Опасная игра бабули. Руководство по раскрытию собственного убийства - Кристен Перрин
К такому заключению легко было прийти, потому что я последней узнаю о модных веяниях. Но мне следовало задать себе вопрос, с чего вдруг Уолт пытается походить на Джона.
– А у меня классный сюрприз! – воскликнула Эмили, приблизившись. Она широко улыбнулась, села рядом со мной и вытащила из кармана пальто (моего) некий предмет из тусклого металла, чьи очертания скрывала темнота.
Тедди выругался, а Роуз схватила меня за руку и оттащила от Эмили.
– Какого черта, Эм? – вскрикнула я. Револьвер лежал в ее руке почти как игрушечный, театральный реквизит. – Где ты его взяла?
– И зачем? – добавил Тедди.
Роуз в ужасе молчала.
– Я нашла ключ к папиному оружейному шкафу, – ответила Эмили, проглотив смешок, превратившийся в возмущенное фырканье. – Это было нетрудно. А что касается причины… – Она посмотрела на Тедди с прищуром, как будто обвиняя его в том, что он испортил все веселье. – Почему бы нет? Вы когда-нибудь играли в русскую рулетку?
Тут Уолт решил помочиться и начал горланить песню, что, к счастью, привлекло внимание людей, и они крикнули, что вызвали полицию.
Эмили вздохнула со вселенской усталостью, которой явно не испытывала. Пусть она и вела себя в Касл-Нолле как бунтарка, но была не взрослее нас.
– В другой раз, – буркнула она, засовывая револьвер обратно в карман. – Давайте сядем в машину, прежде чем нас не погнали отсюда палками.
Эмили снова повисла на Уолте, и, когда она повернулась спиной, Роуз потянулась к воротнику своего пальто.
– Она зашла слишком далеко, – сказала Роуз, и я увидела, как блеснула тонкая цепочка с птичкой, словно слабый крик в ночи, когда Роуз ее расстегнула.
Она сняла ожерелье и швырнула его в кусты.
– И ты от своего избавься, Фрэнсис.
Я и правда об этом подумывала. Но мы с Эмили и Роуз так тесно были связаны общей историей… Конечно, эта связь истончалась, но я решила напомнить Роуз, что не все еще потеряно.
– Мы ведь знаем Эмили, Роуз. Задумайся, когда она ведет себя вот так…
– Раньше она никогда себя так не вела, – оборвала меня Роуз.
– Верно, но вела себя почти так. И ты ведь знаешь, из-за чего. Вряд ли сейчас что-то изменилось.
Фиона Спарроу, мать Эмили, всегда была настоящей красавицей и при этом следовала традициям. Она многого ожидала от дочери. Отец Эмили был членом городского совета. В общем, идеальная семья, на которую все хотели произвести впечатление.
Старшая сестра Эмили в пятнадцать лет сбежала в Лондон, и ее имя никогда больше не произносили в доме. С Эмили обращались как с единственным ребенком, но трещина, которую оставила ее сестра, означала, что Фионе еще более страстно хотелось добиться успеха с Эмили, раз со старшей дочерью она потерпела неудачу. Фиона контролировала каждый шаг Эмили, выбирала для нее одежду и наряжала как живую куклу.
Даже в темноте я заметила, что Эмили до сих пор носит туфли на каблуке, как у матери, и чулки со швом сзади, каких теперь уже не сыщешь в магазине. Я была в брюках-дудочках и чувствовала себя модницей, потому что нашла ткань в клетку (подкладку от дождевика с распродажи) и сшила их по фото в журнале. Мне помогала мама, и мы много смеялись, когда резали плащ на куски, чтобы сделать из него брюки в стиле Одри Хепберн.
Вдруг Эмили посмотрела на меня, как будто прочла мои мысли, и это было немного пугающе.
Я вспомнила, как нам было по десять лет и я решила заскочить к Эмили. Тогда наша дружба была такой простой. Летом мы делали тарзанку над рекой Димбер, а в августе объедались ежевикой. Мы верили, что дикие кролики, выскакивающие из живых изгородей, умеют говорить и что мы можем приручить их. А Эмили всегда придумывала самые лучшие игры, фонтанируя идеями.
Наверное, в определенном смысле именно я сняла с Эмили все маски, слой за слоем. Может, она винит меня в этом?
В тот день их входная дверь была распахнута настежь, чтобы поймать хоть намек на ветер в удушливом летнем зное. Эмили держала на голове книги, как будто училась в выпускном классе, и при этом пыталась расставить чашки, но недостаточно тихо, по мнению Фионы. Слова Фионы разнеслись по комнате с громким шипением:
– Если ты не способна делать даже такие элементарные вещи, в тебя никто не влюбится! Ты навсегда застрянешь в Касл-Нолле, в этой жизни! Ты красива, Эмили, пока все не испортишь, открыв рот. Красота – твоя единственная валюта, потому что все остальное в тебе заурядно. Ты должна научиться использовать свою внешность, чтобы не опозорить семью.
Чашка снова звякнула, потому что у Эмили слишком тряслись руки.
Фиона смахнула со стола весь чайный сервиз, и он разбился об стену, засыпав пол осколками. А Эмили просто молча сидела и смотрела.
– До конца дня будешь склеивать чашки и размышлять о своей неуклюжести, – прорычала Фиона. – Мужчины из приличных семей не женятся на нескладных девицах. С такими манерами ты и Фойла не завлечешь, не говоря уже о Грейвсдауне.
Эмили опустилась на колени и начала подбирать осколки. Меня затопило негодование, и я сжала кулаки. Фиона сидела ко мне спиной, но Эмили стрельнула глазами в мою сторону. Ей было больно и стыдно, а потом на ее лице появилась злая решимость. Она почти незаметно покачала головой, как бы говоря: «Не смей вмешиваться, Фрэнсис».
И я не стала.
Но после того случая Эмили начала предлагать все более мрачные и опасные игры. Не сразу, постепенно, и сперва это даже захватывало. Когда мы были подростками, Эмили выдумывала лучшие страшилки, мы вызывали призраков или занимались черной магией. Шпионили за жителями городка и сплетничали, узнавая их тайны, пусть и наполовину выдуманные. Но никому не причиняли зла и не обижали друг друга.
– Нельзя винить Фиону во всем, что делает Эмили, – сказала Роуз. – Ее же с нами нет, Эмили сама принимает решения.
– Может, и так, – согласилась я. – Но порой мне кажется, Эмили играет с нами, только чтобы ощутить, что сама контролирует свою жизнь и Фиона до нее не дотянется. Или наказывает нас за то, что мы слишком много знаем.
Тедди сидел молча, тактично притворившись, что сосредоточенно разглядывает облака над головой. Лунный
