Яна Розова - Сожжённые цветы

— Паша, ты чего?

Нехорошие мысли одолевали священника уже несколько дней — и всё из-за перемен в поведении друга. Мало того, что он походил на тихо помешанного, так плюс ещё и рассказывал дикие вещи о маньяке — гениальном убийце-садисте и поджигателе. Что за восхищение перед преступником? Припомнилось и банальное: если долго вглядываться в бездну, то она начнёт смотреться в тебя. Уж не случилось ли подобное с Седовым? Ведь это же общее место: когда тот, кто ищет, становится тем, кого ищут.

— Ты можешь быть исповедником у атеиста? — спросил Пашка.

— Богу всё равно, веришь ты или нет. Главное, чтобы ты оставался на стороне добра.

— Серёжа, тогда послушай меня, пожалуйста. Со мной не всё в порядке. (Отец Сергий весь сжался, опасаясь материализации своих предчувствий). Я переживаю такой странный-странный период, какого ещё не было. Всё изменилось во мне — физически, в ощущениях, во вкусах. И мир изменился. Мне кажется, что сущность вещей стала другой, что будущее и прошлое поменялись местами… Не знаю. Я не то говорю. Но я так это чувствую.

— Паша, о чём ты? Неужели ты хочешь сказать, что…

Рыжий сыщик стрельнул в священника взглядом:

— Да, Серёжа, случилось кое-что.

— Паша…

— Я влюбился! — Пашка расхохотался. — А ты думал, что я маньяк?

Отцу Сергию показалось, что бетонная плита упала с его плеч. Он распрямился и разозлился:

— Идиот!

— Идиот — это комплимент моим умственным способностям, — посмеивался над собой сыщик. — Но, понимаешь, я верю, что она будет со мной. Да, она привыкла к богатой жизни, её дочка учится за границей, её брат работает где-то в Питере или в Лондоне. Она прекрасна! Она полюбит меня, потому что я разбужу её. Она не будет жить с этим придурком Фирсовым. Мы будем вместе.

— Наивный…

— Да почему? — взвился Седов. — Ты таким тоном говоришь!.. Ты её не знаешь! Неужели же она может оставаться с мужем только ради денег? Нет!

— Ты роман с ней закрутил?

— Нет, не закрутил! И это не роман! Это — настоящее, как ты не понимаешь?

Паша вскочил, заметался по комнате, стал доказывать свою правоту.

Отец Сергий слушал его, не перебивая, так как давно знал, что спорить с влюблённым человеком всё равно, что проповедовать перед мартышками. Павла Петровича слегка оправдывало то обстоятельство, что за свои тридцать пять лет он влюбился впервые, а даже священникам известно: любовь, как и ветрянка, тяжелее всего протекает в зрелом возрасте.

9 октября

Седов снова заявился на чай с вареньем. Сев за стол, рассказал о том, как вчера пообедал в доме Фирсовых, кого видел и к каким выводам пришёл сегодня утром.

Священнику тоже было что сказать: он всю ночь рылся в своей библиотеке, но первое слово предоставил гостю.

— Уверен, что убийца либо уже пришёл к Светлане, либо скоро появится, — сообщил Седов. — Его модус операнди: прийти, охмурить, уговорить уехать с ним и — увезти, понимаешь? Света сказала, что пока новых знакомых у неё не появилось. Кроме меня, кстати. Но я-то знаю, что мы ищем кого-то другого!

Священник опустил глаза: ему было стыдно за свои подозрения.

— Вчера я встретил самого Ванечку Фирсова, брата Светы — Фёдора, который из Москвы приехал в отпуск, и некоего Гарика Симоняна, художника. Фирсов — муж Светы, далеко не новый знакомый. Феде всего лет двадцать, он тоже не может быть нашим убийцей.

— А что за человек этот Гарик?

— Ты задал очень верный вопрос. Увы, Симонян — тоже знаком со Светой с института. Он учился вместе с ней и Фирсовым! Это не вписывается в схему. Но!

Паша интригующе замолчал.

— Но?

— Но это он нарисовал десять лет назад шестиконечный пентакль! Понимаешь?!

Следом за этим заявлением Паша рассказал о шабаше в Вальпургиеву ночь, организованном Светой Клюшкиной со товарищи, то есть со подруги, и с актёром Артуром Веселовским, Ваней Фирсовым плюс с художником Гариком Симоняном, который оформил сцену для шабаша.

— Шестиконечный пентакль — это же личная подпись убийцы, Серёжа!.. Пусть я не понимаю мотива для убийств, но Гарик точно замешан в этом деле.

— Есть улики? — отец Сергий вдруг ощутил себя Ватсоном.

