Зима в Мадриде - Кристофер Джон Сэнсом
Вспомнился дуврский госпиталь, разочарование и отчаяние. Гарри был наполовину глух, медсестрам приходилось кричать, чтобы он их услышал. Осмотреть его пришел врач и как будто остался доволен — наклонился над койкой и сказал:
— Слух вернется, барабанные перепонки целы. Вам нужно отдохнуть, понимаете? Лежите и набирайтесь сил.
— У меня нет выбора! — крикнул Гарри, а потом сообразил, что глухой-то он, а не доктор, и понизил голос. — Если я встаю с постели, меня начинает трясти.
— Это шок. Он тоже пройдет.
Так и случилось. Сначала Гарри стал подниматься с постели, потом выходить из палаты, потом гулять по двору. Однако ни выздоровление, ни победа воздушных сил в Битве за Британию не смогли излечить его от злости и стыда, возникавших всякий раз при воспоминании о бегстве из Франции. Впервые в жизни Гарри ловил себя на мысли, что ставит под вопрос то, чему его учили в Руквуде: Англия — страна, которой суждено править миром, а заведенные у них порядки безупречны и правильны. Сейчас повсеместно побеждали фашисты. Гарри всегда их ненавидел, как в школе терпеть не мог лжецов и задир. Это давало ему моральную опору. В случае вторжения он будет сражаться по мере сил даже за эту сломленную, развалившуюся Англию. Именно поэтому он согласился на нежданный призыв поехать сюда, в Испанию.
Вдруг распахнулась дверь, и появился Толхерст со стопкой бумаг под мышкой. От неожиданности Гарри подскочил.
— Вы еще здесь, Бретт?
— Да. Наблюдал за феерией. Один из них обмочился.
— Маленький ублюдок получил по заслугам. Вы теперь в порядке?
— Да, все хорошо. Просто присел на минутку, чтобы собраться. — Гарри встал и посмотрел на свой костюм, с которого посыпалась на пол мука. — Мне нужно переодеться.
Толхерст открыл платяной шкаф и достал мятый темный костюм и фетровую шляпу. Гарри надел их. Костюм был мешковатый, с запахом пота.
— Я собирался отнести его домой и погладить прессом, — извиняющимся тоном сказал Толхерст.
— Ничего. Спасибо. Я думаю пойти домой, если во мне нет надобности. Я вроде бы все на сегодня сделал.
— Хорошо, — кивнул Толхерст. — Кстати, на следующей неделе будет вечеринка для младших сотрудников посольства. В «Рице». Теперь это притон нацистов. Мы собираемся застолбить там территорию. Вы придете?
— Спасибо, с удовольствием. Спасибо, Толхерст.
— О, зовите меня Толли. Как все.
— Тогда вы зовите меня Гарри.
— Ладно. Но послушайте меня: не стоит ехать домой на метро, там опять обрыв электричества.
— Хорошо. Прогулка пойдет мне на пользу.
— Я отправлю ваш пиджак в чистку.
— Еще раз спасибо… э-э-э… Толли.
Гарри оставил Толхерста работать. На улице было сухо, но дул резкий холодный ветер с гор. Гарри надел шляпу и чуть вздрогнул, прикоснувшись к слегка липким, набриолиненным волосам. Он отправился в центр. На Пуэрта-дель-Соль сидели нищие-цыгане.
— Подайте! — крикнули они ему вслед. — Подайте Христа ради!
В Испании всегда были попрошайки, но теперь они попадались на каждом шагу. Стоило встретиться с ними взглядом, как они вставали и шли следом; приходилось учиться смотреть на них только краем глаза. Об этом Гарри говорили при подготовке: периферийным зрением нужно проверять, нет ли за тобой хвоста. Просто удивительно, сколько всего можно увидеть, не двигая глазами, а люди и не узнают, что вы на них смотрите.
Ресторан на улице Толедо выставил за двери мусорные баки, чтобы их забрали уборщики. Корзины перевернули, а содержимое высыпали на тротуар. В отбросах в поисках съестного копались пожилая женщина, еще одна, помоложе, видимо ее дочь, и двое детей со вздутыми животами. Молодая женщина, вероятно, когда-то отличалась красотой, но теперь ее черные волосы были грязны и давно не чесаны, а на бледных щеках выступили красные чахоточные пятна. Маленькая девочка подняла апельсиновую кожуру, сунула в рот и жадно к ней присосалась. Старуха нашла обглоданную куриную кость и положила ее в карман. Прохожие обходили их, на другой стороне улицы в дверях магазина стояли двое гвардейцев и наблюдали за происходящим. Мимо, отводя взгляд, быстро прошел священник в аккуратном черном костюме.
Молодая женщина, нагнувшись, перебирала мусор, когда внезапный порыв ветра подхватил и закинул ей на голову подол тонкого черного платья. Она вскрикнула и выпрямилась, хватаясь за юбку. Белья на ней не было, и ее худое голое тело вдруг оказалось на виду, ужасающе белое, с торчащими ребрами и обвисшими грудями. Старуха кинулась к дочери и попыталась привести ее одежду в порядок.
Гвардейцы оживились — перебежали дорогу, схватили женщину. Один дернул за платье и порвал его, но юбка прикрыла наготу. Бедная нищенка, вся дрожа, вскинула руки к груди.
— Что ты делаешь, шлюха?! — закричал ей в лицо гвардеец, высокий мужчина средних лет с черными усами, пылая от ярости.
— Это случайность! — Старуха заламывала руки. — Вы сами видели, ветер! Пожалуйста, это случайность!
— Вы не должны допускать таких случайностей! — заорал гвардеец на нее. — Мимо только что проходил священник.
Усач дернул за руку молодую женщину:
— Ты арестована за нарушение общественной морали!
Нищенка закрыла лицо руками и заплакала, ее рыдания перешли в кашель. Старуха стояла перед гвардейцем, сложив руки, будто в молитве, и повторяла:
— Моя дочь! Моя дочь!
Гвардейцу помоложе явно было неловко, но старший все еще не мог успокоиться. Он оттолкнул пожилую женщину:
— А остальные, убирайтесь! Эти баки — частная собственность. Поискали бы себе работу! ¡Vete!
Старуха взяла за руки детей и стояла, вся дрожа, а ее дочь, зажатую между двумя гвардейцами и безвольно обмякшую, уводили прочь. Гарри с тошнотворным чувством смотрел, как бедную женщину волокут по улице, застроенной высокими каменными домами современного европейского города.
Потом он увидел мужчину, низенького, худого, черноволосого, в темном пиджаке и белой рубашке без воротника, который юркнул в дверь магазина, как только встретился взглядом с Гарри. Тот отвернулся и пошел дальше, притворившись, что не заметил его.
Впереди посреди проезжей части стоял дорожный полицейский в белом шлеме и белой форме. Чтобы перейти улицу, нужно было дождаться сигнала, но многие перебегали на другую сторону, как только полицейский отворачивался, рискуя попасть под машину и получить штраф в две песеты. Гарри остановился, посмотрел направо и налево. Преследователь держался в десяти шагах позади. У него было бледное квадратное лицо с на удивление мягкими чертами. Увидев, что Гарри смотрит в его направлении, он на мгновение застыл, а потом опустил голову и быстро прошел мимо.
Гарри перебежал через дорогу между ослиной повозкой и старым «фордом». Кто бы ни был тот человек, он неважно справлялся со
