Екатерина Островская - Украденные воспоминания
— Так вы — русский?
— Я — грузин, девочка. Не совсем, конечно, иначе бы не получил израильский паспорт, но вырос в СССР. Так что ваша история и для меня тоже немножко не чужая. А Джон Хадсон скотина еще та! Сначала вывез акции, потом поручил мне убрать всех сотрудников… Почему-то решил, что поднимется буря. И что бы потом ни говорили представители российской полиции или следственного комитета, никто им уже верить не будет. Возможно, тут он был и прав. Я начал выполнять приказ, убрал Макса и остальных. Но поручив своим людям ликвидировать меня, Джон жестоко ошибся, и я его за это накажу. Ведь обещал денег, а теперь не хочет платить… Ничего, я сам возьму столько, сколько посчитаю нужным!
— Разве ценные бумаги не в России остались? — спросила Наташа.
— Хадсон вывез их дипломатической почтой. А иначе из-за чего весь сыр-бор случился? Короче, сейчас ты наберешь его номер и скажешь, что он должен срочно приехать. Очень срочно! Мол, через час будет очень важный звонок из России, и ему необходимо обязательно присутствовать, поскольку нужно принимать решение мгновенно. Ну, будто бы сегодня произойдет нечто экстраважное. Допустим, так: кабинет министров на своем заседании примет закрытое постановление по фонду, отменит все санкции, накажет преступивших российские законы следователей, и будут разблокированы счета. И еще государственный пенсионный фонд готов уже перечислить значительную часть накоплений на счет «Рашен райз», чтобы поддержать очередное повышение пенсий в России, так как у государства на это свободных средств нет. Такое решение будет принято, если Хадсон пообещает какую-то совсем уж сумасшедшую взятку. Шито белыми нитками, но времени перепроверить у Джона не будет. И он примчится…
Мистер Айзек протянул Наташе ее телефон:
— Только не надо говорить, что любишь, скучаешь, ждешь его в постели. Мне известно, что вы не спите вместе, между вами никогда ничего не было. И говори по-русски, чтобы я точно знал, что ты звонишь не в полицию и не в ФБР. Хотя лучше я сам наберу номер…
Хейз начал нажимать на кнопки, открыл записную книжку и хмыкнул:
— Надо же, у тебя он даже записан как «Хадсон», а не как «Джон» или «муж»… Только без глупостей — вызов пошел.
Он отдал телефон Наташе.
— Да, — прозвучал в трубке мужской голос.
— Джон, — стараясь оставаться спокойной, сказала Наташа, — ты должен срочно быть здесь. Через час я получу звонок из России. Сегодня днем, то есть когда в Штатах будет ночь, в Москве примут решение по фонду. Вопрос стоит о больших деньгах. Приезжай, Джон, это жизненно важно для меня лично…
— Уже еду, — раздался ответ, — я в машине.
Наташа бросила трубку.
— Джон направляется сюда.
— Я слышал, — кивнул Хейз.
Затем встал с кресла и подошел к бару. Взял с полки бутылку виски.
— Сто грамм мне не помешают, — усмехнулся он, — а то до сих пор не отпускает, почти двое суток трясет. Меня даже на паспортном контроле на финской границе спросили, не заболел ли. Я впервые в жизни потерял уверенность, думал, что вот-вот контролер нажмет кнопку, и меня окружат. Но пронесло. В Хельсинки уже садился в самолет, а все не верил, что вырвался. Однако бог мне помогает. В России едва не проморгал чистильщиков, которых Джон послал по мою душу, но уложил их… Летел над океаном и все думал: где же Хадсон прячет миллиарды? В банке вряд ли, он осторожный. И только попав сюда, догадался — тайник именно в этом доме. По принципу: поближе положишь — скорее возьмешь. Потому и сигнализацию Джон гнилую поставил — чтобы никто не догадался, ведь под такой «охраной» миллиарды не держат. А в доме, я уверен, есть подвал. Наверняка и ты про него не знаешь. Вот там-то и бронированные стены, и сигнализация в несколько уровней — такая, что и секретные коды, и электронный ключ, и сканирование сетчатки глаза, и паралитический газ на случай несанкционированного проникновения… Ну ничего, сейчас Джон примчится, и мы разберемся…
Хейз вынул и положил на стойку пистолет. Потом открыл бутылку и наполнил стакан на треть.
— Извините, но пью безо льда, — произнес, ни к кому ни обращаясь, и сделал небольшой глоток.
После чего усмехнулся:
— Джон Хадсон — хитрый и жадный придурок. Прислугу не завел, чтобы никто не сболтнул, что ограбленный Россией бизнесмен живет на широкую ногу. И зачем ему эта бутафория? Когда ты один из богатейших людей планеты, можно плевать на то, что думает и говорит про тебя кто-либо. Даже если все узнают, что он — девственник…
Хейз раскатисто рассмеялся.
