Ночь накануне - Уэнди Уокер
— Обещай мне, — попросила она, на этот раз сама схватившись за руку Роузи. — Поклянись никому ничего не рассказывать. Я не могу потерять то, что имею. Только не из-за этого. Пожалуйста.
— Конечно, — заверила ее Роузи. — Я буду нема как рыба. Но можешь остаться со мной еще немного? Рассказать о нем больше, о чем он говорил, о его прошлом, что угодно — это поможет мне найти его. А с ним — и мою сестру.
Сильвия кивнула.
— О’кей, — согласилась она, — только тогда ты дашь мне еще одно обещание.
— Выкладывай, какое.
— Я не мстительна и не жестока, но, если у тебя действительно получится выйти на него, я хочу знать, кто он есть на самом деле, — сказала она. — Так или иначе, я хочу, чтобы он заплатил сполна.
19
Лора. Одиннадцатый сеанс.
Два месяца назад. Нью-Йорк
Доктор Броуди: Это может смешаться в голове. Духовная близость и секс. Власть и секс.
Лора: Ты прямо как статья из «Космо».
Доктор Броуди: Я знаю. Это банально. Ты помнишь, когда все изменилось? Когда-то ты чувствовала власть, преследуя вампиров и карабкаясь по деревьям. Даже в школе, в спорте.
Лора: Даже прыгая через обручи в группе поддержки.
Доктор Броуди: Возможно. Однако все изменилось, верно? Что вызвало подобную перемену?
Лора: Тебе это покажется смешным.
Доктор Броуди: Я жду.
Лора: Поцелуй. Все изменилось после одного поцелуя.
20
Лора. Ночь накануне. Четверг, 10.30 вечера.
Бренстон, Коннектикут
Джонатан Филдинг живет в симпатичной многоэтажке с темно-синим ковролином и бежевыми обоями в вестибюле. Отделка из золота, все вместе смотрится затейливо и нарядно. Возможно, немного старомодно, но это нормально для нашего городка.
Мы молчим в лифте. Не проронили ни слова, идя по коридору к его двери. И не говорим, когда он находит ключ, вставляет в замок, поворачивает ручку и пропускает меня внутрь.
— Вот мы и пришли, — наконец произносит он. — Дом, милый дом.
Только в квартире совсем не мило. Это не выглядит как чей-то дом. Здесь практически пусто.
Он замечает выражение моего лица и заранее извиняется.
— Знаю, знаю. — Он воздевает руки, понурив голову, словно смиренно кается и приносит нижайшие извинения. — У меня не было времени обставить все здесь должным образом.
Это еще мягко сказано.
Я прохожу и осматриваю голые стены. Слева расположена кухня, сияющая такой стерильной белизной и чистотой, словно в ней редко готовят. На столешницах пусто, если не считать меню блюд на вынос и пластиковых столовых приборов. Даже солонки нет. Даже грязного стакана, который он не успел поместить в посудомоечную машину.
В самом центре — гостиная. Маленький диван у стены. Черный, кожаный, никаких подушек для сна. С него открывается роскошный вид на противоположную стену с гигантским телевизором, стоящем на временной подставке. Ждет, когда его повесят. Рядом с ним — кабельная коробка и провода, уходящие в стену.
И больше ничего. Ни кофейного столика. Ни картины, ни фотографии или коврика. Абсолютно. Ничего.
— О’кей, — скептически замечаю я, добавляя эту информацию к тому, что он рассказывал за последние три часа.
Он больше года в разводе. Он сказал, что раньше здесь жил и работал. Ездит в Нью-Йорк всего несколько раз в месяц.
Список подозрений, в который входят машина и та женщина (да, теперь я вернула ее), расширяется на несколько пунктов: удивительно, что он добровольно остался в маленьком городке, где вынужден знакомиться с женщинами в интернете.
Я начинаю расследование:
— Ну, еще скажи мне, что подрабатываешь в ЦРУ.
Он нервно смеется. Бросает ключи на голую кухонную столешницу. Они громко звенят, беспрепятственно скользя по гладкой поверхности, где нечему их задержать.
— Почему? — спрашивает он.
— Как можно прожить здесь целый год с одним диваном? Неужели ты не взял ничего из прежнего дома? Я думала, после развода супруги делят имущество.
Вскинул брови, склонив голову набок. Губы изгибаются в кривой улыбке. Милой? Или я ошибалась? Или она полна самодовольства?
— Знаю. Я просто… Все напоминало мне о жене и нашей совместной жизни. Дело не в том, что я до сих пор люблю ее или еще в таком духе. Однако расставание означает конец мечты, верно? Мечты создать семью и прочее.
Гм… Джонатан Филдинг, ты мог бы придумать что-нибудь более убедительное. Не так ли?
— Но тогда почему ты не побежал в ИКЕА и не закупился? У тебя хоть посуда есть?
Джонатан Филдинг открывает шкаф и гордо демонстрирует набор белых тарелок без росписи и стеклянных стаканов.
— Хочешь выпить? — интересуется он, меняя тему.
— Разумеется, — соглашаюсь я, возвращаясь к прежнему вопросу. — Серьезно, неужели ты правда здесь целый год? И так живешь?
У него есть бутылка виски, он разливает нам по стаканам.
— Понимаю. Выглядит жалко. Мы можем поехать в ИКЕА на следующем свидании… если, конечно, ты еще захочешь со мной встретиться. Я готов. И уверен в этом.
Он вручает мне золотистый напиток и ведет в пустую, если не считать софы, комнату.
Мы садимся по разные стороны. Однако диванчик невелик, и, устроившись коленом на подушке, Джонатан оказывается рядом со мной — хоть руку протяни.
— Расскажи мне что-нибудь забавное. Что-нибудь хорошее, — просит он. — Судя по всему, у тебя много прекрасных воспоминаний из детства — с сестрой, ее мужем, другими детьми в районе. Это должно быть невероятно — расти так близко к этим лесам.
Что же, если ты так ставишь вопрос…
— Наверное, в каких-то отношениях у меня действительно было счастливое детство, — говорю я и даже отчасти верю сказанному. Хотя «счастье» — не совсем подходящее слово, и я пытаюсь прояснить ситуацию.
— Впрочем, странно. Когда я сейчас это вспоминаю, что-то мне уже кажется радостным и забавным. И думаю «о боже мой!». Как мы натягивали канат через огромное упавшее дерево. И прямо внизу было отвратительнейшее болото из грязи и тухлятины, которое ты только можешь представить. Однажды я поскользнулась и чуть не упала, но так вцепилась в кору, что смогла удержаться и перелезть на другую сторону…
Радость.
— Но в другое время я вспоминаю постоянное беспокойство, оно на все бросало тень.
Гнев.
— Это ведь связано с твоим отцом, да? Твоя
