Частное лицо - Валерий Николаевич Михайлов
– Кого ждём? – спросил я.
– Сиди молча, – огрызнулся он.
Прислонившись к чему-то спиной, я, наверное, задремал, потому что перед моим взором предстала вереница человеческих силуэтов, а сзади, из-за спины послышались голоса:
Мужской:
– Кто эти люди? Кто пришел?
Женский голос:
Как и просил ты: Патриоты.
Все уважаемый народ —
Плуты, мошенники, пройдохи.
Опора и поддержка короля,
Или того, кто знает путь к их сердцу.
Монета звонкая, иль почесть, или пост —
Из них любой имеет свою цену
И больше не запросит никогда
Не то, что те, что за идею гибнут.
Такие за идею лишь пошлют
На смерть другого, кто настолько глуп.
К тому ж по каждому льет слёзы в три ручья
Петля, иль гильотина или пуля
Что заставляет с рвеньем их служить, как никого
Другого. Ведь ответят, и знают чем…
Мужской голос:
А что, скажи, здесь честных нет в помине?
Женский голос:
Уж не о тех ли спрашиваешь ты,
Кого рабами совести зовём мы?
А совесть – самый злобный из врагов…
Мужской голос:
Так ты не любишь совесть?
Женский голос:
Не люблю. А кто же любит это воплощенье
Всех козней дьявола? Она лишь хороша
Когда в душе другого воцарится
Когда хотим, чтоб он служил нам верой
И не за деньги, и не за металл
А лишь за слово, что зовется честью…
– Приготовься, – прошептал Клименок, больно двинув меня локтем.
Совершенно не зная, к чему и как приготавливаться, я приготовился бежать, и начал внимательно всматриваться в строительный мусор. Через минуту земля разверзлась и из-под неё на лунный свет выбрались две человеческие фигуры.
– Приготовься брать, – прошептал Клименок.
Когда восставшие из ада отошли на безопасное расстояние от дыры в иной мир, Клименок вскочил на ноги и громко крикнул:
– Стой, буду стрелять, вы окружены!
Разумеется, они не подумали стоять, а бросились бежать.
Мы кинулись за ними. Хорошим спринтером я никогда не был, и если бы тот, за кем я гнался, не споткнулся о какую-то фигню… Но он споткнулся, и я, чувствуя себя каким-нибудь Пеле, со всей силы двинул его ногой в живот. Не зная, что делать дальше, я навалился на него всем телом. Он жалобно взвыл и обложил меня матом.
– Вот так зарождался гомосексуализм, – торжественно изрек надо мной Клименок. – Отпусти этого Ромео.
Ромео оказался сыном служанки, вспомнить бы его имя. Джульетта, её взял Клименок, по логике вещей должна была быть его невестой. Что ж, как выяснилось чуть позднее, логика вещей не подвела.
– Ну что, граждане задержанные, пройдемте, – строго сказал Клименок, когда мы с Ромео вернулись в вертикальное положение.
– Куда? – встревожено спросил Ромео.
– В дом твоей матушки. Или тебе есть куда нас пригласить ещё?
Приглашать ему было некуда, но, судя по выражению лица, встречаться с матерью ему тоже не хотелось. Так как единственной альтернативой было отделение милиции, все сошлись на том, что дом матери будет наименьшим злом. Через пять минут мы уже ломились к ней в дверь.
– Кто там? – услышали мы сонный голос из-за двери.
Клименок несильно пнул Ромео в бок, и тот ответил.
– Мама, это я. Открой.
– Руслик, сынок, что случилось? – накинулась она на него, ещё не успев открыть дверь.
Когда она поняла, что он не один, то на мгновение остолбенела, а потом повела себя так, как повела бы себя любая мать. Она начала кудахтать и суетиться, как снесшая очередное яйцо квочка, повторяя на разные лады: Что случилось? Я этого не вынесу! И так далее.
– Вы русские народные сказки читали? – строго спросил у неё Клименок.
– Да, а что? – опешила она.
– Помните как там? «Накорми, напои, спать уложи, а потом и спрашивай?».
– Ах, да, проходите на кухню, я сейчас.
И через десять минут мы сидели за столом и уплетали что-то среднее между поистине королевским поздним ужином и поистине королевским ранним завтраком.
– Так что они натворили, Николай Васильевич, куда влезли? – осмелилась спросить служанка, когда наша скорость пожирания деликатесов уменьшилась.
– Пока, – Клименок так четко сделал акцент на этом «пока», что даже у меня по спине пробежали мурашки, – я не собираюсь им ничего предъявлять, но взамен хочу услышать правду, только правду и ничего кроме правды.
– Хорошо, – согласился Руслан.
– Тогда для начала представь нам свою Людмилу.
– Это – Вася. Она учится на экономиста.
– Как Карл Маркс? Знаете, кто это такой?
Его вопрос заставил Васю улыбнуться.
– Конечно, знаем, – ответил Руслан.
– А теперь, Руслан, раз ты знаешь, кто такой Карл Маркс, рассказывай.
– Что?
– Всё.
– А что тут рассказывать. Я живу в общежитии, Вася снимает комнату с подругами. На гостиницы денег нет. Где-то нам надо встречаться?
– А где вы, кстати, встречаетесь? Судя по всему, мамочка тебя не ждала.
– Я и не знала ничего. Паршивцы, хотите, чтобы меня места лишили?
– Они думают только гормонами. Это возрастное. Так где вы встречались?
– У меня есть ключ от задней двери.
– А как щеколды или задвижки? – спросил я.
– А, это одно название.
– И? – вернул его к главной теме повествования Клименок.
– Мы пробирались в ритуальный зал. У этих он считается священным местом, и кроме особых случаев они туда ни ногой.
Судя по виду служанки, эти откровения могли закончиться для неё сердечным приступом, но она держалась молодцом, надеясь, наверное, что беда пройдет стороной.
– Это твое? – спросил Клименок Васю, показывая ей злополучный бисер.
– Да, у меня бусы порвались. Мы начали собирать, а тут этот козёл вылез…
– А ты знаешь, что ещё немного, и это было бы убийством по неосторожности?
– Но мы не хотели, – жалобно пролепетала она.
– Не хотели бы, не полезли, – оборвал её Клименок.
Судя по тому, что она покраснела, она была из понятливых.
– Меня вы тоже видели? – спросил Клименок.
Руслан с Васей переглянулись, затем она сказала:
– Нет. До этого нет.
– Послушай, правда избавит меня от необходимости вас больно бить. Намек понят?
– Да, мы были там в ту ночь, – признался Руслан.
– Отлично. А теперь давай подробнее.
– Мы как обычно дождались, пока все улягутся спать, а потом пробрались в дом. Едва начали подниматься наверх, как дверь в комнату этой, которую убили…
– Мы с Ватсоном называем её Шапокляк, – доверительно сообщил Клименок.
Руслан рассмеялся. Вася тоже немного прыснула. Одной служанке было не до смеха.
– Так вот, едва мы начали подниматься, как дверь в комнату Шапокляк открылась,
