Сэм Льювеллин - Кровавый удар
А сам забрался с ногами на скамейку в кают-компании и заснул.
Кто-то колотил по дереву. Это была деревянная крышка гроба. В гробу лежала Мэри. Я должен был ее выпустить, потому что знал: она жива, пожар был какой-то ошибкой, но крышку все равно заколотили. Однако я не мог шевельнуться. И я стал звать на помощь...
— Спокуха, — сказал кто-то. Это был Дин. Его левый глаз окончательно заплыл. В правом светилась готовность помочь.
— Она хочет выйти.
Я еще минуту полежал, чтобы сон совсем ушел. Потом слез со скамейки и отпер дверь.
Надины волосы со сне растрепались и превратились в золотистую гриву. Вид у нее был помятый и бесстыдный. Она сказала:
— И не обязательно было меня запирать. Я больше не убегу. Теперь, пожалуйста, кофе. И душ.
Вчера вечером она прихватила с собой из машины сумку.
Через десять минут она вернулась в кают-компанию аккуратная, как сверток от "Фортнума и Мейсона"[10], в белой блузке и длинных белых шортах. Она наблюдала за моим выражением лица. Вид у нее по-прежнему был бесстыжий.
Она бросила на стол коричневый конверт.
— Значит, ты мне до сих пор не доверяешь, — сказала она. Наконец на ее лице появилась улыбка. — Конечно, тебя можно понять. Но отныне мы работаем на пару. Погляди-ка вот это.
Конверт был толстый, твердый и тяжелый — похоже, внутри фотографии. Я его вскрыл.
Там оказалось тридцать шесть цветных снимков, явно любительских. Я стал их просматривать. Мое сердце отчаянно колотилось.
— Дин, — сказал я и подтолкнул фотографии к нему через стол.
Он неловко взял их распухшими руками.
— Они самые. — Он перебросил их обратно.
Из-за этих фотографий убили Мэри. Из-за этих фотографий меня треснули по голове, перерыли карманы, устроили обыск на "Лисице".
Негативы тоже находились в конверте. Они соответствовали снимкам и были пронумерованы — от первого до тридцать шестого.
Номера шли по порядку.
На фотографиях была чепуха.
На одной — лицо, в котором те, кто знал Ребейна, могли бы его узнать.
Обои в цветочек, чья-то босая нога, смазанный снимок Дина. Вот и все. Чепуха.
Я сложил снимки в конверт и отдал их Наде.
— Спасибо, — сказал я. — Ты показывала это Дикки Уилсону?
— Конечно нет, — ответила она. — Я нашла эти фотографии и теперь могу отвезти их матери Леннарта Ребейна. Он написал ей из Лондона отчаянное письмо. Боялся, что из-за них будет скандал. Я скажу матери Леннарта, что на них нет ничего особенного. — Она улыбнулась мне. — Ну, что мы будем делать дальше?
Глава 15
В девять часов я взял телефонный справочник и принялся звонить. В "Желтых страницах" никакого "Противовеса" не было. Тогда я стал названивать своим знакомым.
Пришлось каждому все объяснять. Этих людей я знал, когда работал в "Трибьюн", но у всех была короткая память. Большинство думало, что я умер или ушел с работы, или желало бы этого: ведь они читали газеты. Многие неискренне говорили, как они мне завидуют. Ни о каком "Противовесе" они не слышали, только один сообщил мне, что есть какая-то неоиндуистская секта,, которая действует неподалеку от Де-Мойна в штате Айова. Но в одиннадцать двадцать, когда я допивал третью чашку кофе, мне наконец повезло.
Я позвонил Джерому Фейербаху, невыносимому лицемеру сорока лет, который носил шелковые костюмы и ушел с телевидения, чтобы днем издавать популярную энциклопедию, а ночью сочинять бредовую теорию заговора.
— Билл суперзвезда, — сказал он.
— Диверсант, — в тон ему ответил я.
Он засмеялся. Мы обменялись обычными шутками об отставке и о плавании. Потом я подкинул ему "Противовес".
— "Противовес"? — переспросил он. — А зачем они тебе понадобились?
— Скажу тебе, когда все о них узнаю.
— Да, лучше скажи.
— А ты ответь, что это за типы.
— Это фирма, которая занимается охраной, — сказал он. — И сугубо частным расследованием.
— Это я знаю.
— Ну да, конечно. — В его голосе послышалось раздражение: это значило, что он кончил свои обычные шуточки и нырнул в битком набитый ящик своей памяти. — Но это не обычное бюро. До них очень трудно добраться, и они не любят отвечать на вопросы.
Это была просто преамбула — чтобы я прочувствовал, какие нечеловеческие подвиги он совершил, чтобы все это вынюхать.
Я молчал, что от меня и требовалось.
