Ничто не стоит так дорого - Екатерина Николаевна Островская
– Как увозили труп олигарха, ты видел? – повернул разговор в нужное русло подполковник.
– А кто же его народу покажет? Его под охраной в автобусе с темными стеклами, чтобы простые люди не видели. Все к окнам прилипли, так и бежали за автобусом с полверсты, прилипнув к темным окошкам, пока асфальтовая дорога не началась. Там автобус разогнался, и даже менты орать перестали. Все повздыхали и разошлись по домам. А так часа четыре стояли. Даже когда дождик капал, никто не разошелся. Давай поехали ко мне, и я тебе все с подробностями. А если хочешь, то со своим корешем познакомлю, он в олигархическом доме до сих пор живет. Он там за гардеробщика был: пальто подавал гостям, манто всякие… За это олигарх ему разрешил жить там и даже денег платил.
– А что хоть за мужик? – пытаясь не проявить излишнюю заинтересованность, равнодушно поинтересовался Гончаров.
– Серега-то? – переспросил Василий. – Мужик обычный. Ему лет шестьдесят или больше, с бородой, и погоняло у него Лудяга. Так все и говорят – Серега Лудяга.
– Кто же ему такое погоняло приклеил? – удивился подполковник. – Ведь лудяга – это мелочь, медные копейки.
Глаза его собеседника округлились.
– Оба-на! – удивился местный житель. – Да ты… простите, как оказывается, вы не простой человек, если так освоили терминологию униженных и оскорбленных. Как же я сразу не подумал?! Но спешу вас заверить, уважаемый, что слово «лудяга» еще имеет значение «хороший работник, но который работает по мелочовке».
– По какой статье чалился? – не стал его разубеждать Гончаров.
– Так я в осташкинском СИЗО – два месяца по двести пятьдесят шестой в части первой, подпункты «в» и «г».
– Браконьерство, то есть незаконный вылов рыбы с применением самоходных средств и взрывчатых веществ в местах массового нереста рыбы, – уточнил подполковник, – но за это много не дают.
– А мне и не дали, судья присудила два месяца исправительных работ с возмещением ущерба. Триста тысяч рублей назначили, – вздохнул Василий, – ни за что, можно сказать. Там щучьей икры всего-то было – полведра… Другие больше ловят, и ничего…
– А ты сам, случайно, не из ушкуйников?
– Каюсь, – сознался местный житель и кивнул, – из них самых. Но мы сами себя… в смысле, предки себя называли повольниками. Просто наши пиратские лодки назывались ушкуями. Так вот, ватаман повольников Василий украл одну красавицу… именно ватаман – предводитель ватаги. Атаманы у казаков разве что… Ватаман Василий отдал ватаге часть своей немалой доли и приехал в наши места с молодой женой. Меня в честь его и назвали, и мне порой так хочется посадить мужиков на ушкуй – и по рекам, и чтобы все деревни с боем брать… С чего это во мне, я сам не знаю. Мне говорили, как это называется в научных кругах, но сейчас из головы вылетело, потому что с утречка надо было для восстановления памяти это самое…
– Генетическая память, – подсказал Гончаров, – а Сергей Лудяга один живет в доме олигарха?
– Жил один, если не считать охранников, а в прошлом году к нему брат перебрался на проживание. Раньше Лудяга постояльцев пускал, а теперь вроде завязал с этим, а ведь они ему немалые деньги платили. Как брат прибыл, туристов он к себе не пускает больше. Но я брата этого видел несколько раз всего – больной он: выходит разве что воздухами дышать. Ни на рыбалку, ни за грибами. У нас и в Заречье, и в Николином Рожке есть разные питейные заведения: ресторанчик, бар и кафетерий, но он туда ни ногой. Лудягу там видел пару раз – пиво пил. А пиво там, между нами говоря, не самое дешевое… Наши туда не ходят – разве что приезжие. У меня жена Нинка захотела туда устроиться на работу барменшей. Так ее спросили: «Ты пиво любишь?» Она ответила, что пить – пьет, а так нет. Ну ее и не взяли.
– Ну что, поехали? – предложил подполковник, открывая пассажирскую дверь «Рендж Ровера».
– Ко мне? – обрадовался Василий.
– Завернем к Лудяге, если пустит, то у него останусь, но в любом случае на рыбалку будем ходить вместе.
– Ну ладно, – согласился новый знакомый, забираясь в салон, – у меня условия, конечно, не то что у олигарха – комнатка в сарайке оборудована на случай, если я бухой домой прихожу: Нинка меня в дом не пускает. У меня там даже телевизор есть черно-белый и проигрыватель «Аккорд» с пластинками. Удобства, конечно, во дворе… Ух какая у вас машина… Вся прямо новьем благоухает. У меня Нинка перед свадьбой так же пахла, и что потом из нее вышло? Родного, можно сказать, единственного мужа домой не пускает…
Василий смотрел за окно и словно не узнавал родные края.
– В комфортных условиях по-другому воспринимаешь красоту окружающей природы, – вздохнул он, – у меня «москвичок», к примеру, которому сто лет в обед, так он дребезжит и воняет бензином так, что думаешь, что и весь мир такой же дребезжащий и вонючий, а тут сидишь, как кум королю и сват министру, и в ус себе не дуешь. Подъехал к своему коттеджу, и тебе сразу принцесса приносит коктейль на подносике или шампанское с мандаринами. Дорого такая машина стоит?
– Не знаю, – ответил Гончаров, – мне ее подарили.
– Чтоб я так жил! – возмутился потомок ушкуйников. – Не в том городе я родился!
Дорога петляла, но все время шла вдоль южного берега озера. За соснами блестела поверхность Селигера, потом сверкающая гладь пропадала, но вскоре появлялась вновь. Попутчик показывал направление и не забывал сообщать о местных достопримечательностях:
– У нас тут вокруг много разных озер. Селигер, разумеется, самое большое – шутка сказать, двадцать шесть километров в длину, хотя как его мерить, если оно извивается все, как река. Тут ведь когда-то и в самом деле была река: ведь как-то греки добирались до варягов, то есть, наоборот, варяги плавали к грекам, потому что в Греции вино, а у варягов – одни мухоморы. Вот они и обменивались натуральным образом… А вот там направо деревня Радухово: у меня там баба была. Еще до армии она у
