Фридрих Незнанский - Глаза зверя
— А у китайцев тебя разве не накормили? — едко поинтересовался Солонин. '.
— Это на триста-то рублей? — скептически спросил Миша.
— Тебя легче убить, чем прокормить.
— Это верно, — согласился Камельков. — Ладно, до встречи.
— До встречи и приятного аппетита.
9
В тот же день операция, которую провернул Миша Камельков, дала свои первые результаты.
Солонин положил на стол Поремского маленький серебристый ноутбук, включил его, подождал, пока загрузится программа, затем загадочно посмотрел на Поремского и Камелькова и сказал:
— Так, парни, звук не очень четкий, поэтому слушайте внимательно. Я его немного подчистил, но все равно не первый класс. Если что не поймете, спросите потом. Готовы?
— Да, — кивнул Миша.
— Как пионэры, — добавил оремскии.
— Ну тогда с Богом, — сказал Солонин и нажал на «enter».
«— Алмаз Рафикович, здравствуй!
— Здравствуйте, Михаил Иванович. Что слышно о Хамзате?
— О Муслиеве-то? Сидит Хамзат. Что ему сделается.
— Дает показания?
— Какие, к черту, показания, Алмаз? Он их уже дал! Этот парень сдал ментам Володю Большое Гнездо. Хорошо, что менты не посмели его арестовать, но то ли еще будет. Гляди, Алмаз, если он сдаст Чачу, а Чача потянет за собой тебя…
— Не сдаст, — оборвал собеседника Алмаз Рафикович. — Я знаю Хамзата. Он много болтает с перепугу, но, когда возьмет себя в руки и успокоится, молчит, как сыч.
— Дай-то Бог, Алмаз, дай-то Бог. Лучше всего сделать так, чтобы Муслиев вообще ничего не мог сказать. Даже если наложит в штаны от испуга. Впереди суд, Алмаз. Володе Большое Гнездо не нужен скандал. Понимаешь, о чем я?
— Понимаю. Но я ничего не могу сделать. У меня нет знакомых зэков, если вы об этом.
— Нет?
— Нет. — Алмаз Рафикович прочистил горло и сказал: — Вот если бы вы помогли…
Незнакомец засмеялся:
— Ну, ты совсем зарапортовался, Алмаз. Ты что, думаешь, я якшаюсь с уголовкой?
— Нет, но… Возможно, у вас есть хорошие знакомые в милиции?
— Может, и есть, а может, и нет. — Незнакомец вздохнул. — Ладно, Алмаз, я попробую тебе помочь. Мы ведь все-таки друзья, а дружба обязывает ко многому. Но ты тоже должен помочь мне.
— Все что угодно, Михаил Иванович. Что я должен сделать?
— То же, что и раньше, Алмаз. Я нашел тебе клиента.
— Михаил Иванович, вы же знаете, мы больше этим не занимаемся. После того как взяли Муслиева, менты висят у нас на хвосте. Слава Аллаху, Хамзат все взял на себя и не стал нас сдавать. Но если мы проколемся еще раз, нам уже не уйти.
— Алмаз, не говори чепухи. — Голос незнакомца стал недовольным. — С какой стати вы проколетесь? И потом, тебе ведь все равно, кого или что взрывать? Ты организуешь теракт и получишь резонанс в прессе, а заодно и круглую сумму в американских долларах. А мы с твоей помощью решим свои проблемы. Все останутся довольны.
Муслиев помолчал. Затем хрипло спросил:
— Сколько?
— Пятьсот тысяч, — ответил незнакомец.
— За предыдущий взрыв вы заплатили миллион.
Незнакомец хмыкнул:
— У тебя хорошая память, Алмаз. Но ты кое-что забыл. Если мне не изменяет память, это я две минуты назад пообещал тебе решить проблему Муслиева. Это чего-то стоит, правда?
— Правда, — признал Алмаз Рафикович.
— Я знал, что ты меня поймешь. Значит, по рукам?
— По рукам. Кого нужно убрать на этот раз?
— Директора завода «Серп» Игоря Треплева. Слыхал о таком?
— Конечно. Но после того как мы убрали Карасева, к нему будет трудно подобраться.
— Ничего, подберешься. Менты не ожидают от «террористов» такой наглости. Взорви его дом, прикати «КамАЗ» со взрывчаткой в его офис… Я не знаю, придумай что-нибудь. Ты ведь не первый год в этом бизнесе.
— Это не бизнес, это священная война.
— Называй как хочешь, Алмаз, главное — сделай дело. Лучше всего используй девчонку-шахидку. — Незнакомец снова хмыкнул и добавил: — Сейчас это модно. Пресса решит, что все это звенья одной дьявольской цепи и обвинит во всем чеченских террористов. И кстати, будет недалека от истины. Ведь Бариев чеченец, правда?
— Да.
— Ну вот. Действуй, Алмаз. Всю необходимую информацию получишь обычным путем. Деньги — после выполнения заказа. Мы договорились?
