Дмитрий Стрешнев - Крутой секс
— Твоя мысль имеет право на существование, — согласился инженер, ставший Толяном, и выдвинул встречное предложение:
— Совершим это за счет клиента. Ты не против?
Колян не был против.
— Где там его гульдены?
— А вон, в пиджаке.
Действительно, на другом стуле одиноко висел пиджак.
Толян выудил портмоне и стал меланхолически рыться в нем.
— Сколько взять? — задумчиво проговорил он. — Тыщи три?
— Греби все, он, падла, нас даже утомил слегка.
Кроме денег, Толян нашел несколько кредитных карт, выданных иностранными банками, названия которых он прочитать был не в состоянии. Разглядывая их, он почему-то сказал привязанному:
— Ну, что, никакая Сингапурская Божья матерь тебе не помогла, а?
Наконец Толян вышел, и было слышно, как захлопнулась дверь. Привязанный с удовлетворением отметил, что ключ в замке после этого звука не повернулся. Да и в самом деле: зачем это вдруг То ляну запирать Коляна на ключ?
— Представляю, как у Потерянного морда засветится, когда Толян привалит! — сообщил оставшийся незапертым Колян своему единственному слушателю. — Очень он хотел, чтобы мы этот чемоданчик нарыли. Во будет картинка под названием «счастливый крокодил»!.. Интересно, какой он душняк для тебя придумает. У него ведь мозги с вывихом. Оттого и погоняло такое: Потерянный, потому что совсем мозги потерял. Справедливо, а?..
Привязанный никак не отозвался. Колян посмотрел на него повнимательней: голова у того свесилась набок, рот приоткрылся.
— Вот падла глистоперая! Опять сколупнулся! — выругался Колян, догадавшись, что испытуемый в очередной раз находится в обмороке.
И с чего бы это, скажите пожалуйста? В первый-то раз ясно было, отчего: от электричества, подведенного к мужским частям тела и от зажженной сигареты. А теперь какого хрена? До паяльника-то так и не добрались!
Колян похлопал привязанного по щекам. Но потом сообразил: да пусть глистоперый пока вдоволь поотрубается, зато можно спокойно кофейку попить. Да, дорогие мои, в любой системе найдутся работнички, любящие отлынивать от своих святых обязанностей!
Как только Колян вышел по направлению к чайникам-кофейникам, привязанный вдруг очнулся. Между нами говоря, пребывая долгое время на стуле, он не терял времени даром и периодическим напряжением мышц немного растянул скотч, опутавший его ноги. Теперь привязанный надеялся, что сможет потихонечку передвигаться, пусть даже словно какой-нибудь моллюск на морском дне, волоча на спине стул-раковину.
С омерзением припомнив руки Коляна, пахнущие селедкой, он нечеловеческим усилием оторвал стул от пола, просеменил несколько меленьких шагов и снова приземлился. Хотя этот крошечный путь дался ему очень тяжело, привязанный был доволен и похвалил себя за то, что организовал небольшую передышку, рассказав, куда засунул чемоданчик. Он даже честно поведал, где именно находились отвратительные битые «Жигули» под номером «к 217 ет». Правда, скорее всего, этих «Жигулей» там уже нет. Даже такие два патентованные придурка, что вылезли из них, вряд ли надолго застрянут в столь тошнотворном месте, как «Рогатый Пегас».
На самом же деле Марчелло, Молчаливый Джо, Котя и Чуча несколько подзависли в том месте, где мы их оставили. Хотя, по правде говоря, мужская половина компании уже давно испытывала острое желание покинуть вертепную атмосферу низкопробного кабака. Котя и Чуча к этому времени употребили напитков на 473 рубля — сумма вполне достаточная для того, чтобы предложить им продолжить знакомство в более уютном месте. Например, в квартире Молчаливого Джо. Потому что Марчелло, между нами говоря, был давно и безнадежно женат.
— На минуту вас покинем, — сказал Марчелло.
Они с Молчаливым Джо зашли в тесный, словно просторный гроб, предбанник туалета, и Марчелло сказал:
— Значит, так. Поскольку моя росомаха торчит в хате, везем их к тебе.
Молчаливый Джо моргнул, что, очевидно, должно было означать согласие. Потом он все-таки спросил:
— А что ты жене скажешь?
— Тебя что — это переезжает? Навру что-нибудь. Один мой знакомый, Слава Горохов, пришел пьяный под утро домой, когда жена была в отъезде. А с ними жила теща. Слава Горохов вполне толково и убедительно разъяснил теще, почему он всю ночь отсутствовал. Но, хотя и был пьян, заметил, что теща на него странно смотрит. Глянул в зеркало — а у него на голове надета женская шапка с помпонами. Теща дала ему пощечину и заперлась в спальне, а он ей кричал через дверь: «Послушайте, Марья Петровна, сейчас я вам и это тоже вполне резонно объясню!»… Короче, сделаем так: ты бери глазастую, а я другую. Мы будем в комнате, а вы — в кухне.