— Нет пока. Просто стараюсь больше узнать о нём. Вчера вечером порылся в Интернете и обнаружил персональный сайт художника-оформителя Игоря Владленовича Симоняна — с образцами его работ, биографией и даже личным блогом. В биографии написано, что Гарик родился и вырос в Гродине, отучился в художке, следом — на истфаке ГГПИ и женился на некой Розе Леви, что помогло укатить в Израиль. На чужбине Симонян освоил профессию театрального художника и гримёра, работал для больших сцен, но как-то недолго. Последние шесть лет Гарик изображал из себя независимого художника в оппозиции, причём неизвестно, кому и чему. Судя по комментам к постам блога Симоняна, он скрывает под лозунгами протестов вульгарную лень. Зато Гарик не жалеет усилий на свои удовольствия, высшими из которых считает выпивку и близость с привлекательными молодыми людьми известной ориентации. Почти год назад Симонян вернулся в Гродин — дескать, «государство Израиль создало невыносимые условия для его творчества». Ходят слухи, что Симонян в ужасе удирал с Земли обетованной, уличённый в шашнях с малолеткой из приличной семьи.

— Исключительный козел, прости его, господи. И что он делает у нас?

— Тот самый актёр, который участвовал в Вальпургиевой ночи, Артур Веселовский, теперь директор академического театра. Он предложил Гарику должность художника. Понятно, что должность не денежная, но Симонян уже не капризничает.

— Так ты считаешь — Симонян и есть убийца?

— Прямых доказательств тому нет. Но разве гомосексуальность не может подразумевать скрытую ненависть к женщинам? Он может оказаться очень умным и хитрым человеком, несмотря на свою дурацкую биографию. Рост и возраст — подходящий. И этот пентакль! Корень зла — в том шабаше на Вальпургиеву ночь!

— Паша, а ведь мы мыслим в одном направлении, — сказал священник. — Убийства произошли: в день весеннего равноденствия 20 марта, в день летнего солнцестояния 22 июня, в день осеннего равноденствия 21 сентября. Я задумался над этим. Именно в эти дни, согласно «Молоту ведьм», ведьмы проводят шабаши.

— Но 31 августа?..

— Это праздник урожая — тоже дата для шабаша. И я подумал: а что, если убийца считает женщин, которых убивает, ведьмами? Он ненавидит женщин, худшие из женщин — ведьмы. Он убивает ведьм в даты шабашей — в отместку: вот вам вместо праздника!

— Значит, он пытает их не потому, что ему нужна какая-то информация. Он проводит инквизиционный процесс по инструкции из «Молота ведьм»!

— Несомненно!

— И когда следующая дата шабаша?

— Насколько я понимаю, 22 декабря — в день зимнего солнцестояния.

— Значит, у нас есть время… Серёжа, ты знаком с Веселовским? Он директор театра.

— Знаком, а что надо?

— Слушай, организуй с ним встречу! Мне надо выйти на Симоняна.

10 октября

На встречу с Веселовским Паша и отец Сергий отправились вместе. Отец Сергий решил, что ему будет удобнее в светской одежде, поэтому выбрал брюки и куртку.

Павел Петрович заехал за другом, и отец Сергий не мог не заметить, что сыщик выглядит ещё более сумасшедшим, нежели прежде: войдя в квартиру священника, он снял ботинки и остался босым, потому что забыл надеть носки, его глаза сияли, а губы были искусаны. В машине сыщика валялись измятые цветы — символ любви.

Исходя из наблюдений и благодаря интуиции, отец Сергий сделал вывод: Паша добился взаимной любви.

К театру они добирались сквозь густой туман, который священник считал очень символичным для их расследования: убийца или нет этот Симонян? И если да, то почему?..

Директор Гродинского художественного театра поприветствовал вошедших, привстав в кресле и протянув по очереди руку.

— Здравствуйте! Отец Сергий… м-м-м?

— Павел Петрович, — представил друга священник.

Веселовский немного шепелявил, а может, и картавил тоже. Отец Сергий всегда очень удивлялся, как это человек с такой дикцией мог стать ведущим актёром областного театра.

Стены кабинета украшала коллекция афиш. Одна из них привлекла внимание Павла Петровича.

— Славяна Ожегова… «Ромео и Джульетта», премьера 1967 года.

— Ожегова была здесь звездой почти тридцать лет, — пояснил для прапорщиков Веселовский.

— Ожегова — моя тётя, — потушил его снобизм рыжий сыщик. — Она будет счастлива узнать, что её помнят в этих стенах.

Отец Сергий сдержанно кашлянул; не дожидаясь приглашения, сел в кресло.

— Итак?.. — спросил Веселовский.

Не тратя время на объяснения, сыщик спросил: