Хозяин тайги - Борис Андреевич Можаев
– Знаю.
– И… у меня есть опасения, что ночью к нему попытается проникнуть кто-либо из возможных сообщников, чтобы увести его отсюда, либо… Вы понимаете?
– Понимаю.
– Медвежий ключ надежно перекрыт. Если он пойдет сверху, его там схватят. Но если он предупрежден кем-то насчет засады… Если он опытный и рисковый, то может двинуться туда вдоль реки, по берегу, именно по этому берегу.
– Понятно. Человек прячется где-то на этом берегу.
– Но он может и по реке пойти.
– Как, по открытой реке, на моторе? – удивилась Инга.
– Зачем на моторе? Вдоль берега, отталкиваясь шестом. В тени деревьев. Луна будет как раз светить справа… Значит, тот берег будет освещен, а этот в тени. Я бы сам здесь продежурил всю ночь. Но не могу оставить Зуева одного. С ним сесть здесь – тоже не могу. Он исхитрится каким-нибудь сигналом предупредить об опасности. Он у меня на сильном подозрении. То, что он ночью был там, я теперь не сомневаюсь. Но нам нужны его сообщники. Иначе вывернется. Он скользкий, как угорь.
– То есть вы хотите, чтобы я осталась здесь, в засаде? – спросила Ингани.
– Да. Вы любили Калганова. И вы должны помочь нам уличить его убийцу.
– Я согласна, – ответила без промедлений. – Вон, на самом юру под тем ильмом натяну полог. Меня с реки не заметят, я же смогу увидеть даже плывущее бревно. Только заберите от меня собак.
– Собак заберу. А лодки останутся здесь. Если кого-либо заметишь, останови. Будет уходить – стреляй! А в лодке, по реке захочет уйти – стреляй не в лодочника, а в лодку. Мы прибежим и пойдем вдогонку. У лодки Зуева мотор сильный. От нас не уйдет.
– Я вас поняла. Буду всю ночь сидеть как сова.
19
Два выстрела с коротким промежутком раздались с реки в первом часу ночи. После сытной ухи и легкой выпивки загонщики уже спали в палатках. Возле костра сидели только Путятин, Коньков да Кончуга. Зуев с Дункаем храпели под небольшим пологом, натянутым возле самого ручья, где поменьше комарья. Сырости они не боялись – для подстилки прихватили с собой две больших медвежьих шкуры.
Эти выстрелы всполошили только собак да Зуева с Дункаем, а загонщики в палатках и не почухались.
Коньков, как спринтер после знака, поданного стартовым пистолетом, рванулся в таежную темень за собаками, далеко оставив всех позади себя. Он поспевал за собаками огибать буреломную заваль и выворотни, словно держал их на невидимой шлее, и, не успев даже запыхаться, через какую-то минуту выбежал на бугор к тому ильму, где был натянут полог. Коньков сунулся было в полог, но там никого не было.
Инга покрикивала внизу, от реки:
– Лодку вытащи насухо! Так, а теперь брось шест и не вздумай вильнуть или побежать… Уложу как зайца. Подымайся на берег!
Коньков сам хотел спуститься вниз, но за спиной услышал хруст валежин и тяжкое пыхтение. Он посветил фонариком – Зуев! «Ах, сволочь! Не спал и даже не раздевался…» – успел подумать Коньков.
– Что здесь за стрельба? – спросил Зуев, щурясь и заслоняясь руками от света.
– Сейчас узнаем.
Пока Инга вела по откосу какого-то здоровенного мужика сюда, к ильму, подоспели и Дункай, и Кончуга, и Путятин.
Задержанный шел сутулясь, низко опустив голову, за ним – Инга, держа его под прицелом; оплечь висел у нее второй карабин с раздробленной ложей. Коньков высвечивал их обоих фонариком. Задержанный наконец поднял голову, и все увидели его скуластое, блестевшее от пота лицо, мертвенно-синее от страха.
– Кузякин! – удивился Коньков. – Ты что, с неба свалился?
– Шел вдоль берега, на шесте, с выключенным мотором, – сказала Инга за Кузякина. – Я его окликнула. Он развернул лодку и стал заводить мотор. Я выстрелила в мотор. Тогда он поднял со дна лодки карабин. Я выстрелила в карабин. Вот, ложу раздробила, – Инга сняла с плеча карабин и протянула его Конькову. – Я крикнула ему, если не причалит к берегу, продырявлю голову, как пустую банку. Он понял, что с ним не шутят. Вот и причалил.
– У кого вы взяли карабин? – спросил Коньков Кузякина.
– Зуев дал, – ответил тот, глядя себе под ноги.
– Врет он! – крикнул Зуев.
– А вы помолчите! – строго сказал ему Коньков и опять Кузякину: – Как вы здесь оказались? Куда шли?
Кузякин мотнул головой, как притомленная лошадь, и опять уставился себе на ноги.
– Кашевара Слегина шли выручать? Отвечайте! – повысил голос Коньков. – Зуев вас послал?
– Да. Сегодня утром…
– Сволочь! – крикнул Зуев.
– А мясо у кого брали? Тоже у Зуева?
– Да.
– Врет же он! Врет! – надрывался Зуев.
– Да чего уж там? – глянул на него виновато Кузякин. – Не все ли равно теперь?
– Дубина! – сказал Зуев и отвернулся.
– Где брали мясо? – спросил Коньков.
– Тут недалеко есть тайник. – Кузякин кивнул на Зуева: – Он сам покажет.
– Ладно… – зло покривился Зуев. – Я покажу… Но имей в виду – ты сейчас сам себя приговорил к смерти.
– Разговорчики! – прикрикнул на Зуева Коньков. – И Слегин там прячется?
– Там, – ответил Кузякин.
– Значит, ты шел, чтобы вывезти отсюда Слегина?
– Да!
– Врешь, мерзавец! Ты шел, чтоб его зарезать. Убрать, чтоб не проболтался, – сказал Зуев со злобным азартом.
Коньков посмотрел на Зуева, потом на Кузякина и спросил:
– Так кто же из вас троих стрелял в Калганова?
– Не знаю, – ответил Кузякин.
– Х-хе! Он не знает! – усмехнулся Зуев и кивнул на Кузякина: – Да он же, он убил Калганова.
– Это еще надо доказать, – исподлобья посмотрел Кузякин на Зуева.
– Идемте. Я докажу… – Зуев пошел впереди по речному берегу.
– Идите! – сказал Коньков, подталкивая Кузякина. – Разберемся…
Тайник оказался совсем неподалеку.
В полуверсте по реке вверх от устья Медвежьего ключа и метров на сто в глубь тайги стоял могучий тополь Максимовича, эдак обхвата в три. К нему и подвел всех Зуев и сказал:
– Здесь он.
Коньков осветил фонариком лесные заросли вокруг тополя, в надежде увидеть какую-нибудь избушку на курьих ножках. Но ничего такого не увидел.
– Где же тайник? – недовольно спросил он.
Зуев подошел к тополю и стукнул три раза по шершавой коре. И вдруг дерево открылось – дверь была врезана в ствол и замаскирована искусно набитой на доски корой. Из тополя выглянула испуганная физиономия; высвеченный фонарем, парень заслонился ладонью и спросил хриплым спросонья голосом:
– Это ты, что ли, Иван?
– Выходи давай! – сказал ему Зуев и,
