Рафаэль Кардетти - Парадокс Вазалиса
— Я спрашиваю, знаешь ли ты кого-нибудь, кто мог бы расшифровать опознавательные знаки?
— Если я назову тебе имя, оставишь меня в покое?
— И даже позволю воспользоваться ванной, когда встанешь.
Закрыв глаза, Гримберг отвернулся к стене и вновь натянул на голову одеяло, из-под которого теперь выбивались лишь несколько прядей волос.
— Элен Вайан… — пробормотал он едва слышно.
Наклонившись, Валентина быстро поцеловала открытую макушку.
— Спасибо. Перед уходом не забудь захлопнуть дверь.
21
Тьерри Моро поморщился, еще издали заметив направлявшегося к посту охраны Жозефа Фарга.
— Вот дерьмо… — пробормотал он и обратился к трем охранникам, которые находились вместе с ним в комнате. — Который из вас опоздал утром?
Один за другим охранники покачали головой.
— Ну же, парни, вы ведь знаете, что мне на это глубоко начхать. Выкладывайте.
И вновь его люди не проронили ни слова.
Начальник охраны вздохнул.
— Черт, вы просто невыносимы… Из-за ваших глупостей мне придется выслушивать стенания этого придурка. Огромное вам спасибо. Вспомню об этом, когда кто-нибудь захочет взять отгул.
Моро предпочел бы незаметно ускользнуть, но Фарг толкнул стеклянную дверь поста охраны прежде, чем он успел скрыться. Секретарь-администратор первого класса застыл на пороге и обвел взглядом четырех присутствующих в помещении мужчин, после чего прошел к стойке, позади которой держался начальник охраны.
Моро не встал ему навстречу, но остался сидеть за пультом управления, откуда мог видеть одновременно с десяток экранов.
— Мсье Фарг… Вы к нам не заходили уже три дня. Чему обязаны такой чести сегодня?
На самом деле Моро заранее знал, что скажет посетитель: что утром он не смог пройти на территорию Сорбонны в семь часов ровно, что это недопустимое прегрешение и что как начальник охраны он обязан следить за тем, чтобы ворота открывались в час, предусмотренный Внутренним регламентом заведения.
Однако Фарг пропустил его вопрос мимо ушей и, не испросив разрешения, прошел за стойку и указал на мониторы.
— Ваши штуковины, вот эти, они только передают или также и записывают?
Захваченный врасплох вопросом, Моро даже забыл выставить его на ту половину, где следовало находиться посторонним.
— Мы записываем все, что передается с камер наблюдения.
— И вы сохраняете кассеты?
— Здесь нет пленок. Все оцифровывается. Данные автоматически стираются каждое воскресенье, ровно в полночь.
— Стираются?
— Новые пишутся вместо старых, — пояснил Моро.
— Сегодня пятница, следовательно, записи за прошлый вторник еще не…
Фарг взмахнул рукой, вспоминая слово, которое Моро произнес несколькими секундами ранее.
— … еще не стирались, — дополнил он.
Он сделал короткую паузу, а затем заявил, словно это само собой разумелось:
— Я бы хотел ознакомиться с одной из них.
— Исключено.
— Почему же?
— Эти сведения конфиденциальны. Право доступа к ним имеют лить несколько штатных сотрудников. Кому попало, мы их не показываем.
Фарг не уступал.
— Мне что, напомнить вам, кто я такой?
Моро едва не ответил, что должность Фарга значится в самом низу университетской иерархии и что в иных обстоятельствах столь мелкую сошку, как он, давно бы выставили за дверь. Будучи человеком великодушным, Моро оставил эти мысли при себе.
— Одна лишь полиция может, с разрешения декана, просмотреть эти записи.
Фарг задумался. Нервным жестом он отбросил назад прядь волос, которая помогала скрывать плешивость. Лучше бы не приходить сюда вовсе, но все прочие варианты были уже исчерпаны. Он отлично понимал, что речь идет об отчаянной и, вероятно, обреченной на неудачу попытке, но не хотел отказываться от поисков, не испробовав все возможности.
В тот момент, когда он сформулировал свое предложение, на его лице отразились видимые страдания.
— А если я пообещаю никогда больше не докучать вам с этими историями о времени открытия?
Моро тотчас же понял, что ему представилась неожиданная возможность провести десять лет, отделявших его от ухода Фарга на пенсию, в тишине и покое.
Он улыбнулся во весь рот.
— Никогда? Неужели?
— Никогда.
— Это все меняет.
Повелительным жестом Моро указал охранникам на дверь.
Как только они вышли, начальник охраны придвинул к пульту управления стул и предложил Фаргу присесть.
— Вторник… День смерти Када, верно?
— Именно.
— Могу я узнать, почему вас заинтриговало его самоубийство?
— Из Центра исследований исчезли несколько книг. Я думаю, их украл Када, и хочу найти.
Моро с сомнением покачал головой.
— Какая именно камера вас интересует?
Фарг указал на здание, из которого выбросился Када.
— Я только что там был и видел одну на лестнице, в самом верху, на площадке пятого этажа.
Моро протянул руку за папкой, что лежала на стойке, и принялся ее листать. Обнаружив план, на котором были указаны все рассеянные по университету камеры, он ткнул пальцем в ту, о которой говорил Када.
— Камера двадцать семь. Что вы надеетесь увидеть?
— Не знаю. Что-нибудь такое, чего не заметили вы.
Моро устремил глаза к небу, но от комментариев воздержался.
— С какого часа включать запись?
— Када умер в начале второго. Начинайте с этого момента.
Моро застучал по клавиатуре компьютера. Закончив манипуляции, он подвел палец под центральный экран.
— Готовы?
— Начинайте.
Моро легко коснулся клавиши. Появилась весьма блеклая картинка. В нижнем левом углу экрана возникли цифровые часы.
С того места, где была установлена камера, открывался прекрасный вид на лестничную площадку и отходивший от нее коридор. Через несколько метров коридор, однако, делал изгиб, за которым абсолютно ничего нельзя было различить.
— Кабинета Када не видно, — заметил Фарг.
— Это единственная камера, которая стоит у нас наверху, — ответил Моро. — Там мало кто бывает. Я даже не знал, что у преподавателей там кабинеты.
— На лестницу только один выход?
Моро кивнул.
— Камера снимает всех, кто поднимается или спускается. Мимо нее не пройти.
По истечении нескольких секунд на экране отобразились размытые очертания некого силуэта. Хотя то был вид со спины, Фарг идентифицировал его моментально.
— Када…
В тот момент, когда профессор исчез за углом коридора, на часах было тринадцать ноль три.
— Продолжать? — спросил Моро.
— Давайте.
На протяжении нескольких минут двое мужчин молча созерцали пустынную лестничную площадку. Когда часы показали тринадцать ноль семь, мимо камеры стремительно пронеслись несколько силуэтов.
Моро едва успел остановить кадр.
— Вот здесь — это я, — сказал он, постучав по экрану пальцем.
Его сопровождали двое охранников в униформе.
— Мы оказались там почти сразу после суицида, — пояснил начальник охраны. — Несколько человек видели полет Када, поэтому мы точно знали, откуда он выпал. Ни на лестнице, ни в коридоре нам не встретилось ни единой живой души, и кабинет был пуст. Если бы с ним кто-то был в момент смерти, мы его увидели бы. В том, что это было самоубийство, не может быть никаких сомнений.
Из груди Фарга вырвался стон разочарования.
— А если вернуться немного назад? До прихода Када.
Моро раздраженно повел плечами. Он не понимал, что заставляет Фарга проявлять такое упрямство. Када покончил с собой — все, точка, дело закрыто. У него не было ни малейшего желания терять время попусту.
Фарг тем не менее, похоже, не был настроен покидать комнату охраны, не просмотрев запись до конца. Скрестив руки на груди, он устремил глаза на экран.
Наконец Моро уступил.
— Раз уж вы так настаиваете…
Он нажал клавишу быстрой перемотки. Сам Моро и его люди гротескно засеменили назад и исчезли из кадра. Спустя несколько секунд, тоже пятясь, промелькнул и растворился на лестнице Альбер Када.
Экран вновь заполнила картинка пустынной площадки. Лишь цифры часов, стремительно следовавшие одна за другой в нижнем левом углу экрана, нарушали гипнотическую монотонность.
— Стоп! — внезапно воскликнул Фарг.
Некий мужчина появился из-за угла коридора и двинулся в направлении лестничной площадки. Лишь оказавшись там, он заметил, что его снимает камера. Выражение удивления отразилось на его лице, и он опустил голову.
Моро вернулся назад и нажал на «паузу» в тот самый миг, когда мужчина поднял глаза на камеру. Лет сорока с небольшим, он был в темно-синем костюме со светлым галстуком. Светлые волосы коротко пострижены и разделены на аккуратный пробор.
— Вы его знаете? — спросил Моро.
