Фридрих Незнанский - Глаза зверя

— На сегодня все. К завтрашнему дню выучите все, что записали, наизусть. Я проверю.

Свежий воздух показался Сулейману особенно свежим после дымовой завесы, которую устроил в палатке взрывник. Похоже, что Талгат думал о том же самом.

— Уф-ф, — сказал он и вытер кепкой пот со лба. — Тяжело мне дается эта наука, брат. По третьему кругу все слушаю, а ничего понять не могу.

— Если по третьему кругу, то у тебя должны остаться записи, — сказал Сулейман.

Талгат покрутил головой:

— Не осталось, брат. Ни строчки. Я не могу писать, когда рядом говорят вслух. А он все время говорит. Остается только слушать, но у меня плохая память. Замкнутый круг, — резюмировал свои слова Талгат.

— А ты возьми у меня конспект и прочитай его пять раз подряд, — предложил Сулейман. — Глядишь, что-то в памяти и отложится.

Талгат вздохнул и признался:

— Читать я тоже не люблю. У меня от букв глаза болеть начинают. Уф-ф-ф… — снова вздохнул он. — Никогда раньше не думал, что лекции о бомбах будут такими скучными. Помню, в детстве мы с пацанами сами готовили маленькие бомбы… Так, ради развлечения. Вот это было интересно! Поджигали запал, забрасывали их в открытые форточки и ждали в кустах, что будет дальше. А тут… — Талгат безнадежно махнул рукой. — Тоска зеленая.

— Н-да, — сказал Сулейман. — Даже не знаю, чем тебе помочь.

Талгат белозубо улыбнулся и ободряюще подмигнул Сулейману:

— Да ты за меня не волнуйся, брат. Я, если где кяфира встречу, без всякой бомбы с ним справлюсь. Достану нож и выпущу ему наружу кишки. А потом вырежу кяфиру сердце и заставлю его съесть. Одобряешь?

— Угу, — кивнул Сулейман. — Только к тому моменту, когда ты вытащишь у кяфира сердце, он уже будет мертвым.

— И что? — не понял Талгат.

— А то, что его сердце тебе придется есть самому. Приятного аппетита.

Сулейман поднялся с камня, отряхнул штаны и пошел к ручью.

8

Солонин прикурил сигарету от позолоченной зажигалки «зиппо» и сладко затянулся.

— Я думал, ты не куришь, — сказал Поремский.

— В основном нет. Но иногда тянет.

Виктор снова затянулся и выпустил изо рта идеально ровное белое колечко. С улыбкой посмотрел, как оно расплывается в воздухе.

— Короче, сигнал радиомаяка мы отследили, — сказал он. — Теперь мы знаем точное местонахождение базы. Посылать команду, разумеется, рановато. Наверняка у них заготовлены отходные пути. Всякие тайные тропы, пещеры… Вот когда у нас будут подробные фотографии лагеря и его окрестностей, тогда, пожалуй, можно будет приступать к прямым силовым действиям.

— Значит, подковка сработала, — задумчиво произнес Поремский.

— Угу, — кивнул Солонин. — И не только она. Я вмонтировал Сулейману чипы в одежду и обувь. На всякий случай.

— Он об этом знает?

Виктор выпустил еще одно колечко и покачал головой:

— Нет.

Поремский нахмурился:

— Ты должен был ему сказать.

— Должен был, — кивнул Солонин. — Но я решил подстраховаться. Зная про чипы, он мог себя нечаянно выдать.

— И все равно, ты должен был ему сказать. Не нравится мне, когда мы держим друг друга за дураков.

— Володь, не горячись. Дело сделано, и сейчас уже поздно что-либо менять.

Поремский некоторое время молчал. Потом сказал:

— Ладно, проехали. Только в следующий раз, если он будет, обо всех подобных фокусах сообщай мне, ясно?

— Ясно, — согласился Виктор.

Поремский побарабанил пальцами по столу.

— Ликвидировать лагерь в любом случае рано, — раздумчиво сказал он. — У бандитов, которые окопались в Москве, могут возникнуть подозрения. Да и немецкие «товарищи» заволнуются.

— Камельков собрал о них информацию?

— Да. Сейчас он выясняет подробности биографии Чачи. А как там Турецкий? Я никак не могу до него дозвониться.

— Я говорил с ним полчаса назад, — сказал Солонин. — Они отслеживают каждый шаг бандитов. Если все пойдет хорошо, накроют с поличным — тихо и мирно. А если нет… — Виктор пожал плечами. — Что ж, тогда в Дюссельдорфе будет горячо.

— В Москве будет так же. Нигматзянов и Джабраилов вывели нас еще на четверых членов банды.

— Неплохо, — одобрил Виктор. — Если удастся их всех накрыть, сделаем большое дело.

— Так-то оно так, но…

— Что еще?

