Екатерина Красавина - Смерть под занавес
- Сад камней - наша гордость. - Лина Юрьевна обернулась к Кате, прижимая к себе папку. - Элла Александровна лично связывалась с японскими садовниками и пользовалась их рекомендациями. Я помогала Элле Александровне составлять подробную схему сада.
Большой круг был засыпан мелкой галькой. Отдельные неправильной формы темные камни возвышались над ней, образуя таинственный узор на светлом поле. Сбоку примостилась карликовая сосна "бонсай". Ее ствол был расколот пополам, словно в дерево попала молния.
- Красиво, правда? По японской философии, сад камней - это Вселенная в миниатюре. Я запомнила строчки из письма, которое написал один садовник: "Вода навевает мысли об отдаленном, камень навевает думы о древнем".
Катя незаметно посмотрела на Лину Юрьевну:
- А вы давно работаете в театре?
Вопрос, казалось, застал Лину Юрьевну врасплох.
- Да... с самого основания, я и раньше работала с Эллой Александровной.
- Где?
- В другом театре, спросите все у Гурдиной.
Выйдя из буфета в холл, Катя увидела, что между кадок торчат чьи-то ноги. Затем из зарослей высунулась голова уже знакомого молодого человека с черной бородкой, который с любопытством посмотрел на Катю и помахал рукой Лине Юрьевне.
- Сопровождаешь особо важную персону?
- Оставь, Артур. Не забудь подойти ко мне через час и взять новый экземпляр пьесы.
- Хорошо. - Раздался легкий треск, и голова опять спряталась в зеленых джунглях.
Когда они вернулись в кабинет директора, Элла Александровна только что закончила разговаривать по телефону. Отправив свою помощницу за рекламными буклетами, она повернулась к Кате и неожиданно подмигнула ей:
- Ликер или французское?
Отперев ключом шкаф, Элла Александровна достала откуда-то из его глубин две бутылки и медленно, словно взвешивая, покачала их в руках.
- Лично я предпочитаю бургундское. Я перейду на "ты", не возражаешь, Катюша?
Катя молча кивнула.
- Элла Александровна, - высокий фужер на длинной фиолетовой ножке мгновенно покрылся капельками воды в Катиных руках, - а где вы раньше работали с Линой Юрьевной? Я спросила у нее, но она не захотела говорить.
- В Твери, где я тогда возглавляла небольшую театральную труппу. Там и познакомилась с Линой. Она незаменимая помощница и хороший организатор.
- Значит, она из Твери, а выговор вроде московский.
- Да нет, она столичная, просто какое-то время жила в Твери, а потом вернулась в Москву. Хорошая женщина, но не повезло в личной жизни. Бывший муж был художником, как же! Богема, - в голосе Гурдиной звенело презрение, - а на самом деле алкоголик и неудачник! Тяжело она все это переживала...
- У вас прекрасный сад камней.
- Да, - Гурдина рассмеялась, - Лина помогла, она и вела всю переписку с японцами, так загорелась, хотелось чего-то оригинального, необычного. На самом деле - это очень важно, ведь сегодня театр конкурирует с кинематографом, казино, ресторанами, выставками, бильярдными и прочими развлекательными заведениями.
Теперь нужно совсем по-другому организовывать околотеатральное пространство. Первыми это поняли еще архитекторы и дизайнеры Дома художника. Вы ведь были там и видели, что после выставки можно посидеть в просторном холле, спуститься в буфет, купить в киосках книги по искусству... Ну а сейчас вовсю развернулись киношники. Вон какие киноцентры отгрохали - с ресторанами и даже музеями, где трусы Сталлоне да майка Шварценеггера под стеклом красуются. Вроде бы пустяк, а на самом деле -безошибочный рекламный трюк. Отсюда и приток молодежи на фильмы. А театры, конечно, должны держать марку высокого искусства. Носовой платок Станиславского или стоптанные шлепанцы Тарханова мы в витринах выставлять не можем. А сад камней - это поэзия чистейшей воды, которая настраивает на созерцание, любование. Лина все правильно рассчитала. Ты знаешь, Катюша, что меня поразило, когда я была в Японии, - культура еды. Иностранцы даже часто шутят, что японская еда больше предназначена для глаз, чем для пищеварения. Просто необыкновенная красота оформления, сервировки. Представляешь, осенью там подают суп с ломтиками моркови, нарезанными в виде кленовых листочков. Как бы еще раз напоминают о скоротечности времени и его красоте.
- У вас маленький театр?
- Да, семь человек. Сейчас в некоторых театрах и антрепризах играют и вовсе два или три актера. Но я руководствуюсь другим - не экономией на зарплате и декорациях: я считаю, что спектакли не должны быть перегруженными героями, пусть зритель полнее насладится игрой каждого актера. Кроме того, это создает впечатление камерности, сопричастности к происходящему на сцене. - Гурдина поворачивала фужер к свету, и хрусталь искрился солнечными брызгами.
Отпивая мелкими глотками терпкое вино, Катя вдруг поняла, что больше всего на свете ей сейчас хотелось бы отдохнуть в холле, развалившись в кресле, и вздремнуть под музыкальный шум маленького водопада.