Нигматзянов долго молчал, затем сказал — тихо, но четко:
— Да. Мы договорились.
— Ну тогда пока».
Виктор Солонин щелкнул кнопкой ноутбука и торжествующе посмотрел на коллег.
— Ну как? — весело спросил он.
— Что ж, — сказал Камельков, — по крайней мере, теперь мы знаем, кто у них на очереди. Директор оборонного предприятия «Серп». — Камельков посмотрел на Поремского. — Владимир Дмитриевич, что вы думаете насчет этого Володи Большое Гнездо?
Поремский пожал плечами:
— У меня только одна версия. И ты ее знаешь.
— Сметанин?
— Судя по тому, что Владимир Сметанин стоял за «делом Фатимы» и по тому, что Муслиев сдал нам именно его, — да.
— Это тот самый Сметанин, который организовал убийство гендиректора оборонного концерна, чтобы освободить дорогу своему протеже? — уточнил Солонин, поигрывая зажигалкой.
Поремский кивнул:
— Он самый. Олигарх с большой буквы «О». Теперь на его пути встал еще один оборонщик — Игорь Треп-лев.
Миша с хрустом сжал пальцы в кулак.
— Черт, — процедил он сквозь зубы, — а ведь в тот раз мы его почти прищучили! Если бы не прези…
— Михаил! — предостерегающе сказал Поремский.
Камельков грозно сдвинул брови и криво, по-гаерски, усмехнулся.
— Молчу-молчу, — угрюмо сказал он. — Просто обидно. Нет, правда, Владимир Дмитриевич, этот толстосум-нефтесос совсем обнаглел. Наступать два раза на одни и те же грабли! Он думает, что на нем шапка-невидимка? Или что у нас мозги с горошину? На что он надеется?
— На то, что убийство спишут на чеченских террористов, — мягко сказал Поремский. — А если им удастся убрать Муслиева, то вообще нечего опасаться. Кстати насчет Муслиева… — Поремский снял телефонную трубку. — Нужно позвонить, чтобы ему усилили охрану. К тому же у нас есть шанс взять с поличным продажного мента.
— Но если мы его возьмем, они поймут, что мы прослушали их разговор! — разволновался Камельков. — И тогда вся операция пойдет коту под хвост.
— Если сделаем все аккуратно, то не поймут, — сказал Поремский. Он набрал номер и прижал трубку к уху. — Алло…
Пока Поремский объяснял начальнику следственного изолятора, в котором содержался Муслиев, острую ситуацию с сидельцем, Миша Камельков решил перекусить. Он открыл сумку и разложил на столе два чизбургера, шоколадный батончик и пакет слоеного печенья, поставил бутылку кефира. Посмотрел на поигрывающего зажигалкой Солонина и тихо, чтобы не мешать Поремскому, спросил:
— Составите мне компанию?
Солонин отрицательно покачал головой.
— Как хотите, — пожал плечами Миша и принялся уплетать чизбургер, запивая его кефиром.
Когда он дошел до печенья, Поремский закончил переговоры. Он положил трубку на рычаг, достал платок и вытер вспотевший лоб.
— Ну вот, — удовлетворенно сказал он. — За Мус-лиевым ненавязчиво присмотрят. Если удастся поймать продажного легавого за руку, то все будет обставлено как досадная случайность.
Камельков допил кефир, бросил пластиковую бутылку в корзину и резюмировал:
— Это хорошо. Знал бы Алмаз Рафикович, что Муслиев давно сдал нам Чачу, он бы, вместо того чтобы мочить Муслиева, наложил на себя руки.
— И одним подонком на земле стало бы меньше, — сказал Солонин, крутанул колесико зажигалки и задумчиво посмотрел на язычок пламени, взметнувшийся кверху.
10
Асет не любила показывать свои стихи чужим. Это было все равно что раскрыть душу перед посторонним человеком. Исключением были лишь два человека — Бариев и тетя Хава. Они читали стихи Асет вдумчиво и серьезно. Иногда помогали ей советами, хотя в душу к
Асет они никогда не лезли. Они вообще были очень хорошими, такими же хорошими, как отец и мать. По сути, они теперь и были отцом и матерью Асет.
Однако с недавних пор в жизни Асет появился еще один человек, которому она могла — и даже хотела — показать свои стихи. Мужчина. Воин. Красавец. Асет много думала о нем в последние ночи. Он встречал ее каждое утро у ручья, куда она повадилась ходить на прогулки — иногда чтобы набрать воды, иногда просто так. Асет уже не опускала глаза и не краснела под его взглядом. Она с замиранием сердца ждала каждой такой встречи, умоляя Аллаха, чтобы он не послал ей какую-нибудь помеху.
Сулейман… Это было самое красивое мужское имя из всех, какие знала Асет. В нем было журчание льющейся воды и шуршание соломы, перебираемой осенним ветром. В нем было все то, о чем Асет писала в своих ранних, еще детских стихах, до того как она стала воином ислама.
