Приглашение на смерть - Юлия Фёдоровна Ивлиева
– Ирина, Лена была близка с отцом? Их можно назвать друзьями? Или больше отец и дочь?
– Андрей любил Лену. У них очень хорошие отношения…
– Вы отдыхали всей семьей? Часто?
От каждого нового вопроса Вергасовой плечи Ирины сникали все ниже. Когда Кира обернулась, женщина стала походить на сутулую старушку.
– Вы завтракаете и ужинаете вместе? Всей семьей? Утром и вечером за одним столом? – спрашивала Кира и, не дождавшись ответа, продолжала: – Ирина, вам наверняка что-то казалось странным. Даже если вы не обратили на это внимание, не посчитали важным. Подумайте, вспомните, скорее всего, у вас были какие-то подозрения. Обычно мы чувствуем малейшие изменения в поведении близких, даже просто в настроении, но не хотим или боимся замечать и понимать, что происходит. Разговаривать по душам тяжело, не всегда на это есть время. Современный ритм жизни не располагает к долгим откровенным беседам. Мы заняты своими делами и заботами. К самоубийству Лену что-то подтолкнуло. Возможно, привело напрямую. Доведение до самоубийства почти невозможно доказать, но причину выяснить не так трудно. Лена стала отрицать в себе женственность, – Кира указала на шкаф с одеждой, потом на пустой туалетный столик. – Что-то произошло, и она начала испытывать стыд, считать себя недостойной… – Кира осторожно подбирала слова, – светлого будущего, своего будущего. Она отказалась от мечты. Или закрыла для себя путь к ее осуществлению. Она недавно сбегала из дома. Почему?
Специалист по психопатологии видела: женщина ее не слышит. Ирина кивала рассеянно, невпопад, отражение панического состояния в глазах сменилось отрешенностью. Глубокая складка расчертила лоб, уголки губ подрагивали, а на шее пульсировала жилка. Ирина Золоторева о чем-то лихорадочно думала, на что-то решалась.
– Мы побеседуем с ее подругами. Если вы вдруг что-то вспомните… – проговорила Кира, так и не дождавшись ответов. Она спустилась вниз в гостиную, оставив женщину со своими мыслями наедине.
– Может быть, это какая-то секта? Кто-то специально заставляет подростков прыгать с многоэтажек? – Андрей казался спокойным и даже довольным. Кира уперлась в сплетенные на животе пальцы, отметила ритмичное понимающее покачивание головой. – Некоторое время назад Лена очень изменилась. Возможно, попала под чье-то влияние.
Специалист по психопатологии тяжело выдохнула и закусила губу. Она не верила своим глазам.
– Вы удивительно быстро взяли себя в руки. Как хорошо вы владеете собой! – Кира восхищенно хлопала глазами. – Наверное, профессиональная привычка? Или давно готовились к такому исходу и не очень удивлены? Смирились? Вы не испытываете гнева от мысли, что кто-то подтолкнул вашу дочь к самоубийству. И горя не испытываете. Даже довольны собой.
Возникла пауза, Андрей не моргая смотрел на девушку.
– Как это не испытываю? Я только что потерял дочь. Но жизни других подростков стоят под угрозой. Да как вы смеете!
– Поздно! – отмахнулась Вергасова. – Сначала следовало возмутиться моей нетактичностью: «да как я смею!»… А потом рассказывать про ответственность. Что-то произошло между вами и Леной? Почему она сбежала из дома? – Кира давила, не делая пауз, не давая подумать. – Она выбежала из дома с целью покончить с собой. Оделась в теплый флисовый костюм, потому что не осознавала, что делает. Добежала только до ближайшей многоэтажки, хотя уже у следующего дома открыт доступ на крышу, и она это знала. Потому что бывала там. У нее есть фотографии оттуда. То есть ей было все равно откуда прыгать, лишь бы быстрее покончить с жизнью. Это порыв, не осознанное решение. Взвинченной и отчаявшейся она прибежала из дома. И что же произошло дома?
Кира видела, что реакция гнева и возмущения хозяина дома замедленна. Андрей Золоторев испытывал страх, ужас и нервно поглядывал на Самбурова. Он что, боится осуждения подполковника? За что? Додумать Кира не успела.
– Ты! Ты! Убил ее! – раздался сзади дребезжащий крик. – Ублюдок!
– Ого! – Кира дернулась в сторону, уходя от наставленного за ее плечом пистолета. Между Андреем и дулом больше никого не осталось.
Оружие в руках Ирины ходило ходуном. Кира предположила бы, что выстрелить женщина не решится. Но уголок сжатых в узкую полоску губ дергался вниз. Красные заплаканные глаза смотрели зло и решительно.
– Ты совсем свихнулась? – Андрей тоже решил, что жена не выстрелит. Он не казался напуганным, скорее испытывал неловкость и презрение. Он вздернул подбородок и смотрел на жену сквозь прищуренные глаза. – Не устраивай спектакль. Чокнутая!
– Да, я совсем свихнулась, если всю жизнь прожила с человеком, который ненавидит меня! – на одном дыхании отчеканила Ирина и громко всхлипнула.
– Ты переоцениваешь себя, – заявил Андрей. – Ненависть еще надо заслужить. Шлюха этого не достойна, скорее уж достойна презрения и брезгливости.
– Каким надо быть уродом, чтобы изнасиловать собственную дочь. Как ты не сдох от одной мысли об этом? Как я не поняла сразу? Леночка, моя девочка… Как я не увидела сразу? Как ты не сдох?
– Ты же не сдохла, называя нагулянного ублюдка моей дочерью. Молодец, хорошо подстроила. Залетела от моего братана и, зная, что он никогда не разведется, принесла в подоле мне. Тест на ДНК ничего не показал… Убери пистолет, он не заряжен. Не позорься перед людьми. Иди прими свои колеса и вырубись где-нибудь.
– Ты изнасиловал несовершеннолетнюю! Свою родную дочь!
– Она сама хотела! Она вся в тебя! Такая же шлюха!
Выстрел громыхнул неожиданно. Спокойствие Андрея вселяло ложную уверенность, что ничего не произойдет. Но женщина выстрелила. Она спокойно смотрела, как на лице мужа появляется выражение удивления, потом страха. По рубашке расползалось бордовое пятно. Потом тело неуклюже повалилось на спинку дивана и на пол. Ирина удовлетворенно поджала губы и отдала пистолет подошедшему подполковнику полиции.
Кира хлопала глазами. Она провела по щеке рукой и увидела на своих пальцах кровь.
– Приговор приведен в исполнение, – прошептала Ирина и тускло улыбнулась Кире. – Вы правы. Доказать доведение до самоубийства невозможно. А причину я знала, только не хотела верить…
Глава 2
Кира лежала на спине, ощущая под голыми лопатками прохладу паркетной доски, остуженную непрерывно работающим кондиционером. Холод проникал в разгоряченное тело и, казалось, таял в нем, словно в раскаленном пекле, не принося облегчения. Она только что отпрыгала сотню берпи[1] с одним перерывом, мышцы горели, сердце грозило выпрыгнуть из груди, но мысли как густая вязкая лава по-прежнему заполняли голову. Она знала, что ее лицо пылает, кожа на груди и
