Сергей Черняев - Брат Солнца
- Как «так»?
- Да сразу и не объяснишь… Настороженно, что ли… Доски! Из-за досок, Костя! Он их почему-то не убрал! Кругом все ухожено-уложено, а тут – доски…
Кашин неодобрительно покосился на «Михалыча», но ничего не сказал. А тот, не обращая внимания на Костькино выражение лица, скомандовал в порыве внезапно нахлынувшего энтузиазма:
- Слушай, поедем-ка к старице.
Они заехали в прогон. По пути Бусыгин посмотрел на дачу Брезгуновых. Там, похоже, никого не было. У старицы он попросил Костьку остановиться на том самом месте, где они курили с Саней.
- Закурим?
- Давай.
Они вышли к обрыву и закурили. Дело медленно шло к вечеру. Солнце светило им в спины, все вокруг было видно как на ладони, - необычайно ясно, до последней жилки на листочке.
Долго молчали. Потом Бусыгин снова оживился и спросил:
- Стреляли от Верхнего оврага, говоришь?
- Брезгуновы? – Нет, в овраг.
- Да не Брезгуновы… А когда в Куканова, то есть в лодку попали…
- Да нет, сверху… Ну… Можно сказать и от оврага, наверно…
- Вот, – поднял палец «дядя Толя». – Вот! Это надо проверить.
Он затушил окурок, и вернулся на дорогу. Костька последовал, было, за ним и сел в машину, собираясь ехать к Верхнему оврагу. Но Бусыгин прошел дальше, зашел в прогон и стал переступать по полшага по дороге – вперед и назад, поглядывая то в Брезгуновский огород, то – наоборот – куда-то в несусветную даль.
- Мать честная! – вдруг остановился он. - Вот ведь! Мать честная!
Он подбежал к машине и сел в нее. Потом повернулся к Костьке и смотрел на него с минуту, не меньше, - по крайней мере, до тех пор, пока тот не сказал:
- Ты чего, Михалыч?
- Сейчас.
Он достал записную книжку и стал ее перечитывать. Кашин уже начал нервничать. Он не привык иметь дело с творческими озарениями. Ему хотелось, чтобы дядя Толя перестал разговаривать обрывками и намеками, и чтобы все снова стало просто и понятно. Ему сильно хотелось выругаться, но при «дяде Толе» у него это дело обычно как-то не шло, и поэтому он молчал.
Наконец Бусыгин поднял неожиданно посвежевшее лицо и сказал:
- Ну и дубина же я, а? Ну и дурак! А? – и засмеялся.
- Дядь Толь, ты хорош уже загадки загадывать!
- Да просто… Да ты не обижайся… Обо всем можно было и раньше догадаться…
- А ты что, типа, догадался?
- Кое о чем догадался.
Но Костька не верил.
- О чем?
- О том, как все было.
- Так уж все? – совсем уж недоверчиво спросил парень.
- Ну… Почти. Надо только определить конкретно, кто стрелял, а это уже дело техники.
- А! Так это ты и не знаешь еще ничего! – махнул он рукой.
- Спорить не буду, - сказал Бусыгин, - но знаю уже много. А теперь давай к Артему.
Кашин повернулся к баранке и повернул ключ в зажигании. Он не любил, когда треплются. А дядя Толя, - как ему показалось, трепался. Первый раз за их знакомство – трепался! Да еще и командовал! Если бы тогда – в универмаге – все было бы так же… Костька задумался… Ладно… Пусть уж все идет как идет… Потерпим. А там – поглядим…
Артем хандрил. Он лежал в зале на все той же родительской кровати и читал Лескова. Это его отвлекало и успокаивало. Ему казалось, что он попал в западню, из которой не выбраться. Он был один – и это было мучительно. Уехать было нельзя, - это было бы подозрительно. Артем просил родителей приехать, но те был заняты по работе. Он читал, пропуская иногда целые главы мимо сознания, думая обо всем, что произошло, утопая в каких-то неясных страхах и ожиданиях, а иногда, - наоборот, - растворяясь в тексте. Тогда становилось легко. Спокойно.
Но когда в дверь постучали, от спокойствия не осталось и следа. Вереницын отложил книгу и нетвердой походкой пошел к двери.
Он так и знал, - это опять был Бусыгин.
Они прошли на веранду и сели за стол.
- Извини, Артем, - начал Анатолий Михайлович, - зачастил я к тебе. Но так уж получается, - улыбнулся он, - что ты самый главный в этом деле человек.
- Я? – встрепенулся Артем. - Почему я? А, впрочем… вам виднее…
Бусыгин внимательно посмотрел на него. Этот упаднический тон в исполнении Артема был чем-то новым для него. Обычно тот говорил живо и все эмоции у него были на виду. Но, вообще-то, уныние - это тоже в чем-то эмоция…
- Да ладно, Артем, чего ты? Шучу… Так вот… раскрутили мы это дело с Константином… Многое теперь понятно, что и как. И кого теперь искать, - тоже понятно.
