Борис Каспаров - Копия Дюрера
УБИЙСТВО ИЛИ САМОУБИЙСТВО?
Спустя полчаса мы втроем — майор, Гофман и я — сидели наверху в кабинете — просторной комнате, освещенной узкими высокими окнами, и ждали возвращения машины, которая должна была привезти результаты вскрытия.
За это время мы уже осмотрели дом и парк. Дом, сразу поразивший меня нелепостью архитектуры, был точно таким же и внутри. Казалось, он возводился по частям, и каждая эпоха оставила на нем свои отчетливые следы.
Первый этаж — массивный и тяжелый — был построен в романском стиле, на втором явно господствовала готика. В украшениях же карнизов и в отделке комнат можно было найти элементы различных стилей.
Внешне в доме царил полный порядок. Мебель и книги находились на своих местах. Только в большом зале на втором этаже не хватало нескольких картин, следы которых ясно сохранились на оклеенных обоями стенах. Не обнаружили мы их ни в доме, ни на чердаке. Вероятно, хозяин дома, бежав, захватил их с собой. Увез ли он еще что-либо, этого не знал ни Шмидт, ни его жена. В доме они бывали редко, да и то только на первом этаже. Хозяин имения фон Ранк уехал ночью за несколько дней до прихода советских войск, и что он увез с собой, они не видели. Мы осмотрели его комнату. Вещи были на месте. Все говорило о том, что хозяин их рассчитывал пробыть в отсутствии недолго.
Как вел себя Витлинг в последние дни, с кем он встречался, по каким делам он вчера приезжал в магистрат, что его могло заставить покончить с собой? На все эти вопросы Шмидт не мог дать вразумительного ответа. Садовник или от природы был не особенно сообразителен и наблюдателен, или случившееся в доме настолько потрясло его, что он все еще никак не мог прийти в себя.
Не много нам удалось узнать и от его жены, невысокой худенькой женщины, отдавшей всю жизнь, вероятно, домашним заботам. Смерть управляющего потрясла ее еще больше, чем мужа. Беседуя с нами, она все время подносила платок к глазам и всхлипывала. Мы успокоили ее как могли и не стали больше тревожить.
Вся надежда была теперь на Герхардта. Он жил под одной крышей с Витлингом и наверняка мог сообщить о нем больше, чем кто другой.
Из нас троих с Витлингом до его смерти встречались только я и Гофман, причем Гофман видел его несколько лет назад. Что мы знали об управляющем? Ничего, кроме того, что это был, как говорили все, очень честный человек.
Осматривая дом, мы, естественно, уделили особое внимание комнате управляющего, но ни письма, ни записки, содержание которых могло хотя бы в какой-то мере объяснить его поступок, не обнаружили. В комнате вообще не отыскалось ни одной целой бумажки, кроме его личных документов, хранившихся в тумбочке у кровати. Я говорю целой потому, что маленький кусочек мы все-таки обнаружили в одном из ящиков стола. Это был обрывок либо письма, либо каких-то записей. Он вмещал в себе только слово «Abend», что по-немецки означает — вечер; о чем оно могло говорить, догадаться, конечно, было невозможно. Я на всякий случай спрятал обрывок в блокнот.
Оставалось только предположить, что самоубийство Витлинг совершил под влиянием какого-то внезапно охватившего его чувства.
Обо всем этом и думал сейчас каждый из нас.
— Чем все-таки занимался здесь Герхардт? — нарушил молчание майор. — Ведь судя по рассказам, фон Ранк благотворительностью не отличался. Держать бесполезного человека, да еще старика… Это, кажется, не в его характере.
— Шмидт говорит, что на его обязанности лежало следить за чистотой двора. Но если он так же стар, как и Витлинг, пожалуй, это ему действительно было трудновато, — согласился Гофман.
— И вот еще вопрос, — майор сбил пепел с папиросы в стоявшую на столе пепельницу, — почему садовник живет в отдельной постройке, а человек, исполняющий обязанности дворника, в доме? Не кажется ли вам это немного странным?
— Я тоже подумал об этом, — ответил Гофман, поднимаясь из кресла и подходя к окну. — Боюсь только, что нам сегодня Герхардта не дождаться. Если он отправился к родственникам на воскресенье, они могут задержать его до завтрашнего утра. — Он повернулся к нам. — На дороге что-то мелькнуло, если не ошибаюсь, это возвращается из города машина.
Гофман оказался прав. Через несколько минут мы читали записку, присланную военврачом, а на столе рядом с лежащими на нем пистолетом и стреляной гильзой появилась и извлеченная пуля.
Врач сообщил, что выстрел был сделан на близком расстоянии, почти в упор. Смерть наступила мгновенно.
