Александр Овчаренко - Последний козырь Президента
– А что, можно работать как-то иначе? – удивился новый знакомый.
– Можно, – утвердительно кивнул я головой и вывел пальцем на стекле очередную загогулину. – Раньше я именно так и работал. Разве Вам «наш общий знакомый» не говорил?
В этот момент сознание нарисовало мне картину, в которой я воочию увидел знакомый кабинет и «нашего общего знакомого» – генерала Баринова. Владимир Афанасьевич что-то по привычке мне выговаривал, и даже показалось, что я слышу назидательный тон его скрипучего голоса.
– Да-да, – закивал головой связной. – Мне говорили, что раньше Вы всегда работали «соло». Однако сейчас оперативная обстановка не в нашу пользу, и руководство «конторой» рисковать не хочет, поэтому к операции подключили целый ряд сотрудников.
– Оперативная обстановка всегда оставляла желать лучшего, – пробормотал я и зачем-то отпечатал на морозном стекле ладонь. – А наши высоколобые аналитики не задумывались, как я, официально внесённый в списки погибших в результате террористического акта на станции «Лубянская», буду руководить людьми?
– А руководить не надо, – уже без улыбки ответил Алексей. – Надо работать! Что же касается погибшего полковника Каледина, то мир праху его! Отныне Вы Васильчиков Валерий Сергеевич, майор полиции, переведённый из Ростова на оперативную работу в город Москву, в УВД «Центральное». Вот ваше служебное удостоверение. Не потеряйте! Что Вы, Кантемир, на меня так странно смотрите? Не нравится фамилия?
– Мне всё, абсолютно всё не нравится! – скрипнул зубами я. – Это же надо до такого додуматься: я – мент! Да они там что, с ума сошли? Другой «легенды» придумать не могли?
– «Легенда» как «легенда», – пожал плечами связной. – Чем она Вас не устраивает? Вы, кстати, не мент, а полицейский, старший опер! Между прочим, хороший опер! Вы с блеском прошли аттестацию, и Вас повысили в должности. Поэтому московские кадровики выдернули Вас из провинциального Ростова на широкий оперативный простор.
– А не проще ли было сделать меня частным детективом и тем самым предоставить полную свободу действия? – продолжал горячиться я. При одной мысли о предстоящем погружении в дружный полицейский коллектив я ощущал себя обманутым псом, которого после смерти вместо собачьего рая поместили в кошачий питомник.
– Может быть и проще, – согласился Алексей. – Только частный детектив не обладает теми властными полномочиями, какие есть у действующего офицера полиции, поэтому его часто посылают подальше. Не секрет, что детектив результативно работает лишь тогда, когда находится в плотной связке с бывшими коллегами из силовых структур. А если это так, то зачем нам посредники?
– Всё равно не представляю, – закрутил я головой, – как буду совмещать работу сотрудника уголовного розыска и работу по операции «Таненбаум»? Да на меня с первого же дня повесят пяток «глухарей» и ещё десяток вялотекущих оперативно-розыскных дел. Да с такой нагрузкой мне поссать некогда будет, не то что работать параллельно на родную «контору»!
– Вы, главное, внедритесь, осмотритесь, познакомьтесь с коллективом, и зарекомендуйте себя, как профессионал, а о направлении вашей оперативно-розыскной деятельности мы позаботимся. Ещё вопросы есть?
– Есть! Где сейчас обретается настоящий майор Васильчиков? Я так понимаю, что он реально существует, иначе при первом же запросе в Ростов вся наша оперативная комбинация рухнет, как карточный домик.
– Правильно понимаете, – снова улыбнулся связной. – В настоящее время майор полиции Васильчиков отдыхает в одном из наших подведомственных санаториев. По окончании операции «Таненбаум» он будет переведён для дальнейшей службы в Петербург.
– Он посвящён в детали операции?
– Нет, что Вы! Васильчиков знает лишь то, что его непосредственно касается. Ему известно, что под его именем в Москве работает наш сотрудник, и что по окончанию операции он будет направлен в Питер, куда он, кстати, горячо стремится.
– Когда прикажете приступать к работе в УВД «Центральное»?
– После выписки, – улыбнулся Алексей и на прощанье крепко пожал мне руку.
