Если хочешь знать… - Лариса Павловна Соболева
– Сама построила? – изумился Терехов.
– Не сама, конечно, а вот всю отделку с Сашкой сделали вдвоем. Все успевает, все у нее получается, не девка – огонь, аж завидки берут, вот мои девки не такие. Слушай, а ты случайно не женат?
– Женат.
– Что, и дети есть?
– Двое близнецов мальчик и девочка, еще один мальчик первоклассник. Четвертая дочь жены, она не с нами живет.
Терехов едва не расхохотался в голос, уж больно забавной выглядела бабуля с расстроенной миной, эдак сходу посватать решила, а тут такой облом, что и подтвердила после паузы:
– Жалко. Ты, смотрю, такой хороший, вот бы Полинке нашей подошел… вот бы пара была… Ну, да ладно. А Сашка, старшенький, весь в отца бизнесмен, кроликов разводит и перепелок. Ой, чай подоспел…
И под чай она трещала про Полину, очень уж идеальную, правда, и про недостатки не забыла, была такая мягкая, а как с Данькой рассталась, сильно изменилась, так сказать, поплохела. Упрямая, настырная, жесткая – не подступись, в школе дети ее боятся, тоже нехорошо для учителя…
– А что Полина преподает?
– Учительница биологии, только не хочет работать постоянно в школе. Зарплата маленькая, а работы – с утра до вечера, с тремя-то детьми никак нельзя. Полина иногда уроки ведет, заболел учитель – зовут ее. И что плохо, друзей и подруг не имеет, надо же и с подругами посидеть когда-никогда, отдохнуть душой, поговорить про жизнь. А вообще-то, некогда ей с подружками сплетничать, трудится бедняга непрестанно, одна ведь. Про мужа узнала я, побежала к Полине… ну, так и так, говорю, по телику взорвали твоего Даниила. И что вы думаете? Выслушала молча, глазом не моргнула!
Так и прошло больше часа. Полина приехала и первым делом зашла к бабе Любе за детьми, которые встретили ее радостными возгласами, бросившись к матери и брату. Бабуля к ней тоже подошла, шепотом поставила в известность:
– Следователь из города ждет тебя, часа два развлекаю его.
– Следователь? – в отличие от бабы Любы сказала громко Полина и двинула в кухню, Любовь Ильинична зашикала на нее, замахала ладонями, засеменила следом, но остановить не посмела. – Вы ко мне?
– Если вы Данилова Полина Александровна, то к вам, – поднялся Терехов. – Я бы хотел поговорить с вами о вашем муже. Вот мое удостоверение.
– Ладно, поговорим, – не возражала Полина. – Но пойдемте ко мне, не хочу при детях затрагивать эту тему.
Она развернулась и отправилась в комнату распорядиться:
– Саша, посиди с ребятами, мне нужно поговорить с одним человеком, который специально приехал из города.
– Хорошо, – кивнул симпатичный и явно рослый подросток, придерживая малышку, которая ползала по нему, как обезьянка по пальме, и заливисто смеялась. – Закончишь, позвони, мы придем домой. Машутка, полетели-полетели…
Саша подхватил малышку и поднял ее вверх… А Терехов последовал за Полиной, не теряя времени (без того застрял здесь, а еще назад ехать), приступил к допросу:
– Вы, наверно, знаете, что вашего мужа…
– Знаю, взорвали. Но он давно чужой муж.
– И все же он отец ваших детей…
– Этот отец сам от них отказался, – остановившись и повернувшись к нему, отчеканила Полина. – Проходите.
– А собачка?
– Простите, сейчас закрою его.
Чая Терехов больше не хотел, а она предложила, он попросил только простой воды. За время отсутствия Полины, расположившись в кресле, он оценил положительно интерьер гостиной. Не богато, нет, но гармонично, старая мебель сочетается с новой. Некоторое время рассматривал фотографии в рамочках, заполнивших всю стенку, среди них не было ни одного фото Данилова. Лишь дети, старик с белыми усами интеллигентного вида и сама Полина, даже свадебных два ее снимка, но везде она либо с детьми, либо одна, либо со стариком.
– Полина, а почему вы не торопитесь к дележу? – поинтересовался он, когда она поставила полный стакан воды на столик рядом с ним. – Ваши дети полноправные наследники имущества бывшего мужа, наследники первой очереди. Вам не помешает навестить офис Данилова, заявить о себе, ваших правах.