Глава 2
В свои неполные двадцать семь Катя Муромцева обладала однокомнатной квартирой на Большой Бронной, пальмой, которой она подарила имя гордой египетской царицы Клеопатры, и разрозненными предметами итальянского гарнитура из красного дерева. Гарнитур достался Кате от бабушки, бывшей подруги и наперсницы одной известной балерины. Балерина, по словам бабушки, была непостоянна и капризна. Она могла ходить по своей квартире чуть ли не нагишом и распевать арии, а могла швырять в стену большой серебряный поднос, который, падая, издавал жалобный звук лопнувших гитарных струн. Поднос в конце концов перешел к бабушке, как и другие милые антикварные вещицы: табакерка, на крышке которой была изображена китайская пагода, два резных флакончика из-под духов, маленькая бонбоньерка, едва вмещавшая горсть конфет, и ажурный французский веер.
Дом, в котором жила Катя, был как бы поделен на две части. С фасада это был обычный старинный дом, с лепниной и барельефными мордами зверей, а вот с торца к зданию XIX века еще до Первой мировой войны пристроили три этажа. На крыше этой пристройки сделали большую террасу с цветочными клумбами. Почему здесь возникла терраса с цветником, никто из старожилов дома не знал. Ходили слухи, что когда-то в этом доме, уже под старость, поселился некий искатель приключений, скитавшийся по всему свету в поисках острых ощущений. Он-то и разбил цветник, посадив растения из разных стран, как бы напоминавшие ему о бурной молодости... По другой легенде - в одну певицу, жившую в доме, был страстно влюблен богатейший российский купец, который и выразил свои чувства таким необычным образом.
Все больше склонялись ко второй легенде и даже показывали квартиру, где якобы жила эта певица. Одни говорили, что после революции она эмигрировала в Париж, где пела в кабаре, сменив русское имя на французское, и даже впоследствии, будучи уже в преклонном возрасте, участвовала в движении Сопротивления. Другие утверждали, что певица вместе со всеми терпела голод и разруху в гражданскую войну, а в начале двадцатых все-таки уехала, но не в Париж, а в Константинополь, а оттуда - в Аргентину, подобно легендарной Изе Кремер. Но все сходились в одном: что она была замечательной красоты - с темно-рыжими волосами и фиалковыми глазами. Сейчас в ее квартире жила Маргарита Стефановна, бывшая билетерша Театра оперетты, с огромной персидской кошкой Эльзой.
В последние годы в доме произошли значительные перемены. Когда-то он принадлежал Министерству культуры, и населяли его исключительно люди, так или иначе причастные к служению вечному, доброму и прекрасному, но они потихоньку умирали, у многих не было ни детей, ни внуков, и поэтому в доме постепенно стали появляться и другие, не столь интеллигентные лица. Так, в квартиру шестнадцать после смерти ее владельца въехал директор магазина летней одежды из Европы, две квартиры на третьем этаже купили представители английской мебельной фирмы. А на пятом, в самой крайней квартире справа, поселился молчаливый человек, о котором толком никто ничего не знал. Правда, он подолгу отсутствовал, и поэтому квартира большей частью пустовала. Говорили, что это - молодой режиссер, представитель "новой волны", один из тех, кто сейчас вершит судьбу киностудии им. Горького. Но старейший житель дома, бывший электрик Большого театра Харитоныч, высказал смелое предположение, что это - переодетый чеченский террорист. Над ним дружно посмеялись, однако ближе чем на пять метров к квартире никто не подходил.
Катю в доме знали все. Последний год его жители явно сочувствовали ей, понимая, что она переживает не лучший период своей жизни. Как выражалась ее соседка, Вера Феодосьевна, у Кати царил "полный штиль на всей глади".
С детства бредившая поисками Атлантиды и путешествиями Колумба, после окончания школы Катя поступила на географический факультет МГУ. Училась она с восторгом, однако, завершив университетское образование, с ужасом поняла, что мечты - это одно, а жизнь - другое. Конечно, можно было, зная высоту Кордильер, работать продавщицей в каком-нибудь магазине или, окончив бухгалтерские курсы, устроиться в любую контору третьим помощником младшего бухгалтера. Но Кате хотелось сохранить романтическую верность своей профессии. И поэтому ей оставалось одно - пойти преподавать географию в школу. Правда, долго на одном месте она не задерживалась: очень скоро ее характер становился настоящей костью в горле школьной администрации. Свою последнюю работу - в частной гимназии в "живописном уголке московского лесопарка", как утверждали рекламные проспекты, - Катя просто возненавидела на второй же день. Ее раздражало все: туповатые детишки новых русских, ярко-розовый пиджак директрисы, шаркающая походка завуча, драконовские распорядки и покосившаяся скульптура девочки на шаре у входа в гимназию. Но, как назло, на горизонте ничего больше не светило, и Катя, стиснув зубы, каждый день исправно тряслась в автобусе, ходившем с завидным постоянством - раз в час.
