Жертвы осени - Марина Крамер
– Но я не понимаю… не понимаю…
– Ева, для начала давай успокоимся. Паника – не выход, она только мешает и нагнетает. Посмотри на меня.
Она с трудом заставила себя поднять глаза и взглянуть в лицо Вадима – они уже давно были на «ты» и называли друг друга по имени, без отчества. Психотерапевт был немногим старше Евы, это почему-то облегчало ей общение.
– Так… молодец. Теперь делай глубокий вдох носом… хорошо, задержи дыхание, а теперь выдыхай через рот. Да, вот так. Еще раз. Задерживай дыхание сколько можешь, только потом выдыхай. Сосредоточься, Ева… Вдох носом, выдох ртом…
Монотонный голос Вадима звучал в голове, и Ева невольно прислушивалась, выполняла команды, чувствуя, как понемногу становится легче, уходит дрожь, перестают трястись руки, а мозг начинает избавляться от панических мыслей. Через несколько минут она совсем расслабилась, выпрямилась в кресле, села свободнее, опустила руки на подлокотники.
– Ну, успокоилась?
– Да… Почему я никогда не могу сделать это сама? Вроде ведь умею, все понимаю, а сама не могу, только с тобой…
– Ты просто ленивая, – улыбнулся Вадим.
– Ага… – согласно кивнула Ева, чувствуя себя намного лучше, чем в момент, когда перешагнула порог кабинета.
– Теперь поговорим конструктивно. Спокойно, без эмоций, рассказывай, что случилось.
Ева снова вдохнула и выдохнула так, как учил Вадим, и довольно ровно произнесла:
– Он может выйти на свободу.
– Откуда информация? – Вадим казался абсолютно спокойным, и Еве, словно подстегнутой этим спокойствием, удалось коротко рассказать о прочитанной утром статье. – Ну, это всего лишь вероятность, правда? Домыслы журналистки, не более.
– Но ведь она почему-то написала это? Значит, у нее есть точная информация из первых рук. Ну, не из первых, а допустим, от кого-то, кто решает такие вопросы.
– Ева, журналистика сейчас такая, что вообще мало чему можно доверять. Ради громкой статьи могут выдумать то, чего вообще быть не может.
– Вадим… ну я ведь не дурочка… Кому в голову придет выдумывать такое? И потом – ты не слышал разве, как вышел недавно на свободу человек, несколько лет державший в подвале двух девушек? Говорили, что он вообще никогда свободы не увидит, а он жив-здоров, даже интервью раздает.
– Не думаю, что Вознесенский может рассчитывать на условно-досрочное. С такими статьями оно просто не предусмотрено.
– Ты меня не услышал, что ли? В деле появились новые обстоятельства!
– На полтона ниже, пожалуйста, – поморщился от ее вскрика Вадим. – Есть официальный комментарий от Следственного комитета?
– Н-нет, – запнувшись, выдавила Ева.
– Тогда вообще не вижу смысла раньше времени паниковать. Любой преступник считает себя невиновным.
– Но Вознесенский так и не признал ни одного эпизода из двенадцати!
– И это не делает его автоматически невиновным, верно? Его же осудили, и улик против него было больше чем достаточно. Ты же сама его опознала – не могла ведь ты ошибиться?
Ева опустила глаза. После прочтения статьи в ней снова всколыхнулись прежние сомнения.
Во время следствия ей начало казаться, что человек, которого ей предъявили для опознания, может быть вовсе не тем, кто напал на нее в утреннем тумане парка. Однако следователь развеял ее сомнения, объяснив, что улики, собранные во время работы по этому громкому делу, не оставляют никаких шансов на то, что Леонид Вознесенский может оказаться не Бегущим со смертью. В его квартире были обнаружены тщательно и аккуратно упакованные в пакеты вещи, снятые с задушенных девушек: нехитрые украшения, заколки, и в каждом – срезанная с головы жертвы прядь волос. Был там и пакетик с сережкой-жемчужинкой и длинной белокурой прядью Евы. Эти неопровержимые доказательства убедили ее, и Ева больше ни в чем не сомневалась.
Она машинально прикоснулась к шраму на мочке левого уха – еще одному вещественному доказательству того, что ей все это не привиделось. Выжила тогда Ева каким-то чудом: пуля попала в печень, но в какой-то момент она из последних сил перевернулась на живот и попавший под бок камень сдавил рану, что уменьшило кровотечение. В таком виде ее и нашел гулявший с собакой парень, вызвавший «Скорую». Он же, по всей видимости, спугнул и маньяка, не успевшего выстрелить еще раз, если тот заметил, что первым выстрелом только ранил свою жертву.
Ей опять повезло: машина примчалась буквально за пару минут, ее сразу увезли в близлежащую больницу и там сделали операцию, перелили кровь. В общем, спасли, и Ева оказалась единственной выжившей жертвой Бегущего со смертью.
Но травмы физические оказались не так страшны, как то, что произошло с ней позже, уже после суда над Вознесенским. Предшествовавшие этому многочисленные экспертизы, допросы, очные ставки и опознания Ева смогла перенести только при помощи сильнодействующих препаратов, иначе сошла бы с ума гораздо раньше. Ей приходилось в деталях рассказывать обо всех мелочах, произошедших в тот день, многие из которых она предпочла бы забыть и не обсуждать ни с кем, а приходилось – со следователем, дотошно выспрашивавшим о подробностях нападения, изнасилования и последующего выстрела. После визитов к следователю она выпивала горсть снотворных и проваливалась в сон, чтобы спустя какое-то время снова окунаться в произошедшее.
После вынесения приговора Ева окончательно потеряла сон и аппетит, перестала выходить из дома, боялась солнечного света, и особенно наступавшего утра, когда за окном видела туманную дымку. Это сразу возвращало ее в тот день, казалось, что она даже ощущает запах влажной осенней листвы, даже если была зима. Откуда-то из глубины подсознания Ева слышала собачий лай, но этот звук ее не пугал, наоборот – внушал надежду на спасение. Так продолжалось полгода, а потом мать, не выдержав, почти силой уволокла дочь в психиатрическую клинику, подписала все документы и оставила ее там.
В стационаре Ева провела почти год, особых сдвигов не было, разве что препараты превратили ее в вечно вялое, совершенно безэмоциональное существо, каждое утро мучительно открывающее глаза и не знающее, как и зачем жить дальше. Из больницы ее выписали, но она возвращалась туда регулярно до тех пор, пока не решила покончить со всем этим кошмаром – попыталась отравиться большой дозой препаратов, щедро выписываемых равнодушным районным психиатром. К счастью, мать в тот день вернулась с работы раньше и обнаружила Еву, бездыханно лежавшую на полу в кухне.
Ее снова определили в стационар, предупредив мать, что, возможно, Ева никогда не сможет жить нормально и будет вынуждена переехать в какой-то пансионат для душевнобольных, но тут ей опять неожиданно повезло: лечить ее взялся Вадим – молодой, амбициозный и неравнодушный ординатор, которому после выяснения подробностей стало отчаянно жалко эту насмерть перепуганную маленькую девушку, которая совершенно потеряла
