Ключи покойника - Михаил Александрович Кудрявцев

и я был бы сопровожден в СИЗО. Однако ни он, ни Константин не знают, что еще вчера Савинов понял, что я сыграл на опережение и никакой значимой выгоды упечь меня в тюрьму пока что нет. В то же время дистанцироваться от компаний, через которые он сам когда-то воровал деньги вкладчиков и которые опять появились с моей подачи на балансе банка, для него, несомненно, чрезвычайно важно. Понимая это, он через свои личные контакты в Конторе меняет заказ и экстренно подает в Следственный комитет новое заявление, теперь уже на своих друзей, обвиняя их в мошенничестве и воровстве денег из его организации. Он же является акционером банка, а Игорь и Константин – владельцы компаний-заемщиков. Никого не волнует в данном случае, что оба они всегда исполняли только волю своего хозяина. Меня к этим кредитам пристегнуть никак нельзя, так как они были выданы до того, как я пришел сюда на работу. Тем самым Савинов ликвидирует потенциальную возможность перевода на него стрелок при последующих разбирательствах, а также выходит из ситуации пострадавшим и героем, заботящимся о судьбе кредитной организации и ее клиентов.

Сегодня Игорь и Константин приезжают на встречу, где Савинов в присутствии представителей всех возможных правоохранительных органов предъявляет им обвинение и уезжает. В это время я постоянно звоню всем, но никто на звонки не отвечает. Потом, вероятно, им это надоедает, и меня заводят внутрь. Однако сотрудники спецслужб понимают, что пока предъявить мне особо нечего, и нехотя отпускают. Хотя, несомненно, то, что я ушел, является счастливой случайностью, так как наши правоохранители всегда могли бы сымпровизировать и загрести меня за компанию просто для дальнейшего банального рэкета и шантажа с целью вымогательства. Вариантов для такого развития событий можно было придумать миллион. Но, видимо, правоохранители не сообразили либо побоялись, что что-то пойдет не так и им затем сильно влетит от начальства… Я думаю, что ситуация была приблизительно такая.

– Ого! – отреагировал Андрей. – Очень похоже на правду. А дальше что будет?

– У Савинова все будет пока хорошо, – предположил я. – Он наплюет на свой банк, также он наплюет на двух своих бывших друзей и поедет куда-нибудь отдыхать. Игорь и Константин крепко попали. Им придется долго, упорно и дорого, раздавая налево и направо взятки, разбираться со своими делами и какое-то время посидеть в изоляторе. Возможно, Савинов попытается на них еще что-то списать. Однако есть вероятность, что они в итоге о чем-то договорятся, если у них всех появится один общий недруг, к примеру я. Хотя пока что не вижу для этого больших оснований. Центральный банк по своей вине в связи со всем известным их полнейшим непрофессионализмом, человеческой тупостью и идиотизмом, совершенно не желая этого в реальности, получил банкротство вполне рабочей кредитной организации, которая могла бы долго и успешно функционировать, постепенно, шаг за шагом, решая сама свои текущие проблемы. Но сейчас уже ничего исправить нельзя, и этим дуракам, имеющим государственную власть, придется заниматься процедурой банкротства с многолетними судебными разбирательствами и выплатами вкладчикам за счет бюджетных средств.

Мне лично обязательно постараются предъявить много разных обвинений, связанных с преднамеренным банкротством. В связи с этим придется долго защищаться во всяких судах, представляя доказательства, что банк на момент моего прихода туда был уже в очень плохом финансовом состоянии и именно это вместе с абсолютно неадекватными действиями регулятора привело его к окончательному краху. Учитывая, что многие доказывающие данный факт документы у меня есть, Савинов вряд ли будет сильно воевать со мной. Вероятнее всего, он просто займет выжидательную позицию. Кроме всего прочего, до всех этих разборок у меня еще есть несколько свободных месяцев, которые я хочу потратить на выяснение главного вопроса: «Что будет делать Галина и какие у нее в рукаве еще остались козыри?»

– А ты думаешь, они у нее есть? – спросил Андрей.

– Поживем – увидим, – ответил я, и мы разошлись по своим комнатам.

Глава 9

Я открыл глаза. Перед моим взором была надпись Christian Louboutin, которая красовалась на бежевой стельке туфель, валяющихся на кровати рядом с черным женским чулком с большой кружевной резинкой. Было прохладно. Несильно покачивались шторы, за которыми виднелась приоткрытая дверь на балкон; вечерний воздух, казалось, подкрашивался разноцветными огнями города.

Номер отеля был выдержан в темно-желтых и зеленых тонах. Неяркий свет струился из-под абажура прикроватной лампы классического дизайна, стоявшей на лакированной тумбочке с позолоченным орнаментом. Было тихо. Слышался только монотонный успокаивающий гул ночного города, который, пробудившись после затяжной зимы и холодной поздней весны, дожидался надвигающегося лета.

Комната была существенно больше стандартного гостиничного номера. Стены украшали копии картин каких-то голландских художников. У противоположной стены находился комод с несколькими выдвижными ящиками. На нем стоял большой телевизор, который, видимо, уже давно беззвучно мигал серой рябью. С правой стороны я видел диван и два кресла, стоящие возле журнального столика, на котором лежала пустая бутылка из-под шампанского с ярко-желтой этикеткой, несколько рекламных отельных журналов и какая-то газета. Бокалов видно не было. На полу в полутора метрах от журнального столика валялась пробка.

Люстры в центре потолка не было, номер подсвечивался только торшерами и лампами, стоящими на резных подставках и прикроватных тумбочках, но горела только одна лампа – рядом с кроватью. Воздух был теплым и иногда разбавлялся свежими струйками, залетающими в помещение через приоткрытую дверь балкона.

Я перевернулся на спину, согнул ноги в коленях, пошарил рукой и, подтянув под голову мягкую подушку, опять закрыл глаза.

Ровно сутки тому назад в мое купе постучал проводник, и сквозь сон я услышал, что поезд подъезжает к белорусско-украинской границе. У меня сильно ныла рука, и очень хотелось спать. В купе я был один. Вообще во всем вагоне мы были только вдвоем с каким-то мужчиной. На вид ему было около шестидесяти лет. Это был единственный в составе мягкий вагон с купе, рассчитанным на двух человек.

У нас оказались места рядом. Мы поздоровались и обменялись несколькими дежурными фразами. Когда зашла проводница, он поинтересовался, есть ли в поезде другие пустые купе и можно ли ему поменять место. На это она ответила, что нас в вагоне только двое и другие пассажиры не планируются. Тогда мы оба, посмотрев друг на друга, пожали плечами, и он ушел в другое купе.

После этого я сразу лег спать и проснулся уже перед границей. Практически в полной тишине мы долго стояли на каком-то темном полустанке, по которому периодически ходили тени и слышались далекие голоса. Дверь