— С ней ведь говорить надо о чем-то… — вздохнул Молчаливый Джо.
— А ты о чем-нибудь умеешь?
Молчаливый Джо замялся. Потом вспомнил:
— О блю-терьерах, наверное…
— Вот и валяй.
— А ей понравится?
— Ей все понравится, у нее образование ниже плинтуса.
— А может еще посидим? — промямлил Молчаливый Джо.
— С какой радости? Тебе-то можно насосаться, как пеликану Ты не за рулем. А мне тут торчать какого, образно говоря, хрена?
Он посмотрел в зеркало над раковиной и изобразил на лице фотогеничную внешность матерого обольстителя.
— Пошли.
Они вернулись к девицам, и Марчелло таинственно пообещал:
— Ну, что, рванем в уютное местечко, где стопудово оттянемся?
Котя положила на Марчелло два своих маленьких глаза и долго держала на нем, а потом сказала ничего не обещающим голосом:
— Теперь мы отойдем.
— Слушай, они не обманут? — испугался Молчаливый Джо, наблюдая, как Котя с Чучей дефилируют к туалету.
— Что ты имеешь в виду? — безмятежно поинтересовался Марчелло.
— Имею в виду, что сделают ноги. Я бы сделал.
— Сначала научись разбираться в различиях мужской и женской психологии, друг мой, — усмехнулся Марчелло с превосходством гуру. — Начнем хотя бы с того, что у мужчин «сделать ноги» означает убежать, а у женщин — педикюр.
В это время Котя и Чуча скрылись за той же дверью, за которой пять минут назад уединились Марчелло и Молчаливый Джо. Ах, лучше бы нам не слышать, о чем разговаривают между собой две девушки дискотечного возраста!
— Значит, так, — сказала более напористая Котя. — Я беру того, который треплется, как фуфло, а ты кантуйся с другим, у которого прическа «гимн дураку».
— Да это просто придурок какой-то, полено в штанах! — запротестовала Чуча.
— Тем более, не *. Строй из себя девочку-припевочку. Не волнуйся, тебе с ним наверняка достанется кухня, как тогда, в Бутово. Это трепло интеллигентское таскает приятеля-тупаря ряди квартиры, ясно, как солнце. У него рубашка поглажена, а ботинки не чищены. У холостых все наоборот.
— Ты хочешь его закадрить?
— Нужен он мне с его нищей трепотней! — фыркнула Котя. — Знаю я таких. Он скажет, что готов развестись, но у него жена больна раком, скоро умрет, и бросать ее сейчас было бы некрасиво. Мне нужно посмотреть его адрес в паспорте, а потом он нам заплатит за все, что было, и чего не было. Как тот лысый в очках.
— А если он догадается, и нас опять побьют, как тогда, в Сокольниках? — испугалась Чуча.
— Не *, у этих козлов мозги так далеко не простираются.
— Ладно, беру на себя полено, — сказала Чуча.
Слегка подмазав косметикой свои зрительные и говорительные органы, Котя и Чуча вернулись к кавалерам.
— Ну, так что? — сказала Котя. — Где ваш «мерседес»? Или мы на метро поедем?
Молчаливый Джо чуть не подавился счастьем, а Марчелло сделал роковое лицо неотразимого обольстителя и бархатно прошелестел, чтобы компенсировать внешний вид своего автомобиля, недостойного такого великого джентльмена:
— «Мерседес» не обещаю, но евроинтим гарантирую.
— Куда едем? К тебе? — спросила Котя.
Марчелло вздохнул — Увы! Я живу в одной квартире с сестрой, а она — вместе с разведенным мужем.
— Неприятно! — искренне посочувствовала Чуча.
— К тому же сестра пишет стихи, — добавил Марчелло для полного ужаса.
5
Человек, привязанный к стулу, не терял между тем времени даром. Наступил удачный момент, когда человек-грузовик удалился в кухню и включил там радио, сразу разразившееся душевными песнями, под которые так и тянуло подпевать:
Защелкнулись железные браслеты,
Сдавив запястья тонкие мои…
Под это пение связанный человек неимоверным усилием снова ненадолго оторвал стул от пола. Выползая перебежками из комнаты в коридор, он задел стулом о дверной косяк, и раздавшийся стук заставил его сердце подпрыгнуть в реберной клетке. К счастью, в это время эфир наполнила еще более славная песня, и брутальный Толян заголосил вслед за радио, хлопая себя по ляжкам:
Осыпается листва, наступают холода,
