Сергей Черняев - Брат Солнца

   - Ну не мог я больше в человека стрелять! Не мог!!!

  - Извините, - сказал Артем, - а как же вы охотитесь? В деревне говорят, вы зайцев стреляете? Уток?

  - Это не то… - махнул рукой Куканов. - Это не люди… Я и куриц топором рублю…

  - Но они же… - вырвалось у Артема. Он хотел сказать «тоже дергаются», но Бусыгин жестом остановил его.

  - Вот что, Витя… Ни в кого ты не стрелял.

  - Стрелял.

  - А я говорю, не стрелял.

  - А я говорю – стрелял.

  - А карабин? Зачем он мне нужен был?

  - А вот зачем. Пил ты с Валькой на старице и услышал, что у Верхнего оврага стреляют. Пошел ты поглядеть – кто палит и зачем. Сезон ведь еще не открыт был? Не открыт. Вышел ты сверху на овраг и увидел, как Брезгунов по бутылкам палит. Палит и мажет. А ты же Ворошиловский стрелок… Решил ты сам себе себя показать, припоминаешь?

  - Черт его знает…

  - Ну ладно… Мишеней у тебя дома навалом, где у Глухова карабин ты знал и где ключ от сейфа – тоже. Вы же вместе охотитесь. Даже знаешь что? Он тебя оставил за домом и сейфом присматривать. Точно?

 Куканов кивнул.

  - А Матвей Василич знал, что с тобой в армии приключилось?

  - Знал. Он и родители. Не каждому расскажешь…

  - Он ведь тебя с детства знал?

  - Всю жизнь тут вместе прожили…

  - А до армии ты… Как бы это сказать? Послушный был мальчик? Исполнительный?

 У Куканова задрожал подбородок. Он старался сдерживать себя – и ничего не ответил. Дрожь постепенно прошла, но он продолжал молчать.

  - То есть – да, - уточнил Бусыгин, - и потому он тебе доверял. Ну а дальше… слазил ты к нему домой, взял карабин, притащил домой и завалился спать. Все.

  - Ч-черт… Не знаю… Да один хрен – не помню!

 Куканов сидел потерянный, жалкий, смотрел в одну точку. Потом попытался встать.

  - Чего ты, Куканыч, сиди… Чего ты?

  - Извиниться… надо…

  - Извиниться?

 Вместо ответа Куканов встал и попытался снять штаны. Бусыгин вскочил с пола и остановил его:

  - Да ты чего?

  - Сейчас… Я все покажу!

   - Витя, тут одни мужики – чего мы не видали?

  - Сейчас! – вырывался Витя.

 Но Анатолий Михайлович аккуратно свалил его на пол и схватил за руки.

  - Ты чё творишь? – урчал Куканов. - Я объяснить хотел!

  - Да ты уж как-нибудь так объясняй, в штанах! Да и вообще… Ты вроде извиняться хотел, а не объяснять?

  - Ч-черт… - застонал тот, сморщился и снова пустил слезу.

  - Ужас! – сказал Артем.

  - Что, не видал такого?

  - Нет, кое-что, конечно, видел… После Нового Года на телецентре всякие валялись… Но чтоб так – до слез… С такими выкрутасами…

 Куканов опять застонал, но после первого стона заговорил членораздельно:

  - Перед тобой, Артем, извиниться хочу…

  - Передо мной? – удивился Артем.

  - Перед тобой. – Пусти! – оттолкнул он руки Бусыгина.

  - Тебя только пусти! – сказал Анатолий Михайлович и отпустил его.

 Тот извернулся, встал на колени и трагическим до комизма тоном сказал:

  - Прости меня, Артем… Я на тебя следователям показал. Сдуру это я. Сдуру! Так уж… Зарвался... Грех это. Прости.

  - Да я это – ничего… Я – прощаю… - смутился Артем и посмотрел на Бусыгина, не понимая – как себя вести. Но тот только пожал плечами. Между тем Куканов размашисто перекрестился и бухнулся головой в ноги молодого человека, чуть не угодив ему по большому пальцу левой ноги.

  - Не надо, не надо! – засмущался Артем и попытался поднять его с пола.

  - Надо, Артем! Надо мне перед смертью грех снять!

  - Перед смертью? – переглянулись Артем и Анатолий Михайлович.

 Куканов горестно склонил голову.

  - Каюк мне.

  - Ты что, Витя? Какой каюк?

  - Подыхаю я. За грехи мои подыхаю!

  - Да успокойся ты! С чего ты подыхаешь?

  - Рак у меня.

  - Рак?!

  - А чего? Конечно, рак. Вон хренобула какая на ноге выскочила!

 И пока они переваривали этот новый поворот в их разговоре, он встал и, шатаясь, снял штаны. На правой ноге, на ладонь выше колена торчал странный продолговатый желвак. Вереницын и Бусыгин оторопело уставились на него, соображая, сколько же еще Куканову осталось жить.

  - Наверное, метастазы уже пустил, сволочь, - процедил сквозь зубы Куканов, - Он ведь вот где начался. А теперь уже вот где.

 Бусыгин присел на корточки и внимательно осмотрел ногу.