* * *Уголовное дело по факту причинения гражданину Шестопёрову Петру Семёновичу тяжких телесных повреждений в виде двух колото-резаных ран относилось к разряду так называемых «неочевидных» дел. Определение «неочевидное» употребляется в том случае, когда головная боль в виде уголовного дела уже есть, живой или мёртвый потерпевший имеется, а злодея, как любят выражаться оперативные работники, «…установить не представилось возможным». То есть предъявить обвинение и спросить за причинённое злодейство не с кого. Отсюда следует неутешительный вывод: главное условие торжества закона – неотвратимость наказания не выполняется, так как наказывать некого!
Со временем из «неочевидных» дел, как из насиженных старой несушкой яиц, вылупляются «глухари» – нераскрытые уголовные дела, судебная перспектива которых теряется в тумане прошлых лет. В принципе призрак этой страшной побитой молью и временем птицы свил себе гнездо в каждом кабинете, где обитает и мается душа хотя бы одного следователя.
«Неочевидным» делом Шестопёрова занимался молодой следователь Саня Егоркин, которого начальство с первых дней службы загрузило работой по самую белобрысую маковку. Кроме упомянутого «неочевидного» дела, в производстве Егоркина была дюжина очевидных дел, связанных с хищением металла, парочка групповых дел по «хулиганке», три грабежа и одно по незаконной предпринимательской деятельности. Весь служебный день, а часто и ночь, Санька вертелся, как юла, но в отведённые законом срок следствия не укладывался.
– Надо помочь молодому «следаку»[12], – сказал начальник уголовного розыска Кавалеров. – А то затюкают его, глядишь, и этот сбежит в частные детективы или на вольные хлеба, в адвокаты.
Тёртый временем и битый всевозможными проверками старый майор знал, о чём говорил: текучка среди следователей была большая. Редко кто из молодых сотрудников выдерживал такие нагрузки. Поэтому, досыта нахлебавшись романтики в следственном отделе, юноши уходили в патрульно-постовую службу или ГИБДД, а молодые девушки – в паспортно-визовой службу или в декрет. Вообще-то кадровый вопрос следственного отдела не касался Кавалерова, но его опера работали со следователями в одной связке, поэтому оставаться равнодушным старый сыщик не мог.
– Судя по отзывам в твоём личном деле, – продолжал Кавалеров, протягивая мне «отдельное поручение» на проведение следственно-розыскных действий подписанное Егоркиным, – для тебя это семечки!
– У меня таких «семечек» полный сейф! – по привычке огрызнулся я.
– Думаешь, у других меньше? – вздохнул майор. – Пока наше государство будет держать народ на полуголодном пайке, народ будет воровать! Так что могу тебя обрадовать: в ближайшие десять лет снижение нагрузки не предвидится.
Откровенно говоря, мне Кавалеров нравился. Был он опытным и, что немаловажно, честным ментом, точнее, полицейским. Лет десять назад старшему оперу Вальке Кавалерову начальство предложило должность начальника уголовного розыска.
– Зачем мне этот «геморрой»? – напрямую спросил Кавалеров, глядя в хитрые глаза начальника Управления. Валька хорошо помнил о горькой доле бывшего начальника «угро», который как ни старался, а так и не смог совместить в своей работе высокий процент раскрываемости преступлений и законные методы оперативно-розыскной деятельности. За это районный суд направил его на долгие пять лет в места не столь отдалённые, в смертельные объятия его бывших подследственных.
– Не пойду на повышение, – упорствовал Валька. – Не заставите!
Тогда начальник Управления нарисовал Кавалерову картину его ближайшего будущего, которая по трагизму не очень сильно отличалась от ситуации, в которую попал бывший начальник уголовного розыска.
– Нет, конечно, если ты согласишься, то ничего этого не будет, и твои старые грешки мы позабудем, – уверял полковник. – Более того, на первых порах обещаю тебе своё личное покровительство.
Положение было хуже губернаторского, поэтому Кавалеров вздохнул и согласился. Именно тогда к нему приклеилось неблагозвучное прозвище «Конь». Ничего лошадиного в облике Кавалерова не было, просто он был «рабочей лошадкой», и честно тянул на своих плечах целый воз проблем, которых день ото дня становилось всё больше и больше.
Когда Вальке, теперь уже Валентину Ивановичу, становилось совсем невмоготу, он прибегал к старому испытанному способу: уходил в запой. Точнее, это был даже не запой, а некий ритуал, который помогал ему релаксировать в условиях «…сложной оперативной обстановки». Верным признаком того, что Валентин Иванович уезжает на дачу, где, как шутили его подчинённые «…будет работать с документами, не приходя в сознание», был факт сдачи им в «оружейку» [13] своего табельного «ПМ».
