Филип Хоули - Клеймо
Он прикусил верхнюю губу. Под приклеенными усами начинало зудеть. Зато не доставляли неудобств остальные детали маскировки: заложенные за щеки импланты, округлявшие лицо, темные очки и парик, достаточно длинный, чтобы скрыть левое ухо, нижняя часть которого отсутствовала.
Небольшая группа туристов, увешанных фотокамерами, высыпала на улицу. Кальдерон отвернулся от прицела объектива беспрестанно щелкающей дамы, у которой знак остановки такси вызвал неподдельный интерес.
В ту же минуту какой-то смуглый молодой человек подтолкнул его в бок. Из наушников, болтавшихся на шее, доносилась музыка в стиле рэп. Правая рука псевдошофера инстинктивно дернулась к наплечной кобуре, встретив пустоту: оружие он оставил в багажнике.
Прошло еще несколько секунд, прежде чем голос в наушниках осведомился:
— Ты знаешь, куда они поехали?
Разом несколько сигналов зазвучали нестройным хором.
— Судя по эмблеме на машине «скорой помощи», в Университетскую детскую больницу! — крикнул Кальдерон и, спохватившись, осмотрелся по сторонам.
Смуглый юноша пересекал улицу, направляясь к паркингу. В небрежной походке было что-то неестественное — как у актера, не успевшего освоить роль.
Порыв ветра закрутил пыльную воздушную воронку. Кальдерон запахнул полы пиджака.
Что-то определенно было не так. Тело всегда чутко реагировало на малейшие, незначительные для других изменения среды.
Левая пола казалась легче, чем обычно: не хватало нескольких десятков граммов.
Бумажник.
Кальдерон бросил стремительный взгляд вдоль улицы.
В сторону паркинга неторопливо шел человек. Смуглый человек.
ГЛАВА 3
«Не вздумай открываться! — гипнотизировала Меган Каллаген массивную металлическую дверь. — Я не готова!», понимая, что не будет готова никогда. Бесстрастное лицо и затуманенные голубые глаза словно говорили остальным членам команды: «Не мешайте мне, я собираюсь с мыслями».
Университетская детская больница, третья по величине среди педиатрических больниц в США, в отличие от большинства других медицинских центров Южной Калифорнии была оснащена всем необходимым для лечения детей в критическом состоянии. Больные, которых привозили на машине «скорой помощи», сначала поступали в отделение травматологии.
Всех сотрудников в последние минуты перед приемом одолевал легкий мандраж. Сьюзен, старшая медсестра, как фокусник, вертела в руках инструменты и пузырьки с лекарствами, выстраивая их на подносе из нержавеющей стали, будто солдатиков на параде. Медбрат, щеголявший с кольцом в носу, настолько огромным, что оранжевая прическа «шипы» впечатляла лишь особо наблюдательных, болтал без умолку. Анестезиолог с неизменно мрачным видом проверяла и перепроверяла снаряжение. И Меган, ординатор с трехлетним стажем, стояла неподвижно, скрестив на груди руки в перчатках, и взглядом сверлила видавшую виды двустворчатую дверь.
Для четверки из Первой травмы общими в экипировке были только перчатки и защитные очки. В остальном компания пестрела всеми цветами радуги. Меган носила потрепанный желтый халат поверх истертых джинсов и зеленую блузку. Сьюзен предпочитала просторный цветастый «костюм хирурга» — рубашку с коротким рукавом и брюки, а медбрат — футболку тайдай с фиолетовым узором. Анестезиолог была одета в темно-синий костюм.
Во рту Меган пересохло. Работа в отделении, как тонко срежиссированный спектакль, щекотала нервы действием «актеров на сцене» и реакцией «зрителя в зале», но это в лучшем случае. А в худшем — напоминала сумасшедший дом. Меган не интересовали крайности: она готовилась стать педиатром общего профиля и не относила себя к тем, кому экстренная медицина восполняет недостаток адреналина в крови.
Мысли прервала внезапная сирена, и отблески красного света, пронзив створчатые окна, заметались по комнате. Противно засосало под ложечкой, но тут же отпустило — «скорая помощь» промчалась мимо больницы. Заметил ли кто, как она облегченно вздохнула? Хотелось верить, что нет.
— Меган, а что ты знаешь о ребенке, которого мы дожидаемся? — спросила Сьюзен тоном, по обыкновению, граничащим с допросом.
— Немногое. Мальчику четыре года. Повышены лейкоциты, в основном за счет лимфоцитов. Его осмотрели в нашей клинике в Гватемале и…
Нос-Кольцо обернулся, удивленно вскинув брови:
— Кажется, ты собиралась туда в следующем месяце?
