Милорад Павич - Уникальный роман

Столкнувшись с этим запахом и поцелуем, я почувствовал себя ужасно – никому на свете не нужным и лишним. И понял, кто я такой. Я тот, кому другие плюют в руку, когда он работает, и в тарелку, когда ест. Из одного кармана у меня растет пшеница, а из другого трава, в тарелку мне льет дождь, а в постель валит снег. Я тот, кто причесывается вилкой, тот, кто сажает ножи и выращивает зубы, потому что ложки у меня не растут, пока я ем. Вино мне подали в колоколе – если пью, он не может звонить, а если звоню, то не могу пить…

Позавчера мне нанесли неожиданный и невероятный визит. Сестра покойной мадам Лемпицкой, мадемуазель София Андросович, явилась ко мне домой.

– Вам никто не говорил, что об ваши дверные ручки рвутся рукава и что левый глаз у вас отстает от правого? Это, дорогой господин старший следователь, означает, – продолжала гостья, расположившись в ближайшем кресле, – что вы можете одновременно видеть две вещи, и в этом ваше преимущество, однако при этом между двумя вашими взглядами на мир может проскользнуть целое нерасследованное уголовное дело…

– Вы мне льстите, мадемуазель Андросович.

– Да, совершенно верно. Но пришла я не за этим. Я нахожусь здесь по причине того, что на суде забыла сказать, что именно это с вами и случилось. Между двумя своими взглядами на мир вы пропустили нечто существенно важное для дела «Лемпицка & Со».

– ?

– Вы не знаете что? В этой игре, в которую играем все мы – и живые, и мертвые, все, начиная от моей сестры Лемпицкой и до вас, господин старший следователь, существует некто, которого никто и нигде не видел, не упоминал, но он держит в своих руках все нити. Некто, кто спланировал всю эту запутанную историю. Знаете, кто это?

– ?

– Я вам скажу. Это некто, кто знает, чтó вы тайком пишете в вашей Голубой тетради, кто в любой момент может прочитать там любую строчку. Не исключено, что он делает это даже сейчас. Я знаю, что вы и меня запихнули в эту вашу записную книжку, но он, тот, может и меня и вас вместе с этой книжечкой сунуть в карман и навсегда об этом забыть.

И мадемуазель Андросович с отвращением взяла двумя пальцами Голубую тетрадь, в которую я сейчас записываю эти слова, и взмахнула ею у меня перед носом. Потом вытащила из сумочки флакон и облачком спрея из него надушила все три мои подушки, проговорив при этом:

– Иди ко мне, душа моя, давай разнесем в щепки твою одинокую кровать.

Сегодня вечером, проходя мимо одной витрины, я увидел в ней книгу, на которой было написано:

Автор «Хазарского словаря» снова придумал для вас невиданную до сих пор литературную игру: роман-дельту!

Это любовный роман, который развивается как детективная история, разветвляющаяся на сто рукавов, ведущих вас к ста разным финалам. Каждый читатель становится обладателем своей личной версии романа и своей собственной развязки истории. Проверьте у вашей подруги или друга. Вы обладаете УНИКАЛЬНОЙ ВЕРСИЕЙ!

К моему изумлению, на обложке книги было изображение револьвера «Combat Magnum». Причем именно той редкой и очень дорогой модели, из которой были застрелены Исайя Круз, леди Хехт и Лемпицка – «Distinguished Combat Magnum 586», сталь с голубоватым отливом, рукоятка из резного дерева!

Неужели кто-то уже написал роман о деле госпожи Лемпицкой и ее любовника Мориса Эрлангена еще до того, как мне удалось разгадать его загадку? Вот так темп! Время в наш век быстро стареет. Твой рассвет придется на понедельник, а уже в субботу начнутся сумерки, просыпаешься прославленным и в тот же день засыпаешь забытым, при том что вчерашний день у тебя могут украсть, не успеешь и глазом моргнуть.

Мне снилась Лемпицка. Она сидела перед компьютером в огромном здании санкт-петербургского аэропорта, совершенно пустого. Оставалось непонятным: то ли она ждет своего рейса, то ли здесь место ее работы. Меня она не замечала вовсе, словно вокруг никого нет. Левой рукой она сжимала американский мячик против стресса, а правой «вышивала» в компьютерной программе для рисования изумительной красоты скатерти, шторы и наволочки для подушек. Стоило ей закончить одну вещь, как она стирала ее клавишей «delete» и бралась за новую. Через каждую ее «вышивку» проходит одна и та же тема – звезды созвездия Рака.

Может быть, Лемпицка таким образом пытается обратить мое внимание на АлекСандра(-у) Клозевиц и дать понять, что это он(-а) виновен(-на) во всем, как она и утверждала при жизни?

