Я их всех убил - Флориан Дениссон
Наконец процессия добралась до кабинета директрисы, и та указала жандармам на стулья. Она подождала, пока они сядут, а затем тоже устроилась в комфортабельном кожаном черном кресле.
– Чем могу вам помочь? – В ее голосе сквозило чуть заметное раздражение.
– Это обычный рабочий визит, мадам Дюванель, – приветливо заговорил Борис. – Мы хотели бы задать несколько вопросов и надолго вас не задержим.
Он завершил свою речь обольстительной улыбкой, которая явно прошла мимо цели.
– У вас есть ордер?
На лицо Павловски легла тень. Раз уж она очевидно осталась равнодушна к его чарам, он с удовольствием разъяснил бы ей, что ордера существуют только в американских детективных сериалах и французское законодательство предоставляет жандармерии куда большую свободу действий, чем она может вообразить; но он также осознавал, что они ступают на скользкую почву, и не хотел упустить единственный реальный след, которым они располагали.
– Мадам Дюванель, – повторил он спокойно, – мы занимаемся очень важным уголовным расследованием, и сюда нас привело прошлое нашего подозреваемого. Нам лишь хотелось бы получить некоторую информацию, и, как я уже сказал, мы исчезнем так же быстро, как и появились.
Она скрестила руки на груди и поудобнее устроилась в кресле. Два признака, которые немедленно включили сигналы тревоги в голове Максима: она заняла позицию отказа от любого сотрудничества. Он заметил, что каждый раз, когда Борис произносил ее имя, директриса проводила большим пальцем по фаланге левого безымянного. Бессознательное, незаметное прикосновение к тому месту, где она должна была носить обручальное кольцо. Полоска незагорелой кожи у основания пальца подтверждала, что еще совсем недавно кольцо было на месте. Застали ли они эту женщину в разгар развода? Принадлежала ли фамилия Дюванель мужу, с которым она сейчас расходилась? Следовало немедленно исправлять положение: их беседа стремительно неслась ко дну.
– Мадам, – мягко вступил он, – в нашем отделении в Анси содержится под стражей некий Кристоф Корню. Швейцарская полиция передала нам его досье, в котором указывается, что он провел три года в вашем заведении.
Она вздохнула и развернулась в кресле к своему компьютеру. Положила обе руки на клавиатуру, потом остановилась.
– Мне известен порядок действий, господа, но меня удерживает профессиональная тайна: я не обязана ничего вам сообщать.
Ее невербальный язык противоречил ее же словам. Плечи развернуты, брови изогнуты и приподняты: тело говорило о желании помочь двум копам, но разум диктовал свои правила, веля использовать последнее средство давления как способ самоутвердиться в статусе директрисы и не позволить умалить свою власть, слишком быстро уступив чужой воле.
Синерголог усмотрел в этом брешь, в которую и устремился.
– Подозреваемый, о котором идет речь, признался в четырех убийствах, так что дело серьезное. Он больше ничего не желает говорить, и единственный реальный след ведет в ваше учреждение.
Он сознательно занял подчиненную позицию, подчеркивая тот факт, что она – их последняя надежда. Такой образ действий льстил тщеславию молодой женщины: теперь она ощущала в своих руках бразды правления, поскольку могла стать ключевой фигурой в уголовном расследовании.
Она принялась что-то набирать на клавиатуре. Ввела имя Кристофа Корню в базу данных больницы и, прочтя высветившуюся на экране информацию, не сдержала удивления:
– Ваш человек действительно находился здесь, но это было лет пять назад! К сожалению, я тогда еще не возглавляла это учреждение, а следовательно, затрудняюсь предоставить вам какие-либо сведения.
Она обращалась исключительно к Максиму, тщательно избегая встречаться взглядом с Павловски. Жандарм это быстро заметил, и это ранило эго альфа-самца. Медовый тон коллеги привел его в раздражение, и он вмешался.
– В таком случае назовите того или тех, кто работал здесь в означенное время, – сухо высказался он.
Она напряглась, молча поискала поддержки в глазах молодого человека, потом снова повернулась к экрану, не взглянув в сторону Бориса.
Ему надоел этот цирк.
– Мадам Дюванель, речь идет о важном расследовании; не чините препятствий, прошу вас, – бросил он, наклоняясь вперед, чтобы приблизить свое лицо к лицу молодой женщины.
– Я согласна сотрудничать и готова сказать вам все, что знаю, но я не могу назвать имена коллег вот так, без их согласия, – ответила она, покачивая головой.
Он сжал кулак и поиграл желваками.
– Мадам Дюванель, мы содержим под стражей подозреваемого, признавшегося, что совершил несколько преступлений, однако нам ничего о нем не известно, кроме того факта, что он был отправлен сюда по приговору суда. Закон предусматривает определенный срок задержания по признакам очевидности преступления и позволяет нам использовать в этот период все имеющиеся в нашем распоряжении средства с целью выявления истины. Именно для этого мы сюда и прибыли, поэтому, пожалуйста, постарайтесь оказать содействие.
Максим вгляделся в лицо директрисы и проанализировал ее мимику: она внутренне сжалась и теперь закроется, как устрица. Из-за неверного подхода старшего группы пойдет насмарку весь их замысел, но ведь не может быть и речи о том, чтобы поставить его на место в ее присутствии.
– Мадам, – умиротворяюще заговорил он, – мой коллега пытается вам сказать, что наше время на исходе, так что, если мы уедем от вас без дополнительной информации, наш подозреваемый рискует быть выпущенным на свободу и… совершить рецидив.
Она прикрыла веки, словно взвешивая в уме за и против, потом снова покачала головой, и ее прямые волосы мягко колыхнулись, подобно изящным шелковым занавесям скользнув по тонким плечам.
– Вернитесь вместе с представителем швейцарской полиции, и я скажу вам все, что вы желаете знать.
Она закончила фразу, скрестив руки на груди. Максим понял, что они больше ничего из нее не вытянут, вопрос закрыт.
Если во Франции период установления факта преступления в условиях очевидности действительно давал жандармам почти полную свободу в проведении расследования, то в такой стране, как Швейцария, не подписавшей шенгенских соглашений, дело обстояло совершенно иначе. Мадам Дюванель была права: оба копа должны были явиться в сопровождении местных агентов.
Он решительно поднялся и сделал знак Борису, что им пора уходить. Кулак младшего лейтенанта оставался сжатым, и костяшки совсем побелели.
– Хорошо, в таком случае нет смысла вас больше задерживать.
Лицо директрисы осветилось, она едва удержалась от улыбки. Такой исход беседы ей льстил, она выиграла эту битву и поздравляла себя с тем, что сохранила власть, которую обеспечивал ее пост.
– Я провожу вас, господа.
Она встала из-за стола. Павловски, стиснув зубы, грозно смотрел на нее. Она послала последний взгляд Максиму, чем окончательно разъярила его спутника.
Борис решил, что она специально поигрывает