  - Это не рак, Витя, - задумчиво сказал он, - наверное.

  - А что же? – почти закричал Куканов, - он, гадина! Я ж чего охранял! Полигон этот! С треугольниками! С ураном! Уран там был! Уран!

  - Там, может, и уран, а это – не рак, - сказал Бусыгин и достал мобильник, - рак не ползает, Витя. Поехали-ка в больничку?

  - На хрена мне в больничку?

  - Жить хочешь? Поехали. Если тебя срочно врачам не показать, - точно каюк тебе будет.

  - Кому – мне? – возмутился Куканов, забыв, что три минуты назад говорил то же самое, - с чего это мне каюк? А, да… Но ведь ты сказал – не рак!

  - Не рак, - подтвердил Бусыгин, дожидаясь ответа в телефоне, - Костя! Ты меня извини, если что, но давай срочно к Артему, надо больного одного полечиться отвезти.

  - Кого? Меня? В больницу? На хрена? Я в нашу больницу не лягу. Лучше так подохнуть!

 - Что значит, - на хрена? Тромб у тебя! Проскочит куда не надо – и привет!

  - Не хочу никуда… Тут подохну…

 Куканов лег на пол.

  - Полегче вроде, – сказал он, - тут помирать буду.

  - Ну вот… Хочешь, Артем, у тебя тут Куканов помрет? – спросил Бусыгин.

  Вереницын помотал головой. Куканов в который уже раз сморщился и заплакал.

  - Убийца я… убийца… За это мне все…

  - Что ж его так трясет? – спросил Артем.

  - Хорошо, если не падучая… А от тромба что-нибудь… Или от нервов…

 Наконец пришел Кашин. Они с Бусыгиным подняли Куканова, который совсем обмяк, подхватили под руки и потащили в машину.

 Артем помогал им спустить его с крыльца, а потом сел прямо там, где стоял – на последней ступеньке. Он чувствовал, что сил уже никаких не было, хотя он почти ничего не делал.

  - На жизнь хотел посмотреть? – сказал он вслух, но самому себе. - Да? На жизнь?

 Он сидел, не шевелясь и ни о чем не думая. Вокруг него веселился, завершаясь, августовский день, ветер трепал белые от солнца верхушки яблонь и ворошил траву в волглых синеватых тенях под деревьями. Если бы не он, - было бы жарко. А от его дыхания всё вокруг наполнялось бодростью и хотело шевелиться, копошиться, искать и таскать еду, расти и трепетать под его потоками. Всё – жучки, червячки, птички, мышки и коза Бабы Маши. Всё - только не Артем. Он просто сидел и думал: «И это жизнь - и Куканов - жизнь. Все это очень странно и… оставьте меня в покое». Точнее, даже «думаньем» это нельзя было назвать. Слова приходили и уходили сами, без малейших усилий воли, - потому что их – усилий – и быть не могло.

 По тропинке быстрым шагом возвращался Бусыгин. Он улыбался. Он подошел к Вереницыну и спросил:

  - Что, заморили мы тебя, Артем?

  - Заморили, - как эхо ответил парень, - ноль эмоций…

  - Ладно, ты сиди… Ничего, если я заберу у тебя тот таз?

  - Таз? Куда я тряпки кинул?

  - Нет, который на задворках висит.

  - Забирайте…

 Бусыгин на несколько секунд скрылся за яблонями, потом вернулся с тазом и мимоходом сказал:

  - Ну, мы в больницу, Артем.

  - Я понял. До свидания.

  - До свидания.

 Вереницын посмотрел вслед бывшему следователю и подумал: «Зачем ему нужен таз? Он что, тоже сошел с ума? Хотя почему бы нет?.. Это совсем немудрено…»

 В приемном покое в специальной комнатке за сложной стеклянной конструкцией сидела пожилая строгая дама в белом халате, смотрела телевизор, и, иногда отрываясь от него, принималась заполнять какой-то журнал. Тот факт, что в помещение зашли трое мужчин, один из которых хромал и шел, опираясь на плечи спутников, нисколько ее не заинтересовал.

  - Давай-ка, Куканыч, посиди тут, - сгрузил пациента на стул Бусыгин.

 Куканов покорно сел на скамейку, вытянул ногу и, пока Анатолий Михайлович собирался духом, чтобы заговорить с суровой медработницей, медленно произнес:

  - Люди – как грибы.

 Кашин с Бусыгиным переглянулись. А Витя развивал мысль:

  - Бывают, знаешь, грузди, а бывают белые. Сырежки такие бывают и рыжики встречаются. А то, такие поганки бывают… бледные, мухоморы, б…

  - Согласен, - сказал Бусыгин, - вы тут с Константин Иванычем все обсудите, а я пойду потолкую.

 Он подошел к окошечку в стеклянной перегородке и поздоровался. Дама сняла очки и вопросительно посмотрела на него.

  - Нам бы врача, - сказал Анатолий Михайлович, - тут у нас больной…

  - Полис, – сухо обрезала медработница.

  - Такое дело… полиса нет.

  - Тогда извините. Читайте объявления.

 Одно из объявлений гласило, что прием ведется только при наличии полиса.