Уже довольно давно я получил с помощью компьютера перечень всех предметов, которые упоминались в ходе следствия и судебного процесса по делу «Лемпицка & Со». В нем зафиксирован каждый corpus delicti и все, что могло бы им быть. Позавчера я просмотрел этот список и выделил из него четыре вещи:

– веер мадемуазель Сандры Клозевиц;

– золотую табакерку в форме яйца, принадлежавшую Дистели;

– фиолетовый платок из банковского сейфа Лемпицкой;

– прозрачную тубу с надписью «Partagas», которая на миг мелькнула у меня перед глазами в выдвижном ящике в «храме» «Symptom House».

По моей оценке, в первую очередь следовало заняться золотым яйцом. Итак, это то самое яйцо, которое (в соответствии с устным заявлением Лемпицкой) пропало из квартиры Дистели при попытке ограбления. Но оставим пока в стороне ограбление. Получается, что Дистели что-то нюхал. А что он нюхал? Только ли табак? А может быть, что-то другое, потяжелее? Кокаин?

Я тут же попросил устроить мне встречу с Феликсом, нашим человеком в оперном театре, который следит за оборотом наркотиков в этой сфере.

– Дистели у тебя что-нибудь покупал?

– Да.

– Кокаин?

Феликс расхохотался:

– Да нет! Он покупал только «травку», да и то довольно редко. Судя по всему, у него не было тяги к наркотикам. Видно, его не брало. Это он делал скорее для «понта». Ну, чтобы говорили: Дистели тоже «потягивает».

– Значит, он был вполне безобиден в этом смысле?

– Так, легкие нарушения то там, то здесь. Но ничего, имеющего отношение к нашей программе.

– Ты уверен, что у него не было, помимо тебя, еще одного, настоящего, дилера? Такого, который действовал у тебя за спиной?

– Не думаю. Я бы заметил… Стоп… А в чем он держал табак? В кисете или в металлической коробке?

– В яйце из металла.

– Серебряная табакерка?

– Нет. Она была из золота.

– Вот это да! Не могу поверить!

– Почему?

– Кокаин вступает в химическую реакцию с серебром и портится. Поэтому его держат в чем-нибудь из золота, на которое он не реагирует.

– Значит, вполне возможно, что он тебя ловко провел, и всех нас водил за нос, время от времени покупая у тебя «травку», а на самом деле снабжаясь у другого, настоящего дилера «тяжелым» товаром, то есть кокаином… Так что, дорогой Феликс, тебе есть кем заняться в опере… Мне, к сожалению, некем, мой уже покойник.

Как я уже записывал где-то в этом дневнике, несколько дней назад я побывал в банке «Plusquam city» и осмотрел сейф покойной Лемпицкой. Там я обнаружил фиолетовый платок… Зачем бы кому-то арендовать сейф в отделе повышенной безопасности самого солидного в городе банка и хранить там платок? Этот платок останется лежать в сейфовой ячейке до тех пор, пока мадемуазель София Андросович, сестра покойной Лемпицкой, будет за нее платить. Затем сейф вскроют в присутствии свидетелей, официально зафиксируют содержимое и передадут его наследникам, если суд установит, что таковые имеются и что, следовательно, фиолетовый платок принадлежит им… Об этом платке следовало бы подумать и внести его в список предметов, которые могли бы быть corpus delicti.

Мне вдруг пришло в голову, что, может быть, Эрланген пострадал незаслуженно, что он не превышал меры необходимой самозащиты, когда стрелял в Лемпицку. Что, если Лемпицка действительно намеревалась убить и Эрлангена? Что, если она действительно прицелилась в него и спустила курок, не зная, что в револьвере пусто, ведь она могла и не считать пуль, выпущенных в леди Хехт. В таком случае она действительно не могла знать, что ее «магнум» остался без единого патрона. Этого мог не знать и он.

Следовательно, утверждение Эрлангена о том, что они с Лемпицкой стреляли друг в друга одновременно, правда. И значит, он стал жертвой еще одной судебной ошибки… Но и в таком случае имеется по крайней мере два «возможно».

Я решил позвонить мадемуазель Сандре Клозевиц. Поднял трубку и сказал:

– В прошлый раз, мадемуазель Сандра, вы упомянули о какой-то тайне, связанной с пальцами. Я напомню: ваша левая рука была тогда в перчатке с семью пальцами, то есть в целом у вас как бы было двенадцать пальцев. Вы не можете не согласиться, что это крайне странно. Это обстоятельство не дает мне покоя, и я хотел бы попросить вас буквально в нескольких словах все объяснить.