Дмитрий Дубинин - Убийство к Рождеству
Но это значит, что рано или поздно мастерскую накроют. Сколько нужно дней, чтобы вычислить, снимали ли девушки квартиру, а если снимали, то где именно? Если уж я вычислил это достаточно быстро, то другие могли бы пройти подобный путь еще быстрее. Про эту квартиру может знать, к примеру, Оскар. Мог знать Михаил. Разумеется, знали и те, кто заглядывал к девушкам на вечерний кофе.
В заснеженном дворе, в меру угрюмом, было пусто. Лишь у интересующего меня дома, стена которого была разрисована цветными граффити, что несколько оживляло общий вид, сидел и покуривал какой-то бездельник в грязном пуховике. Я заметил, что в граффити использованы фрагменты осьминожьих щупальцев. Уж не Галина ли приложила руку к стихийному оформлению стены?
Я вошел в подъезд, который не был оборудован домофоном, и по скрипучей деревянной лестнице подошел к нужной квартире на втором этаже, обитой драным дерматином. Нажал кнопку. Звонок прозвенел неожиданно громко, но в остальном за дверью было тихо. Я подождал с минуту, потом толкнул дверь ладонью, и она с негромким скрипом отворилась на четверть.
Сердце у меня ушло в пятки. Неужели опоздал? Я толкнул дверь сильнее и, оглянувшись, прошел в квартиру.
Я не ошибся. Тесная квартирка действительно была оборудована под художественную мастерскую. Но если бы я не ошибся только в этом!
Я буквально сполз на пол, когда обнаружил, что находится в комнате, где, помимо двух мольбертов, двух кроватей, шифоньера и стола, заваленного красками и кистями, на стенах висели чьи-то картины.
Тамары здесь я не увидел. Увидел только Галю. Она лежала у стены на левом боку, спиной ко мне и подтянув колени к груди. А громадная лужа крови, в которой лежала художница, словно говорила мне о том, чтобы я даже и не думал, что могу подойти и разбудить девушку.
Но я заставил себя подойти к ней. Хотя бы затем, чтобы прочесть, что написано на стене – видимо, Галя из последних сил успела вывести три коротких слова собственной кровью – «Тома в бол|». Вместо последней буквы была просто длинная вертикальная черта.
Я присел на корточки рядом с убитой. Какая она маленькая… На этот раз убийца не резал горло – Галю ударили в живот. Я снял перчатку, чтобы пощупать пульс, но это было уже лишним – у живого человека рука значительно теплее. Я отпустил руку и провел ладонью по нежным волосам, дурманящий запах которых так хорошо запомнил. Потом, более не оглядываясь, на всякий случай заглянул в кухню и чулан. Никого. После этого покинул квартиру и осторожно прикрыл за собой дверь. Излишне говорить, что перчатку к этому моменту надел снова.
Зимний воздух подействовал на меня отрезвляюще. Я оглядел двор и остановил свой взгляд на мужике, который по-прежнему сидел на обломках скамейки поблизости. И не спеша направился к нему.
– Ты Галю Никифорову знаешь? – спросил я мужика.
Тот, подняв на меня тоскливые глаза трезвого алкоголика, просипел:
– Че? Кого?
– Ты как с Гитлером разговариваешь, насекомое? – брюзгливо спросил я. Словно бы кто-то другой подбирал сейчас за меня слова и тон.
Мужик посмотрел на меня внимательнее, живо оценил ситуацию, весь как-то сразу подтянулся и заговорил уже совсем иначе:
– Галю Никифорову, говорите? Художницу? Знаю. Все ее тут знают…
У мужика был явно не столичный говор.
– Где она сейчас?
– Дык откуда ж я могу…
– Откуда здесь?
– Кто? Она? Дык она москвичка, наверное…
– Ты! Ты откуда приехал, насекомое?
– Из Волжска…
– Хочешь, я сделаю так, что тебя завтра туда увезут?
– О… Зачем же?
– Ты давно тут торчишь?
– Ну, часа два уже… Тут корефаны должны подойти, насчет работы пошли толковать, да что-то не идут. А то совсем дело дрянь…
– Мне это знаешь по какое место?.. В подъезд заходил кто-нибудь?
– Это где Галина мастерская?
– Да.
– Заходили. Раза два.
– Кто?
– Дык я разве…
– Сейчас со мной пойдешь.
– Но я их правда не знаю.
– Опиши, как выглядели.
– Я не разглядывал… Ну, сперва два мужика заходили. На рожи я даже внимания не обратил. Один здоровенный такой, как шкаф. Потом вышли с какой-то подругой – здоровый под руку ее держал. Были в доме где-то минут десять. А! Они в тачку сели и уехали потом.
– Что за тачка?
– Иномарка. Темно-зеленая такая.
– Джип?
– Нет, обычная. Не очень большая. Может, «Пежо», может, «Рено»… Не разбираюсь я в них.
– Как одеты были?
– Как обычно… Вот как вы, например.
Я был облачен в коричневую парку и ту самую кепку с тонким слоем меха внутри – на каску пока не рискнул сменить.
– Еще кто входил?