— Ты ведь помнишь середину семидесятых, — сказал он. — Куча старых хрычей рассуждала, что западную цивилизацию надо отправить в переплавку, они вооружали арендаторов и фактически основывали частные армии. Большинство из них вернулось к охоте на лис, но некоторое зацепились. Одного из них звали Варли Фицджеральд. Он был в десантных войсках и на дух не переваривал социалистов. И он основал так называемый "Фонд Шеврон" для охраны свободы личности. Сначала это была крошечная армия, где несколько бывших крутых парней из САС командовали кучкой психов-добровольцев. Потом они все ушли работать на Олли Норта, а он устроил нечто вроде мозгового центра, который рассылал политические брошюры и готовил речи для крайних правых членов парламента. И для сенаторов США, кажется, тоже. Потом тори вернулись, и люди, платившие Фицджеральду, решили, что больше в нем не нуждаются. Но парень умел приспосабливаться и решил найти всем этим мускулам и агрессивности достойное применение. Он основал "Противовес".
— Охранное агентство.
— Нового типа. Варли решил, что поступательное движение свободного предпринимательства тормозят справа и слева профсоюзы. Он счел, что законодательство Тэтчер о профсоюзах недостаточно жестко. И стал чем-то вроде вольного штрейкбрехера.
— В Англии нельзя быть штрейкбрехером.
— Очень даже можно. Вот тебе пример. Была такая фирма, "Уэйвкрест Хоумз", которая строила приморский поселок в Уэльсе. Ее владельцем был Дэвид Лундгрен, шведский денежный мешок. "Уэйвкрест" не желала иметь дела с профсоюзами. Местные профсоюзники возмутились. Фирма наняла парней из Ирландии и с Севера, готовых работать за половину платы членов профсоюза, потому что дома у них вообще не было работы. Начались стычки. Лундгрен подвел их действия под законы о профсоюзах. Но у них не было денег, так что подавать на них в суд не имело смысла. И тогда он вызвал "Противовес".
Джером замолчал. Наверное, закуривает "Голуаз".
— А потом?
— Это не просто бандиты, — сказал он. — Они выполняют задания. У главного противника была любовница. Это выяснилось, когда его нашли у нее под окном с переломанными ногами. Он сказал, что какие-то парни сделали это стальными прутьями. Любовница же показала, что он выпал из окна и расшибся, но она была чем-то ужасно напугана. Еще некоторые профсоюзники попали в автокатастрофы, пьяные в доску, что было очень странно, потому что они вели безупречный образ жизни. Кончилось тем, что пятеро профсоюзников оказались в больнице с тяжелыми травмами, а их репутация с треском лопнула. И местный профсоюз как-то потерял к этому интерес.
— Немудрено, — сказал я. — Шантаж и насилие. Очень похоже на правду. — А полиция этим заинтересовалась?
— В таких случаях еще вопрос, на чьей стороне полиция. К тому же они работали чисто. — Он зевнул. — Извини. У меня новая подружка. Я ответил на твой вопрос?
— Спасибо, Джером, — поблагодарил я. — А где обретается этот твой Фицджеральд?
— В Гемпширском телефонном справочнике, — сказал он. — Поищи в разделе "Бейсбольные биты".
Мы распрощались. Я подумал, что он так шутит. Надя смотрела на меняле дальней скамейки.
— Ну что? — спросила она.
— Хочу кое-кого навестить, — сказал я.
— Службу безопасности?
— Вот именно.
— Тебя могут побить.
— Журналистов днем не бьют, — успокоил я.
Я позвонил в справочную и спросил телефон Фицджеральда В.
Номер я записал в свой блокнот.
И замер.
Я нашел страницу, к которой прилепил номер, полученный от Клодии. Телефон, как она сказала, министерства торговли.
Это был телефон Варли Фицджеральда. Фицджеральд или кто-то из его людей нанял Пинсли, чтобы обыскать "Лисицу".
Сначала я подумал, не послать ли им фотографии. Они ничего на них не найдут. И насилие прекратится.
Но если "Противовес" обыскивал "Лисицу", терроризировал Дина, убил Мэри — и все только ради целлулоидного рулончика, это им так не пройдет. Я их выведу на чистую воду.
Я набрал номер.
Голос на другом конце провода звучал по-военному отрывисто.
Я спросил капитана Фицджеральда.
— Кто говорит?
Я постарался, чтобы мой голос звучал тоньше и обходительнее.
— Кристофер Тиррелл, — сказал я. — Член парламента.
— Один момент.
Наступило молчание. Потом новый голос сказал:
— Мистер Тиррелл?
Меня прошиб пот. Если бы он сказал "Кристофер", все было бы кончено.
— Доброе утро, — поздоровался я. — У меня тут один человек, который хочет с вами встретиться. Я сказал, что позвоню вам, чтобы его... э-э... представить.
