все в порядке. Ты хорошо кормишь детей? Ли, сандвичей и консервированных спагетти недостаточно. Я спрашивала Кристофера… он говорит, ты вчера не покупал фрукты.
— Они ели бананы и корнфлекс сегодня на завтрак.
— Нужны фрукты и свежие овощи, — сказала она.
— О'кей.
— А можете вы продлить ваше путешествие еще и в среду и в четверг?
— Как скажешь.
— Да. И сдай их одежду в стирку, хорошо?
— Обязательно.
— Не нашел еще подходящей развалины?
— Ищу.
— Мы проедаем сбережения, — напомнила она мне.
— Да, знаю. Мальчикам нужны новые кроссовки.
— Можешь купить их.
— Ладно.
Разговор, как обычно, ограничился преимущественно заботой о детях. Собравшись с силами, я сказал:
— Как прошел вечер у сестры, весело было?
— Чего? — В ее голосе послышалась недоверчивость пополам с настороженностью, потом она произнесла: — Чудно, прекрасно. Она шлет тебе привет.
— Спасибо.
— Береги детей, Ли.
— Да, — сказал я, потом «Счастливой Пасхи» и «До свидания, Аманда».
— Она попросила позвонить ей завтра вечером, — сообщил мне Кристофер.
— Она думает о вас. Она хочет, чтобы мы день-два еще поохотились за развалинами.
Удивительное дело, ни один не возражал. Конечно же, все сидели, уткнувшись в свои попискивающие и поблескивающие огоньками игры.
В дверь громко постучали, и тут же в автобус просунулась голова Роджера.
— Ваш приятель Генри, — сказал он мне, — приехал сам на машине с низкой платформой, а с ним шесть огромных грузовиков с большим шатром, и он не хочет ничего разгружать, пока не поговорит с вами.
— Большой шатер Генри! — задохнулся от восторга Кристофер. — Тот, который у нас был над пабом, пока ты не построил наш дом?
— Точно.
Ребята моментально позакрывали окошки, и не успели мы оглянуться, как они уже стояли на дороге в предвкушении огромного удовольствия. Роджер беспомощно махнул им рукой в сторону джипа, и ребятня набилась на заднее сиденье, толкаясь и дерясь за любимые места.