«Это не я!» – чуть не взвыл Артем, но сдержался.
- Вы меня что, подозреваете?
- Да ты что?! Да ни в коем случае! Мне просто проверить кое-что надо.
- Тогда что у меня тут можно проверить? Депутат-то вон где живет!
- А это уж следствию виднее. Да ты не волнуйся…
Артем все равно не верил, что подозревают не его. Ведь что получается, если взглянуть со стороны? Он – новый человек в деревне, приехал за сутки с небольшим до выстрела. Приперся на «место преступления» на следующий день! Зачем, зачем он туда пошел? Куканов прямо ткнул в него пальцем! Удивительно, что те следователи не потащили его сразу в какую-нибудь тюрьму…
- Проверяйте, - совсем кисло сказал он.
- Вот и лады! – продолжил Бусыгин, будто не замечая его настроения, - Помнишь, ты говорил, что к тебе в день приезда пришла баба Маша?
- Говорил.
- Я ваш разговор не очень подробно записал, - не мог бы ты его повторить?
- С бабой Машей?
- Ну да.
Артем непонимающе смотрел на Бусыгина.
- Что, баба Маша, что ли стреляла?
Бусыгин вздохнул и склонил голову.
- Слушай, Артем… Ты ведь любишь книжки читать?
- Люблю.
- Зощенко читал?
- Читал.
- Помнишь, там одна женщина-медработник говорит: «Мне больше нравится, когда больные к нам без сознания попадают?»
- Помню…
- Вот и не надо дурацких вопросов задавать! А то мне раньше часто хотелось, чтобы некоторые свидетели к нам тоже без сознания попадали…
Артем подумал и через силу улыбнулся.
- То есть не баба Маша стреляла?
- Нет. Ну так?
Артем заставил себя припомнить тот разговор, - что там было? – «дворец» Брезгунова, лесопилка, Глухов, который в родном доме не появляется, его сын, разруха в деревне, козье молоко…
- А! Забыл вам сказать! Про каких-то Снегиревых она еще говорила, вроде, хулиганят…
- Ну, вот видишь! Новые данные! Снегиревых, я, правда, знаю, - из винтовки там мало кто может выстрелить, если только дубиной кому по голове дадут… Да и дубина, для них, пожалуй – штука сложная. Дубину найти надо, обломать, - а это ведь тяжкий труд… Они вон прошлой осенью картошку копать не стали – до того было лень. Ты мне расскажи по пунктам еще раз то же самое, что и в прошлый раз рассказывал.
Артем покачал головой, вздохнул и «по пунктам» пересказал все, что только смог вспомнить.
- Ну, все, так сказать, соответствует, – подытожил Бусыгин, выслушав Вереницына.
- Что чему соответствует? – спросил Артем.
- Помнишь про пазлы? Так вот – твои пазлы подходят к картинке, которая тут нарисовалась у нас с Костькой. Теперь вот еще что. Расскажи, - прямо очень подробно расскажи, как ты возвращался вечером домой. Рассказывай прямо все, что видел.
Артем сосредоточился и начал рассказывать:
- Когда пошел дождь, очень сильно потемнело. Ветер рвал листву, налетал порывами. Вода сверху лилась – как будто то одну лейку опрокинут, то другую… Я шел по дороге, очень быстро, смотрел под ноги, думал про… Витал в облаках, в-общем.
- То есть совсем ничего не видел?
- Нет, ну, кое-что видел, - он подумал и сказал: - таз, например. А то бы я и забор-то свой не нашел.
Он посмотрел на Бусыгина. Было видно, что тот недоволен его рассказом. Анатолий Михайлович молчал, как бы ожидая от Артема какого-то откровения. Рука его время от времени тянулась к карману с сигаретами, но он вновь клал ее на стол и немного барабанил пальцами.
- Ладно, - сказал он, - фокус не удался. Что же ты, совсем по сторонам не смотрел?
- Совсем.
- Неправда это Артем. Ты видел еще кое-что.
- Ничего не помню.
- Хорошо. Принеси-ка свой рассказ про Деда Мороза…
- Про Деда Мороза?
- А что, еще какой-нибудь есть?
- Есть.
- Ну, покажешь на досуге. А пока давай про Деда Мороза.
Артем пожал плечами, Артем вышел. Бусыгин постучал еще немного пальцами по столу, обернулся и посмотрел в сторону Брезгуновской дачи. Отсюда была видна только ее крыша.
Получив через минуту в руки произведение Артемовского творчества, Анатолий Михайлович пролистнул первую страницу и вчитался в то, что было написано дальше. Потом выложил на стол записную книжку и спросил:
- Не возражаешь, я спишу пару фраз?
- Не возражаю.
Бывший следователь списал то, что хотел, в свою записную книжку, закрыл ее, и, убирая в карман, спросил: