Даниэль Клугер - Непредсказанное убийство
Ронен фыркнул. Розовски предостерегающе поднял руку.
— Минутку, Ронен! Сейчас мы узнаем относительно фотографии, — он повернулся к женщине в черном платье, явно незнакомой остальным. — Вчера вернувшаяся в Израиль госпожа Далия Меерович, несмотря на печальное известие, любезно согласилась прийти на сегодняшнюю встречу.
Две другие женщины, присутствовавшие в кабинете, — Лариса и Мирьям, с откровенным любопытством посмотрели на вдову. Внешне она явно проигрывала Головлевой — вполне бесцветная внешность, тусклые волосы гладко зачесаны назад.
— Госпожа Меерович, повторите пожалуйста то, что сообщили мне вчера, — попросил Розовски.
— Этой фотографии в нашем доме не было, — тихо ответила Меерович. — Во всяком случае, еще десять дней назад, когда я уезжала в Европу. О приезде бывшей жены муж тоже ни разу не говорил.
— Он рассказывал вам о причинах развода с первой женой? — спросил Натаниэль.
Далия задумалась.
— Да, но это было давно, — сказала она. — Я думаю, лет пять назад, когда мы познакомились. Ничего конкретного, так — общие слова.
— Кого он винил в разводе? Ее или себя?
— Никого, — Далия слабо улыбнулась. — Это мне и понравилось в нем. Я ведь тоже была до него замужем. Мой первый муж имел обыкновение изображать меня чудовищем. Бывает и другая крайность, близкая к мазохизму: когда мужчина во всем винит одного себя и всем рассказывает о том, какой он негодяй и каким несчастным ангелом была его жена!.. — Далия произнесла последние слова чуть громче обычного. Потом добавила — после крошечной паузы, уже обычным голосом: — На самом-то деле обычно виноваты оба. Только вот расплачиваются по-разному.
Натаниэль кивнул.
— Скажите, госпожа Меерович, а о том, что в Тель-Авиве живут родственники его первой жены, ваш муж рассказывал вам?
— Да, однажды он мне сказал… — Меерович задумалась на секунду. — Да, это было, по-моему, в прошлом году.
— И по какому поводу он об этом сказал именно тогда? — спросил Натаниэль. — Полагаете, раньше он сам об этом не знал?
Далия пожала плечами.
— Да нет, — сказала она. — Я просто не спрашивала. Меня мало интересовала его прошлая жизнь.
— Значит, просто к случаю пришлось?
— Ему кто-то позвонил, потом он сказал мне, что звонила родственница его бывшей жены.
— Так-так-так… — Розовски бросил взгляд на Мирьям, никак внешне не прореагировавшую на эти слова. — Скажите пожалуйста, Далия, почему вы проводили отпуск порознь? Согласитесь, это выглядит странно — для столь небольшого срока супружества. К тому же, раньше вы так не поступали, верно?
Вдова не ответила.
— Кроме того, у вас перед отъездом произошла размолвка, — продолжал Натаниэль. — Вы даже не ночевали дома, — он немного подождал. Далия молчала. — И в аэропорт вы уехали не из дома, — добавил он. — Так что же было причиной такого поведения?
— Это мое дело, — Далия нахмурилась. — В конце концов, он мертв.
— Да, вы правы… — Розовски некоторое время задумчиво смотрел на нее. — Теперь я попрошу вас ответить на очень деликатный вопрос, — сказал он, вновь обращаясь к вдове. — Если пожелаете, можете не отвечать на него. Но вопрос я задам. Хорошо?
Далия кивнула. В ее взгляде появилась настороженность.
— Ваш муж изменял вам? — спросил Розовски.
— Да, — ответила Меерович.
— Это послужило причиной последней размолвки?
— Да.
— Вы знали имя женщины?
— Нет.
— Но догадывались, кто она?
— Нет.
— Ну, хорошо, — сказал Натаниэль, с улыбкой взглянув на мрачного инспектора Алона. — Оставим в покое психологию супружества, вернемся к более конкретным вещам. Вернемся к фотографии первой жены вашего мужа. Вы утверждаете, что никогда не видели ее в доме.
— Да.
— Это еще ни о чем не говорит, — проворчал инспектор. — Фотография могла хранится в его бумагах. Перед свиданием он выставил ее, чтобы сделать приятное Головлевой.
— Я уже сотни раз говорила, что не виделась с ним! — резко сказала Головлева. — И не дарила ему никаких фотографий!
— Вот! — с торжествующими нотками в голосе подхватил Натаниэль. — А кому именно вы ее дарили? Вы помните?
— Точно не помню, — Лариса опустила голову. — Мне кажется… мне кажется, что я подарила эту фотографию Мирьям. Вместе с тремя другими.
Натаниэль перевел взгляд на Мирьям.
— А что скажете вы? — спросил он.
Та молча пожала плечами.
— Я же говорил вам, — Ицхак Шейгер решил прийти на помощь жене. — Фотография действительно была у нас, но потом куда-то исчезла… — видимо, он сам почувствовал насколько беспомощно звучит его объяснение, потому что замолчал и нахмурился.
— Это правда? — спросил Ронен у Мирьям.
— Видишь ли, Ронен, — сказал Натаниэль так, словно в кабинете находились только они двое, — этих троих — Головлеву, ее кузину Мирьям и покойного Шломо Мееровича связывали особые отношения. Мирьям Шейгер была виновницей развода своей родственницы с мужем.
Тишина, воцарившаяся после этих слов, оказалась столь глубока, что даже сам Натаниэль немного испугался. Он внимательно обвел взглядом замершие фигуры собравшихся.
— Да, — сказал он и развел руками. — Это так. И я не думаю, что кто-нибудь всерьез станет оспаривать мои слова.
— Не будет, — сказала вдруг Мирьям. Она выпрямилась и с вызовом посмотрела на детектива. — Никто не будет. Потому что, как мне кажется, все и так знают это. Никакого секрета вы не раскрыли. У меня был роман с Шломо — тогда он звался Семеном — сразу после их свадьбы. Но, во-первых, Лариса сама виновата. Она очень быстро охладела к мужу. А во-вторых — мы, действительно, не встречались с ним в Израиле. То есть, я знала, что он репатриировался.
— Если не секрет, откуда? — спросил Натаниэль.
— Не помню. Это имеет какое-то значение?
Натаниэль вышел из-за стола и подошел к Мирьям.
— Ваш муж знал об этом?
— Да, — ответил вместо Мирьям Ицхак. — Я знал. У жены не было секретов от меня. Но, честно говоря, меня мало волновало прошлое. Тем более, прошлое советское.
Мирьям взглянула на мужа с удивлением, но промолчала. Натаниэль повернулся к Головлевой. Та сидела, чуть склонившись к Алексу и внимательно слушая перевод. Она не поднимала глаз ни на двоюродную сестру, ни на детектива.
— Понятно, — сказал Розовски. — Видишь, Ронен, появляется новый фактор, верно?
Инспектор осмысливал услышанное. Вмешался адвокат.
— Извините, Натаниэль, но я пока не вижу связи между обвинением Головлевой в убийстве и старым романом госпожи Мирьям, — сказал он.
— Все очень просто, — Розовски прошелся по кабинету. Сделать это было сложно из-за обилия людей. — Все очень просто… Представим себе следующее: предположим — только предположим, что госпожа Мирьям сейчас сказала нам неправду, — он жестом остановил протест со стороны четы Шейнер. — Я ведь говорю: предположим. Предположим, что их связь возобновилась в Израиле. И что женщиной, имени которой не знала госпожа Меерович, но о связи которой с мужем она знала была именно Мирьям.
— Говорите что угодно, — сказала Мирьям устало. — Мне все равно.
Ронен Алон недоверчиво посмотрел на Натаниэля.
— Но в роковой вечер в квартире была не Мирьям. И не Далия, — сказал он. — Там была Головлева.
— А ты представь себе, — сказал Натаниэль, — что покойный вовсе не охладел к своей бывшей супруге. Допустим, узнав от Мирьям о ее приезде, он решил с ней встретиться. Учти, ситуация более чем благоприятствует встрече: серьезная размолвка с женой — не исключено, кстати, что она могла бы привести к очередному разводу. К тому же, кто знает, не тяготила ли его продолжающаяся связь с Мирьям?
— Послушайте, — сердито заговорил Ицхак Шейгер. — Я понимаю, что все эти разговоры сущий вздор, но не могли бы вы перестать издеваться над моей женой?
— Оставь его, Ицик, — сказала Мирьям. — Он ведь действует из благих намерений. Хочет найти убийцу, — в последних словах слышалась неприкрытая издевка. — Он его не нашел, но надеется, что кто-то из нас сорвется из-за его непрекращающихся оскорблений, наговорит массу лишнего, а он повесит на этого человека всех собак и будет торжествовать. Так что лучше помалкивай и терпи.
— Это вы во всем виноваты, — сказал Ицхак, обращаясь к адвокату. — Мы вполне могли бы обойтись и без такого, с позволения сказать, специалиста.
Грузенберг не ответил, но взгляд его, брошенный на Натаниэля, тоже не был особенно благожелательным.
Розовски выслушал все это с неизменной любезной улыбкой.
— Надеюсь, вы позволите мне продолжить? — спросил он адвоката. — Я ведь принес свои извинения.
— Хорошо, — сказал Грузенберг. — Но не могли бы вы, Натаниэль, избрать более деликатную форму рассуждений? Или вообще: изложить сразу выводы. В конце концов, рассуждения — ваш производственный процесс. Нас гораздо больше интересует результат. И мы будем судить о нем самостоятельно.
