Мария Жукова-Гладкова - Путь к сердцу мужчины
– То есть как за взятку? – подался вперед Ник Хаус.
– А так. Дал взятку – дом принят, пусть и с недоделками и нарушениями технологии. Не дал взятку, но все идеально (хотя такого у нас просто быть не может) – дом не примут, – пояснил Кирилл Петрович.
Ник Хаус рот открыл, потом закрыл.
– Так что, если соберешься покупать у нас жилье, выбирай или старый фонд, как некоторые депутаты, или дом постройки советских времен, как… Ксения, кто у тебя сейчас папа?
– Президент фонда «Возрождение». Я же говорила уже.
– А что возрождаем-то? – поинтересовался Иван Васильевич.
– Культуру, – недовольно сказала Ксения. – И это мы уже обсуждали.
– Какую культуру? – подалась вперед я.
– Всякую, – пожала плечами Ксения. – Это вам лучше у папы спросить. И вообще, при чем здесь мой папа? – Она явно заводилась.
– И он два часа будет говорить, но ничего конкретного не скажет, – хмыкнул Вова, словно не слышал последнего вопроса Ксении. – Вот ты сама нам скажи, что твой папа возродил?
– Нам нужно думать, как отсюда выбраться!
– Я помню, как они марафон проводили по сбору средств на возрождение Петербурга, – вдруг сказала Агриппина Аристарховна. – Я еще все удивлялась, почему «марафон»? Тогда людям предлагалось сдавать лом драгоценных металлов, а лучше драгоценности в фонд «Возрождение», а также перечислять средства на восстановление музеев. У меня знакомая работает в Пушкинском доме. Так вот к ним через некоторое время пришла какая-то бизнесвумен и уточнила, получили ли они переведенные ею средства. Они не получили.
– Точно, было такое! – вспомнила я. – Реклама шла очень активная. А «марафон» по телевизору был. Моя мама даже что-то хотела пожертвовать, но мы с тетей Светой ее отговорили. У меня вообще слово «фонд» вызывает настороженность. А тетя Света при нас позвонила какому-то знакомому чиновнику – бывшему любовнику, – и он сразу же сказал: «Вы что, сдурели? Ни в коем случае ничего не перечисляйте».
Лассе слушал, подперев щеку рукой. Ник сидел с открытым ртом и выпученными глазами.
Ксения дернула плечиком и закурила, глядя в окно, затем вдруг резко повернулась к нам.
– А если нам на окна плакаты повесить? – внезапно предложила она. Может, тему хочет сменить? Не хочет обсуждать папины подвиги на ниве возрождения культуры?
– Какие плакаты? – спросили остальные почти хором.
– «Помогите», «SOS», что-то в этом роде. Ведь вон с того дома увидят. И с другой стороны тоже. Здесь же везде жилые дома. Хоть где-то кто-то должен быть!
– А где взять такие плакаты? – спросил американец.
– Нарисовать! – закричала я. – У ребенка же должны быть фломастеры или карандаши. А депутатские плакаты – с рогами – на оборотной стороне белые. Пошли, народ! Все окна заклеим плакатами! Ксения, ты – гений!
Журналистка победно улыбнулась.
– За такую мысль можно и папу-вырожденца простить, – буркнул Вова. – То есть возрожденца. То есть… – Вова махнул рукой.
Ксения хотела его стукнуть, но Вова увернулся и первым выскочил в коридор.
Мы всей толпой бросились в комнату, где ночевали мы с Лассе, Вовой, Геной и Шедевром. Родька юркнул под кровать и выбросил нам все плакаты. Потом мы с Лассе и Вовой отправились в детскую искать карандаши и фломастеры.
Как только мы туда вошли, чертова собака опять яростно залаяла. Я подпрыгнула.
– Кто ее опять включил, мать вашу! – заорал Вова.
Лассе молча направился в игрушечному животному и выключил его.
– Она вообще-то могла испортиться, – заметил он. – У одних моих знакомых испортилась. Они ее выбросили в мусорный бак, и всю ночь, пока не приехали мусорщики, она там периодически начинала лаять. А представляете, какой звук получается изнутри металлического бака? На них потом соседи в полицию жаловались.
– У вас в Финляндии что, много таких игрушек? – удивленно спросил Вова.
– Так они и у вас есть, как я посмотрю.
У депутатского ребенка оказались большие запасы карандашей, фломастеров и красок. Вова решил, что лучше всего подойдут краски. Лассе взял фломастеры. От карандашей мы решили отказаться. Лассе отнес орудия труда части компании, устроившейся на кухне за большим столом, и вернулся к нам с Вовой. Я разместилась в детской за письменным столом, Вова с Лассе приподняли шкуру, которую Ксения посчитала верблюжьей, и стали рисовать на полу.
– Марина, что ты пишешь? – спросил Вова.
– «Освободите нас».
– А мне что писать?
– «У нас трупы». Лассе, а ты по-фински писать будешь?