– Хочу, чтобы мои дети остались живы, – садясь в кресло, ответила она.
– Вам поступали угрозы?
– Пока нет. Но те, кто грохнул моего бывшего, явно претендуют на его бизнес и скарб, наших общих детей они наверняка не учитывают.
Скарб? Нормально, если в это понятие входят кастрюли и домашняя утварь, но речь идет о производствах, о сельскохозяйственных угодьях и множестве торговых точках, о счетах в банках, все это на убогое слово «скарб» не тянет. В следующий миг Павел подумал о другом – а ведь это мотив, но кто? Кто еще мог претендовать на «скарб» Данилова, кроме двух жен? С трудом верилось, что женщина организовала убийство. Она как будто угадала его мысли:
– А ведь империя Даниила огромна, в хорошем состоянии, за нее не только нас, всю нашу деревню можно вырезать. Нет, пусть лучше подавятся, чем причинят моим детям вред.
– Вы кого-то подозреваете? – задал он вопрос, который самому наскучил, но такова его работа.
– Да кого я могу подозревать, – сказала Полина, пожав плечами. – С Даниловым мы не виделись целую вечность, точнее, четыре года, я не знаю о нем и его делах ничего. А недавно встретились в мегамаркете, я еще удивилась, что он зашел за коньяком не в свой гастроном, которых натыкано повсюду.
– Не в свой? Интересно почему?
– Я задала ему тот же вопрос, он ответил, что просто по пути забежал. Дальше могу почти дословно привести: «Меня ждут, нам сегодня предстоит долгая работа, коньяк взбодрит, если с кофе его пить». Какая работа вечером, тем более ночью? Расспрашивать не стала, мне неинтересно.
– Разве Данилов не виделся с детьми?
– Очень редко. Ну, старший сам не хочет ехать к нему, младший никогда не говорил ни мне, ни Сашке, что папа изъявил желание увидеться… Бывало, приезжал водитель с Шумаковым, уговаривали мальчишек, иногда это помогало.
– Вам совсем не жалко Данилова?
– А что может изменить моя жалость? По-человечески мне его жаль, конечно, такая ужасная смерть… но траур держать по нему не буду. Человек избирает сам свою судьбу, он же и платит за неверный выбор.
– Но все-таки он отец ваших детей, – еще раз ввернул Павел.
– Вы предлагаете мне рыдать, биться головой о стенку? Это ему поможет? Я не рыдала даже, когда он бросил меня, а это сильная боль. Страшнее той боли нет, когда все внутри горит, когда несправедливость и подлость душат насмерть, когда вообще не знаешь, как жить дальше, и стыдно. Стыдно перед людьми, словно вина на мне, а не на предателе, которому доверяла больше, чем себе. Я просто взяла мальчиков и уехала сюда. Кстати, он делал попытки забрать детей, ему мало было, что бросил меня, фактически выгнал…
– Так прямо и сказал – уходи? – повторил Терехов вопрос, который задавал бабе Любе.
Ничего нового в ее ответе не было:
– А вы считаете, я должна была остаться в квартире, куда Данька собрался привести свою бабу? Даже не представляю, как это возможно. Муж дал мне понять, что больше не хочет меня видеть в своем доме, я ушла, так ему понадобилось еще оставить меня один на один с болью. Вы не знаете, что за зверь сидит внутри, когда тебя вышвыривают, как использованную и ненужную тряпку? Ему было хорошо, а мне плохо, очень плохо, зверь рвался наружу, он хотел крошить все вокруг… Главное было победить себя! Я едва оправилась от удара, да и то благодаря сыновьям и моему дедушке. Считаете, после всего надо плакать по убиенному? Тут можно только чисто из гуманности и человечности посочувствовать ему: сам себя наказал, променял любовь трех самых близких людей на пустоту.
– Марина пустышка, правда? – догадался Терехов, на кого намекает Полина. – А что на это указывало?
– Не знаю, как объяснить… наверно… да, интуитивно я чувствовала, что она хищница, а мой Данька попался, как дурак, в ловко расставленную ловушку. Переубеждать его – унизительно, да и бесполезно, если гормоны взбесились. Но так было тогда, конечно, я была не права, это все мои фантазии
