Ничто не стоит так дорого - Екатерина Николаевна Островская
– А где Карпоносенко похоронили?
– Так его кремировали, он оставил по этому поводу специальное распоряжение. Там он написал, что предпочитает кормить не червей, а рыб, а потому его должны были сжечь, а прах развеять над Черным морем. И ритуальная контора выполнила все его пожелания.
– А почему над Черным морем?
– Лев Борисович уверял, что его предки были крымскими караимами. Но евреем он себя не считал.
– Так караимы – это тюркский народ. Даже при Гитлере было издано постановление не считать караимов иудеями. Но все равно они были почти поголовно истреблены на Украине и в Литве. Это постаралось местное население, потому что караимы были людьми зажиточными. Но мы отвлеклись. На каком основании тот человек предъявил права на долю Карпоносенко?
– Он ничего не предъявлял – никаких документов. Но он знал все о Льве Борисовиче. Он даже сказал, что в курсе, как я упрашивала Карпоносенко разрешить мне купить свою первую машину. Он знал, что у моего «пыжика» почти с самого начала была проблема с автоматической коробкой… Ему было известно, как меня называл Лев Борисович, когда мы были наедине… Еще он знал, что случилось в Риме с зятем Карпоносенко Аркадием тридцать лет назад. И про Светловидова все знал… Сказал, что мы все будем завидовать Алику, если откажемся платить.
– То есть он угрожал?
Соседка Жаворонкова кивнула. Потом дернула плечом:
– Да мы и не думали отказываться. Мы же практически всем обязаны Карпоносенко. А долги надо возвращать. Когда этот человек снова появится, я даже не буду бегать искать деньги: все теперь поступает на специальный счет, с которого я время от времени снимаю деньги и откладываю их в банковскую ячейку.
– Когда этот человек появится, предупреди меня сразу, потому что все это может плохо кончиться для тебя и остальных учредителей.
– А нас всего двое и осталось теперь.
– А твой сокурсник и партнер по бизнесу Светловидов не рассказывал ничего о Карпоносенко? Ведь если предположить, что Альберта убили, должна была быть веская причина для этого.
– Ничего не говорил. Хотя как-то незадолго до смерти Алик вдруг начал смеяться над тем, что Лев Борисович вдруг заговорил на философские темы. Стал рассуждать о том, что все живое разумно. И не только лесные звери или птицы, но даже травинка имеет чувства и свое понятие о жизни, заранее зная, что осенью она умрет или еще раньше погибнет под острой газонокосилкой. Или ее смешает с черноземом крестьянский плуг. Наверное, он предвидел свою смерть, что-то знал, но никому не рассказывал. Потом адвокат его детей с меня требовал вернуть им акции Карпоносенко… Требовал, потом просил, зная, что по закону вернуть ничего нельзя. Адвокат говорил, что все богатство Льва Борисовича куда-то делось, пропало, распылилось. Кому-то он подарил, кому-то что-то продал за копейки. У него же был дом на Селигере, так он его переписал на гардеробщика. А там не дом, там – домина! И еще гектар земли с выходом на берег озера.
– Были там?
– Один раз и без ночевки. Лев Борисович вдруг позвонил и приказал мне приехать. Я прикатила, а его нет нигде. Охрана молчит. Телефон не отвечает. Я пятьсот километров гнала, чтобы сидеть в какой-то беседке. Потом появляется с каким-то мужиком, похожим на тощего Льва Толстого, рыбу несут. Тот мужик как раз и был гардеробщиком, показывает мне какую-то рыбу и говорит: «Посмотри, милая, какой линь шикарный. Помнишь рассказ Паустовского “Золотой линь”? Так мой линь не хуже». Меня тогда так покоробило от того, что мужик в ватнике ко мне на «ты», как к какой-то колхознице. Вечером я уезжала, и этот гардеробщик принес мне эту рыбину, уже закопченную. А в ней пять кило было. Вся машина потом рыбой пропахла. Я этого линя Жаворонковым отдала. Интересно, как гардеробщик налог на прибыль отдавал? Все поместье стоило несколько миллионов, если в евро считать, а тринадцать процентов с этой суммы – весьма и весьма немало даже для очень состоятельных людей…
– Куда мог спешить перед своей смертью Светловидов? – вернул разговор в нужное русло Гончаров.
– Никуда. Он в тот лень за город вообще не собирался. Тем более не планировал садиться за руль. Он в тот день собирался с кем-то встречаться, мне сказал только, что, возможно, нашел нового инвестора, потому что Карпоносенко слишком много хочет – давно уже окупил свои вложения с огромной прибылью, а теперь какие-то еще дополнительные требования выдвигает. Изначально, мол, с ним был только инвестиционный договор под залог акций, а теперь он себя хозяином всего нашего дела считает. Раньше Альберт так не говорил, наоборот, утверждал, что мы Карпоносенко всем обязаны. Разумеется, себя он к этой категории не относил, считал, что он и так жил бы неплохо… А потом, когда убили Льва Борисовича, я подумала, что началась охота на всех. Хотя где мы, а где Карпоносенко!
Соседка Жаворонковых замолчала, ожидая от гостя каких-то вопросов или слов сочувствия. Но Игорь молчал, пытаясь уловить связь между тем, о чем рассказала Лиля, и тем, что произошло с ним самим несколько дней назад.
– Может, по рюмочке, – предложила хозяйка и, не услышав ответа, продолжила обреченно: – Или по чашечке чая?
– Пойду я, – ответил Игорь, поднимаясь из кресла, – что-то уставать я начал от всей этой суматохи без выходных практически, к тому же год без отпуска.
– Так съезди куда-нибудь. Можно вместе, если ты не против.
– Некогда, – ответил Гончаров, – и потом ментов за границу не выпускают… Тебе спасибо за ценные сведения.
– Я же ничего такого не сказала, – удивилась Лиля, – просто поделилась…
И тут она вспомнила:
– А тот дедок, что у него гардеробщиком был, в тюрьме сидел. Не знаю уж за что, но сидел. Карпоносенко мне так и сказал, что его гардеробщик – не простой человек. Он типа того, что лагерные порядки хорошо знает. Его на хромой козе не объедешь. Так и сказал, не помню только, с чем это было связано. Я только теперь вспомнила и подумала, а вдруг это как-то связано – ведь уголовник все-таки.
Она проводила гостя до дверей, попыталась взять его за руку в последней надежде удержать рядом, но Гончаров отворил дверь и, выйдя на площадку, обернулся:
– Времени нет ни на отпуск, ни на что-то другое. Пока.
Из машины Игорь позвонил Копылову и сообщил, что только что узнал о судимости Пинегина.
– Не было никакой судимости, – ответил полковник юстиции, – писатель, правда, сидел в СИЗО по ложному, как потом выяснилось, обвинению. Его жена обвинила в том, что он состоит в банде наемных убийц, которые по заказу убили вице-губернатора и еще многих известных