— Агент ЦРУ на пятом десятке жизни невинен как младенец!
Начальник службы безопасности фонда уставился на Наташу, продолжая улыбаться во весь рот.
— Или ты уже совратила его?
И тут же махнул рукой.
— Вряд ли, это невозможно. У него комплекс какой-то. Прямо до истерики доходит…
— Я думала… — попыталась возразить Наташа.
— Что он гей? — подсказал Айзек. — Нет. Мы с ним как-то напились и решили попробовать — та же история. А тебя Джон выбрал не знаю почему. Вероятно, чтобы никто не подумал, что он больной. Теперь у него внешне как у всех. Даже всем на зависть — красивая умная жена… Да еще с деловой хваткой, как выяснилось. У тебя есть любовник? Чего молчишь? Ну ладно, не обижайся. Я же просто так спросил…
Мистер Хейз посмотрел на часы:
— Через полчаса подъедет.
Наклонил бутылку над стаканом, но долил совсем немного.
— Раз уж речь зашла, хочу спросить. Что скажешь, если вдруг я буду очень богат, а ты — свободна…
— Я не свободна, — напомнила Наташа.
— Конечно, конечно, — не стал спорить Хейз. — Но, предположим, внезапно станешь вдовой. Пути господни неисповедимы… Так вот, в этом случае у меня есть хоть какой-то шанс?
— Нет, — покачала головой Наташа, — вы не в моем вкусе.
— Вкусы меняются, — улыбнулся мистер Айзек. — Меня, например, раньше тошнило даже от вида креветок. Теперь же очень их люблю. Только не по-китайски, а с зеленью и оливковым маслом. А шашлычок какой из тигровых креветок получается — сказка! А еще мне одна девочка в Питере готовила блинчики с тигровой креветкой. Макнешь такой блинчик в соус ткемали и никогда не захочешь ничего другого…
— Я к себе пойду, — сказала Наташа, которой надоело слушать Хейза. — Сейчас приедет Джон, и вы с ним все решите без меня.
— Оставайся на месте! — крикнул Айзек и показал на пистолет, лежащий перед ним на барной стойке. — Я должен знать, что ты не позвонишь и не предупредишь его. А побежишь, буду стрелять. И не промахнусь, будь уверена. Я хоть и высказался тут по твоему адресу, но ты все же миллиарда не стоишь, а мне хочется получить немножко больше. Так что не спеши. Зачем тебе лишняя дырка в башке?
Хейз опять посмотрел на часы.
— Немного осталось.
«Джон прибудет через полчаса, может быть даже раньше, ведь он хороший водитель, — подумала Наташа. — Примчится, ни о чем не догадываясь, а тут этот… который приехал, чтобы забрать ценные бумаги фонда. Хейз вряд ли оставит Джона в живых… А вдруг он и меня собирается убить, и все его разговоры — «нравлюсь не нравлюсь, есть ли у меня шанс» — лишь для отвода глаз, чтобы я не запаниковала раньше времени и не вспугнула Хадсона своим криком? Есть ли у Джона при себе оружие? Никогда не видела у него пистолет. Ни в нью-йоркской квартире, ни здесь, хотя многие американцы хранят для самообороны что-то огнестрельное… А Джон? В любом случае уже поздно идти осматривать шкафы, отыскивая дробовик и коробочку с патронами… Между прочем, в спальне Джона есть сейф, но у меня нет ключа… Может быть, когда появится Джон, следует подать ему знак, чтобы успел скрыться? За окнами уже темно, во дворе фонари зажглись, но светят сейчас тусклым светом: яркость освещения регулируется из дома, и сейчас хорошо бы его вообще убрать, чтобы попытаться скрыться в темноте… Хотя…»
Наташа посмотрела на мистера Хейза и поняла, что тот и в самом деле настроен решительно. Для того и выпил немного, чтобы можно было спокойно застрелить друга и его жену. А может быть, и так убил бы их — все же Айзек рассчитывает стать невероятно богатым человеком. Мечтал о миллионах давно, а заполучить их может именно сегодня… И к тому же Хейз сказал, будто Джон отдал приказ ликвидировать его…
— Значит, это вы убивали сотрудников фонда? — спросила Наташа.
— Можно сказать и так. Но лично — только девчонку из бухгалтерии. Позвонил в дверь, сказал, что из газовой службы. Она открыла, взглянула и узнала, растерялась. А когда я по-русски спросил, одна ли дома, вероятно, сразу все сообразила, ведь уже и Макса Грановского, и Марины Степановны, и Светы Томиной не было в живых… Она просто замерла на месте. Я дверь закрыл. Посмотрел — и в самом деле никого дома. А был бы кто, мне все равно… Там такая квартира, я тебе скажу, прямо конура: комнатки маленькие, с потолков мел сыплется… Я потом, когда уже все сделал и на лестницу вышел, смотрю — а за мной следы белые…