— Мне кажется, что главный у них вовсе не Алмаз Рафикович Нигматзянов.

— А кто?

Поремский пожал плечами:

— Не знаю. Но у меня такое ощущение, что координирует их действия кто-то свыше. Возможно, что он общается с этим человеком, минуя нашу прослушку. Какая-нибудь отдельная, незафиксированная мобильная линия.

— Все может быть, — согласился Солонин. — Хотя проверить это несложно.

Дверь кабинета распахнулась, на пороге застыл Камельков.

— Ага, курите! — воскликнул он. — И это вместо того, чтобы работать! Правильно, пускай работает Миша Камельков, а мы будем курить.

— Давай уже заходи, — распорядился Поремский. — Терпеть не могу, когда стоят в дверях и митингуют.

Миша закрыл дверь.

— Чача работает в «Имярек-консалтинг» уже два года. Как вы, Владимир Дмитриевич, и предполагали, он занимается черной работой. На фирму его привел Муслиев. Они познакомились с Чачей на какой-то чеченской вечеринке в общежитии МГУ. Чаче нужно было где-то работать, и Муслиев устроил его в «Имярек-консалтинг». Муслиев признался, что Чача помогал ему организовать теракт в офисе концерна «Геракл». Ну то есть он помог ему найти исполнителя.

— Он был связующим звеном между Муслиевым и Бариевым? — спросил Поремский.

Миша энергично кивнул:

— А я что говорю! По словам Муслиева, именно Чаче пришла в голову идея использовать террористов для заказных убийств! А Бариев эту идею одобрил. Благо смертниц у него — целый лагерь.

— Вот сволочь! — в сердцах сказал Поремский.

— Сволочь сволочью, а голова у парня варит, — заметил Солонин. — Есть у меня, Володя, одна идея.

— Что за идея?

— Алмаз Рафикович каждый день обедает в ресторане «Китайская кухня» на Дмитровском шоссе. Наши ребята ведут его с утра до ночи, но, как показал опыт, Алмаз — парень ушлый, иногда ему удается от нас ускользнуть.

— От вас? Ускользнуть? — Поремский усмехнулся и покачал головой. — Никогда не поверю.

— И тем не менее это так, — признал Солонин. — Два раза мы его теряли. Нигматзянов очень хорошо знает Москву. Он уходил от наших машин, теряясь в переулках в самом центре города. По всему видать, что Алмаз Рафикович — мужик непростой. Судя по тому, как он умеет заметать следы, он прошел хорошую подготовку.

— Настолько хорошую, что перед ним пасует даже «Пятый уровень»? — с улыбкой спросил Поремский.

— Что делать, мы не супермены, — ответил Солонин. — Но дело не в этом. Я вот тут подумал, что было бы неплохо приклеить к Нигматзянову «жука». Конечно, сделать это трудно, но думаю, что я справлюсь.

Поремский недоверчиво посмотрел на Солонина:

— В квартиру к нему мы проникнуть не можем. Наверняка он об этом сразу узнает. К машине лучше тоже не приближаться. Что остается?

— Остается сам Алмаз Рафикович, — сказал Солонин. — В отличие от квартиры и машины, на нем нет датчиков оповещения.

— И как ты собираешься это сделать?

— Просто. — Солонин усмехнулся. — Я ведь сказал, «что Алмаз Рафикович обедает в «Китайской кухне». А мало ли там пьяных китайцев. Это единственный способ подобраться к нему поближе.

Тут Камельков, до сих пор молчавший, неожиданно подал голос:

— Владимир Дмитриевич! Виктор! Пожалуйста, позвольте мне провернуть эту операцию! Я с самого универа мечтал о чем-то подобном!

Поремский посмотрел на Камелькова и строго сказал:

— Мишаня, это не игра. Мы не имеем права рисковать.

— Владимир Дмитриевич, я все понимаю, — с горячностью отозвался Камельков. — Я и не собираюсь играть. Просто… — Камельков замялся, не находя подходящих слов. — Просто я так долго сидел в кабинете, что чувствую себя бухгалтером, а не сыщиком. Владимир Дмитриевич, шеф, не дайте пропасть таланту.

— В самом деле, Володь, — обратился к Поремско-му Солонин, — пусть это сделает Михаил. Я слышал, что фирму «Заря» накрыли благодаря его усилиям.

Поремский развел руками:

— Да я не против. Только проинструктируй его хорошенько, чтобы он не наломал дров. Да, и еще: идея с пьяным китайцем мне не нравится. Камельков, какой у тебя рост?

— Метр восемьдесят шесть, — признался Камельков.

Поремский кивнул:

— Вот именно. Где вы видели китайца такого роста? Он же там как мачта будет отсвечивать! Нет, пусть уж лучше будет пьяным русским. Тем более для этого ему не нужно будет прилагать больших усилий.

— Обижаете, — насупился Камельков.