– Зачем? – удивился он. – Кто из домов напротив читает по-фински? Наверное, я напишу просто SOS.
– А «Позвоните в 02» не хочешь? – хмыкнул Вова.
– Это мысль, – сказала я. – Пиши лучше про «02».
– Никогда в жизни я так не хотел видеть родные ментовские рожи, – признался Вова, – никогда в жизни не ждал их приезда.
Лассе хмыкнул.
– Тебе трудно поверить во все, что ты здесь слышишь? – спросил Вова у финна.
– Да нет. Я же в Россию с подросткового возраста езжу. Я же говорил. Но европейцу – и американцу – трудно вас понять. Вот хотя бы этот фонд «Возрождение». Я так понимаю, что через него воруют? Отмывают деньги? То есть занимаются исключительно незаконной деятельностью?
Мы с Вовой кивнули. Мы в этом нисколько не сомневались.
– Все это знают?
Мы опять кивнули.
– Но фонд продолжает существовать и процветает, а его организаторов, владельцев, или как они там называются, не то что в тюрьму не сажают, их вообще не привлекают ни к какой ответственности! Они воруют дальше и, более того, считаются сливками общества! Например, если бы в Финляндии кто-то перечислил деньги на благотворительность и они не дошли до адресата, было бы проведено тщательнейшее расследование, а потом полетели бы головы виновных. И так было бы в любой европейской стране. Цивилизованной, – тут же добавил Лассе. Не знаю уж, про какую страну он подумал. Вероятно, про кого-то из СНГ.
Мы с Вовой переглянулись и пожали плечами. Как говорится: это наша Родина.
Вскоре плакаты были готовы, и мы отправились к остальным. Там тоже постарались. Американец написал по-английски «HELP!!!», Агриппина Аристарховна по-русски «Помогите!!!». Иван Васильевич – «Спасите». Гена – «Звоните на ТВ», у Ксении получилось самое длинное послание, на целых двух плакатах. Она давала телефон папы и просила срочно ему позвонить. Шедевр написал «Нас убивают!». Кирилл Петрович ограничился SOS.
– Ну что, развешиваем на окнах? – спросил Вова.
– Поверх решеток? – Ник критически осмотрел решетки в кухне.
– Нет, протиснем между них. Бумажки-то тонкие. И решетки тут не такие плотные, как на двери.
– Надо бы скотчем прилепить, – сказала я.
– Это мысль, – кивнул Вова. – У Шедевра рука пролезет.
Скотч нашли в кухне, в выдвижном ящике стола, и принялись за работу. В результате мы пришли к выводу, что нам проще приклеивать плакаты к решетке со стороны стекла. Мы протискивали их между прутьев и закрепляли. Вскоре вся квартира была украшена физиономией депутата Верещагина с рогами и призывом «Спешите делать добро!». Депутат смотрел сквозь решетку. Мы все очень надеялись, что хоть кто-то обратит внимание на наши плакаты и позвонит в милицию, на телевидение, как просил Гена, или отцу Ксении, или хотя бы подойдет к двери! Интересно, нас услышат, если мы будем кричать? Например, если бы в дверь позвонили…
– Может, белый флаг вывесить? – предложил Кирилл Петрович.
– В смысле – простыню или наволочку?
– Не пойдет, – покачал головой Вова. – Народ не отреагирует.
– А если красный? – спросила я. – Я в одном шкафу видела красную скатерть.
– Нет, плакаты лучше всего, – сказал Лассе.
– Так мы будем пробивать потолок и черный ход? – уточнил Иван Васильевич.
– Наверное, лучше пробивать, – сказала я. – Хотя бы ради шума. Он тоже привлечет внимание, а тут еще и плакаты.
– Я – за черный ход, – сказал Кирилл Петрович. – И за стремянкой не нужно к трупам идти.
– Интересно, а они в мумии превратились? – вдруг задумчиво произнес Гена. – Пошли посмотрим?
Вова покрутил пальцем у виска.
– Нужно посмотреть, – сказал Ник. – Если они все превратились в мумии, то мы будем знать, что находимся в аномальной зоне.
– Ты в этом сомневался? – спросил Гена.
– А у нас под кроватью откуда мумия взялась? – взорвался Кирилл Петрович.
– Может, это кто-то из наших покойников? – высказал предположение Иван Васильевич, уже изрядно опохмелившийся.
– Перебрался под кровать?! – воскликнула я.
– Но ведь ангел-то был, – не унимался Иван Васильевич. – Который к Ксении приходил. И мумия ведь в белых одеждах.
– Ксения, что ты про него помнишь? – спросил Лассе. – Как он тебя… ласкал?
– Как мужчина, – пожала плечами она.
– И у него все было, как у мужчины? – уточнила я.
Ксения кивнула.
– Может, это как раз тот, кто все это подстроил? – Вова сделал широкий жест рукой, словно обводя всю квартиру.