— Отбываю уже через пару дней. Страсть как захотелось полетать, — отшутилась Меган.
В конце практики Меган, как стажер, имела право провести второй месяц не в отделении неотложной помощи, а в клинике в северной части Гватемалы и не преминула этим воспользоваться. В отличие от перегруженных работой коллег она не бежала от повседневности, а надеялась, что перемена мест поможет справиться с душевным разладом. Здесь, в отделении, даже стены напоминали о разрушенном романе с Люком Маккеной.
Штат гватемальской клиники состоял из добровольцев Университетской детской больницы. Ежегодно примерно с десяток пациентов из клиники доставлялись в больницу для проведения сложных хирургических операций. Сегодняшний пациент в их число не входил, потому что диагноз отсутствовал.
— Видно, там полно коротышек, и наша Синеглазка придется ко двору, — ухмыльнулся Нос-Кольцо.
— Вот именно. Всю жизнь мечтала поехать туда, где самыми элегантными считают низкорослых и мускулистых, — парировала Меган. Постоянная работа отнимала львиную долю времени, частенько посягая и на обеденное. Пользы — никакой. Разве что подтянутая фигурка, которая, увы, не скрадывала природную мускулистость. В детстве излишки мышечной массы «съедались»: отец привил ей любовь к спортивной гимнастике.
Сьюзен сделала нетерпеливый жест рукой:
— Давайте-ка о ребенке…
— Никто не может с уверенностью сказать, чем он болен, — начала объяснять Меган. — В клинике считают, что у мальчика, возможно, лейкоз. Однако лимфоциты не опухолевые.
— Как это?! — удивилась Сьюзен.
— А так. Лейкозных, бластных клеток в крови не обнаружено. Но какая там лаборатория? Кто знает… — пожала плечами Меган. — Изначально мальчика не собирались направлять в отделение неотложной помощи. При стабильном состоянии он должен был прямиком попасть в больничную палату, но в самолете возникли проблемы с дыханием.
Анестезиолог, присоединявшая кислородную трубку к вентилю в стене, насторожилась.
— Какие именно?
— Точно не знаю. Известно, что пилот связался с аэропортом, оттуда позвонили нам, и было решено выслать транспортную бригаду. Перед тем как покинуть аэропорт, бригада доложила, что мальчик на кислороде, но дышит самостоятельно. — Меган взглянула на круглые настенные часы: стрелки показывали 19:03. — Это было двадцать минут назад.
Сьюзен скривилась.
— Интересно, какому умнику пришло в голову, что мальчик готов к перелету? — Она развернулась к Меган: — Кстати, не ты ли у нас сегодня за старшего?
Меган, задетая интонацией, помедлила с ответом.
— Да, больше некому. Я единственный дежурный ординатор.
На последнем слове голос сломался, взлетев на несколько октав.
Проклятие! Еще куда ни шло, что голос всегда сипел, как у заядлого курильщика, но надламывался он совсем некстати — когда она нервничала или была расстроена, — и это сильно раздражало.
Сьюзен украдкой посмотрела на листок бумаги, висевший на противоположной стене.
— А кто сегодня в отделении из штатных врачей? Если к нам везут ребенка, о котором мы знаем так мало, то я требую присутствия штатного врача.
Меган и без графика дежурств знала, что это Маккена — основной лечащий врач, который лично составлял расписание. И когда был ее черед, он дежурил тоже. Случайно ли? Она не сомневалась, что нет. Намек ясен: Люк не верил, что Меган может самостоятельно справиться с ответственной работой.
— Маккена, — наконец ответила она.
— Маккена, — повторила Сьюзен, словно оценивая масштабы события. — Отлично.
— А-а, Продавец льда грядет…[1] — хмыкнула анестезиолог.
Продавец льда. О способности Люка хладнокровно мыслить и действовать в сложнейшей обстановке ходили бесчисленные легенды. Поговаривали также, что это негативно влияет на его недюжинную мужскую потенцию. Маккена сделал то, Маккена смог вот это, Маккена вставил плевральную трубку одним мизинцем, Маккена поборол огромную гориллу перед операцией по трансплантации сердца и бог знает, что еще.
Меган находила прозвище скорее странным, чем лестным, и подозревала, что и Люку все равно. По крайней мере виду он не показывал, а там — кто знает? За восемь полных месяцев — до того как их отношения прервались — Маккена редко обнаруживал чувства более глубокие, чем лужа на асфальте.