Первое обстоятельство не было для нас новостью. Мы уже проверили действие пистолета, найденного в комнате управляющего. Это был парабеллум новейшей системы. По ожогам, оставленным пороховыми газами на куске белого полотна, можно было определить, что в момент выстрела дуло пистолета находилось в трех-четырех сантиметрах от цели. Результат экспертизы подтвердил наши предположения.
Прочитав бумажку, майор бросил ее на стол.
— Послушайте, Гофман, пожалуй, вы правы. Герхардт может сегодня не вернуться. Но без него мы наполовину слепы. Не возьмете ли вы на себя такую миссию? Машина в вашем распоряжении. Шмидт расскажет, где найти его племянницу. Вам это сделать удобнее всего, наш приезд за ним может вызвать ненужные разговоры.
— Я только что сам хотел предложить это, — ответил тот. — Отсюда недалеко. За полчаса я постараюсь справиться.
Не теряя времени, он быстро вышел из комнаты.
Спустя минуту на дворе заурчал мотор, и защитного цвета «газик» замелькал между стволами липовой аллеи и пропал в зелени листвы.
Майор проводил его глазами и снова сел в кресло.
— Итак, лейтенант, в ожидании Герхардта давайте подведем итог. Ваше мнение по этому вопросу?
— Факт самоубийства, по-моему, совершенно бесспорен. Все звенья налицо, — ответил я, — остается только выяснить его причины, а это без Герхардта вряд ли удастся.
— Бесспорен-то бесспорен, — задумчиво произнес майор, разминая пальцами папиросу, — но все-таки с окончательными выводами нам торопиться не следует. Здесь еще очень много неясностей. Во-первых, сама фигура Витлинга. По отзывам, которые мы до сих пор имеем, это очень честный человек. Но вот пистолет-то он не сдал, несмотря на приказ. Стало быть, честность его была довольно сомнительной.
Воронцов подошел к письменному столу и выдвинул один за другим все ящики.
— А это вам не кажется странным? Нигде ни одной бумаги, кроме того обрывка, что мы нашли. Можно допустить, что фон Ранк, убегая, уничтожил или захватил с собой все, что здесь было. Но Витлинг вел же после него какие-то записи! Посмотрите, в чернильнице есть чернила, перо на ручке говорит о том, что им пользовались. Давайте проверим.
Майор макнул перо в чернила и провел им на листке своего блокнота толстую линию.
— Видите, и чернила самой обычной консистенции, они не загустели, стало быть, налиты совсем недавно. Вот почему я думаю, что с выводами не следует спешить. Если Герхардт не сможет дать исчерпывающего и правдоподобного объяснения поступка Витлинга, а я в это почему-то очень мало верю, то вам нужно будет остаться здесь и попытаться пролить свет на это дело. Я не хочу навязывать своих мыслей, но не проходите мимо мелочей, пока смысл их не станет для вас совершенно ясным. Пока все, что мы знаем, дает нам право быть осторожными. Слышите? Во двор, кажется, въезжает машина. Неужели Гофман?
Не успели мы дойти до двери, как на лестнице послышались быстрые шаги, и в комнату торопливо вошел Гофман.
— Герхардта у племянницы нет, нет и самой племянницы. Шмидт! — крикнул он, обернувшись назад. — Да войдите же вы в комнату. Шмидт, — повторил он, когда садовник осторожно, вытирая о фартук испачканные землей руки, переступил порог, — вы точно знаете, что Герхардт пошел к племяннице?
Шмидт развел руками.
— Он мне так сказал, господин Гофман. Это было в субботу после полудня.
— И вы не узнали, где племянница? — барабаня пальцами по столу, спросил Воронцов у Гофмана.
— Говорят, ушла в субботу в город вместе с мужем.
— Так значит, одно звено уже выпало? — Майор прищурил глаза и потер ладонью подбородок. Я понял, что эти слова относились больше всего ко мне.
— Скажите, Шмидт, в субботу Герхардт уходил куда-нибудь из имения или к нему приходил кто-нибудь?
Садовник отрицательно покачал головой.
— Нет, Герхардт после обеда все время был со мной и помогал мне приводить в порядок парк. Он говорил, что теперь за ним должен быть особый уход, потому что это имение скоро станет народным и здесь будут отдыхать рабочие и их семьи.
— Но в таком случае он же не мог знать, что с его племянницей что-то случилось. Ведь утром он вам ничего не говорил об этом?
Шмидт удивленно поднял глаза.
— Разве я не говорил вам, герр майор? Когда мы обстригали кусты, управляющий выглянул вот из этого самого окна и сказал Герхардту, чтобы он немедленно шел к Лиззи, так зовут его племянницу, потому что у нее что-то случилось.