– Еще дед какой-то зашел потом. Не выходил пока. Наверное, живет здесь – он с пузырем водки в пакете шел.
– И это все?
– Точно.
– А если подумать? – спросил я, доставая телефон.
Глаза мужичка тревожно забегали.
– Да ей-богу, никого больше не видел… Только вас.
– Не ври. Меня ты не видел. Понял?
– Понял…
– Тачка потом сразу уехала?
– Сразу. Они все втроем сели и уехали.
– А в машине кто-нибудь ждал?
– Да не помню я. Не заметил. Честно.
– Ну ладно, живи… – Я подумал, что больше не вынесу общения с этим типом. Более того, сейчас я вряд ли смог бы вынести общение вообще с хоть кем-нибудь.
* * *Конечно, в таком состоянии, в каком я находился, глупо устраивать разборки. Но в «Эль Торо» меня пропустили очень легко, поскольку я уже примелькался, да и Авдеев оказался на месте.
– Это опять ты? – оторвался Игорь от рассматривания негативов на просвет. – Чего тебе еще надо?
Вместо ответа я размахнулся и дал фотографу в зубы. Тот так и отлетел в угол.
– Ах ты… – начал он и попытался дать мне сдачи. Но в этот момент я дал бы бой и братьям Кличко – причем обоим сразу.
Я разбил Авдееву нос и рассек бровь. Ну а губы рассадил еще первым ударом. После четвертого удара Игорь ушел в глухую защиту.
– А теперь отвечай, сучонок, – прошипел я. – Кому ты донес про нашу встречу у Оскара?
– Кого?.. Что?.. – Зло и жалобно простонал Авдеев.
– Ты знаешь, что случилось с Галей, сволочь?.. Ее кто-то пырнул ножом сегодня. А ждала она меня, понятно? Кому ты сказал о нашей встрече, гадюка?
– Галю?.. Она хоть жива?
– А ты как думаешь?
– Я ведь все равно узнаю.
– Убили ее, – с трудом выговорил я. – И я полагаю, ты что-то знаешь.
– Ты… Ты точно крейзи, – сказал вдруг Авдеев таким уверенным тоном, что мне стало не по себе. Он вытер платком кровь с лица, посмотрел потом на красные пятна. – Ну ты и кретин, – сказал он с чувством. – Да у Оскара тебя толпа народу видела.
Трусом он конечно не был. Но намного ли лучше меня соображал?
– Сейчас еще получишь, – сказал я.
– Что, думаешь, если ты сыскарь, так тебе все можно!?
Неужели он действительно считает меня сыщиком? Если так, то…
– Значит, по-твоему, я крейзи детектив?
Авдеев сплюнул кровь.
– Очень похоже. Только я сейчас пойду в поликлинику и зафиксирую все следы твоей работы. Неважно, кто ты. Даже если и мент, то проблемы ты себе обеспечил, я отвечаю. А если сыщик, лицензия твоя накрылась, ты понял?
– Никаких проблем у меня не будет, ты понял?.. Говори, откуда ты знаешь Володьку Сурка?
– Я впервые про такого слышу.
– И ты хочешь сказать, что вечером двадцать четвертого он не был у тебя дома?
– Ты точно крейзи. Днем двадцать четвертого я уехал на съемку в Электросталь, там работал пять часов без передыху, а потом мы с толпой пошли на банкет, который закончился только в час ночи! Меня там видели человек пятьдесят! А домой я вернулся только в девять утра.
– Это действительно можно проверить?
– Можно, представь себе.
– А ты знаешь, что Михаила убили?
– Егорова? – ахнул Авдеев.
– Именно. Как раз после того, как я побывал у тебя, и по телефону повторил его адрес. Тебе что – стало страшно, что Михаил мне может найти настоящие фотографии с конкурса?
– Ты повернулся на этих фотографиях! Ладно, я тоже кретин, когда решил, что ты лох, и тебе можно впарить любые снимки… Знал бы… Слушай, вот тебе твои сто долларов, и мотай отсюда… Уходи, пока я не передумал.
И тут до меня дошло. Дошло, почему Авдеева не прибили также, как Михаила. А ведь могли…
– Тебе позвонили сразу же, как только ты сказал мне, что снимки готовы? – спросил я.
Авдеев с ненавистью смотрел на меня.
– И тебе пообещали неплохо заплатить, если ты подпишешь фото девушек именно так, как скажут тебе, а вместо Истоминой вообще напечатаешь «левую» девушку? – продолжил я. – И тебе еще сказали, что я – частный сыщик? Так?
Фотограф смотрел на меня с прежним выражением. Он молчал.
XII. Синдром хронической паранойи
За окном машины мелькали какие-то глупые дома, какие-то глупые вывески, какие-то совсем не нужные мне люди. Мне ничего не было нужно. Я чувствовал страшную пустоту как вне себя, так и внутри. Пусто было в голове. Пусто было в душе. Я словно умер, побывав в мастерской, как будто смерть попутно резанула меня своей косой, или чем она там сейчас орудует. А я словно ходячий мертвец, разговариваю с бродягами, с водителем, который везет меня не то домой, не то в «Оберон» – какая, в сущности, разница?
