Фридрих Незнанский - Отложенное убийство
— Дед, — встревоженно понизил голос Гарик. — Дедушка, дедушка, что с тобой?
Теперь он суетился вокруг старика. Испугавшись за его больное сердце, словил похолодевшую руку, попытался дилетантски нащупать пульс, ничего с непривычки не нащупал и испугался еще сильнее.
— Дедушка, тебе плохо? Очень плохо, да? Сердце болит? Я сейчас их позову! Крикну, что нужна помощь. Пусть принесут лекарства, ты только скажи, что нужно. Дедушка-а!
— Перестань, перестань, Гарик! — Тяжело дыша, Семен Валерьянович медленно приходил в себя. Сердце громко стучало о ребра, но не болело. — Со мной все в порядке, ничего не болит. Вот видишь, сегодня я повел себя хуже маленького. И почему я правда на тебя взъелся?
— Это все они, дедушка. Помнишь, ты сказал в самом начале? Это они во всем виноваты, мы не должны обвинять друг друга.
— Ты прав, Гарик. И я был прав, когда это сказал. Давай не будем ссориться.
Семен Валерьянович тяжело опустился на пол, на обломок фанеры, который служил для них стулом, и подумал, что, если еще немного посидит на земляном полу, не миновать ему воспаления седалищного нерва. Подумал мимоходом, как если бы речь шла о ком-то другом. Воспаление седалищного нерва, сердечный приступ — все эти неприятности, значимые в будничной жизни, сейчас производили впечатление полной чепухи.
— Давай. Хочешь, я отыщу твою пуговицу? По-моему, она под шкаф закатилась.
— Не ищи, не надо. Зачем мне пуговица? Как я ее пришью? У нас нет ни иголки, ни нитки.
Гарик примостился возле деда, вынудив его слегка ужаться на куске фанеры. Растерянные тем, что опять сорвались, поссорились, они сидели, прижавшись друг к другу, молчаливо и медленно мирясь.
19 февраля, 11.28. Сотрудники агентства «Глория»
Следующее общее собрание глориевцев проводилось по горячим следам. Обсуждали увиденное на вечере в ресторане «Морская свинка», обменивались предположениями и гипотезами, честно докладывали, кто какую информацию и от кого успел разузнать.
— Больше всех отличился… — точно телеведущий, завопил Денис.
Послушно купившись на его паузу, все раскрыли рты.
— Макс! — завершил директор агентства «Глория». Все присутствовавшие были ошеломлены, а особенно сам герой торжества. Впрочем, ликования от Макса не дождались.
— С чего это? — вознегодовал он. — Когда это?
— Ну как же! Ты сумел в считанные минуты обаять Зою Барсукову и ее супруга. Не скромничай, я сам наблюдал: Зоя с тебя глаз не сводила, Геннадий Барсуков дважды пожимал руку. Они пригласили тебя в гости?
— Допустим, пригласили. Заходите, сказали, в любое удобное для вас время, только предупредите по телефону… Вот, телефон дали. А что?
— Ничего. Ты гений разведки, Макс.
— Ничего подобного! Геннадий Барсуков — филателист, мы с ним познакомились на выставке редких марок в Историческом музее. Потом он у меня консультировался. Так что интересы исключительно профессиональные, ничего личного.
— Будет личное, дорогой ты наш компьютерный гений! Как директор «Глории» и — подчеркиваю, не забывайся, чудище, — твой начальник, даю тебе ответственное задание. Ты должен войти в эту семью и разузнать все, что можно, о Зое и ее брате. Связи с Сапиным. Любовницы или жены Сергея Логинова. Где может скрываться воровской общак…
— Постой, постой! — запротестовал Макс. — Это не моя специальность.
— Ты же у нас гений информации!
— Но я же информацию получаю по компьютеру, а не вживую. Шпионского ремесла никогда не пробовал.
— Вот заодно и попробуешь. Сотрудник частного охранного предприятия как-никак.
— Я растеряюсь! Я всё вопросы забуду!
— Не переживай, мы их с тобой отрепетируем.
— Я не понимаю, что на мне, свет клином сошелся? Пусть пойдет Агеев, он шустрый.
— Пойми ты, гроза Интернета: у тебя уже получилось войти в круг барсуковских знакомых. Со стороны Агеева это будет неестественно. Так что не комплексуй: ты должен справиться.
— Должен?
— Обязан! Сгруппируйся — и вперед. Во имя выполнения задания будь готов пойти на что угодно.
— Например, на что?
— Например, постарайся стать любовником Зои. Разговоры в постели, то-се, в общем, какая женщина после этого не разговорится?
— Ты что! — содрогнулся Макс. — Я — и Зоя? С какой стати я должен становиться ее любовником?
— С такой стати, что она блондинка. Помнишь наш разговор перед вылетом в Сочи?.. Вот то-то же! А что ты имеешь против мадам Барсуковой?
Макс много чего имел против Зои — по крайней мере, то, что он успел услышать о ней на Хостинском рынке, которым она заправляла железной рукой. Конечно, это одни разговоры, доказательств не было ни малейших… Но если бы доказательства были, не пришлось бы ему, поддаваясь на уговоры Дениса, жертвовать собой.
— Она старше меня.
— Так тебе ж с ней не детей плодить.
— Она злая… Она вообще не в моем вкусе!
— О вкусах будешь в ресторанах спорить, — брови Дениса сдвинулись, — когда вернешься домой. А сейчас перед нами, между прочим, поставлена задача: разыскать заложников, которых вот-вот изрубят на мелкие кусочки. Если, чтобы предотвратить смерть Ворониных, потребуется оттрахать не только Зою, но и Геннадия, и его альбом с марками…
— Кляссер, — не удержался, чтоб не поправить, Макс. — Альбом с марками называется кляссер.
— И кляссер, и Геннадия, и всех членов барсуковско-логиновской семьи — одним словом, сделай это и не чирикай. Тебе деньги платят не за просто так.
Макс насупился: по его убеждению, напоминание о деньгах было здесь неуместно. Его брали в «Глорию» как компьютерщика: в заключенном договоре речь шла об использовании мозгов, а на его член «Глория» контракт не заключала. Но Денис, не обращая внимания на его насупленный вид, переключился на другие вопросы, полагая, что если Макс ничего не возразил, значит, дело в шляпе: молчание — знак согласия.
И, несмотря на некоторую грубость, он был прав. Потому что Макс действительно решил согласиться.
20 февраля, 21.49. Валерий Воронин
— Все бесполезно, — сказал Валерий Семенович.
И то, что эта реплика исходила от ее супруга, который еще час назад безукоризненно держался у себя в мэрии, а вот сейчас, придя домой, вместе с пиджаком сбросил с себя и свою сверхчеловеческую выносливость; и весь его вид — постаревший, с нижней губой, выпятившейся так, словно он собирается заплакать, — все это ввергло Алену Борисовну в такую растерянность, что она даже не сразу смогла возразить и только слушала жестокие слова:
— Все бесполезно. Я не верю, что когда-нибудь увижу Гарика и папу. Да, они дали мне поговорить с ними, но живыми они их не выпустят. Похитители никогда так не поступают. Их основное условие — деньги вперед. Они получат деньги, а потом убьют заложников.
— Пока не убивают, по крайней мере, — замороженно произнесла Алена. Теперь они с мужем поменялись ролями: он терзался от горя, она выступала как спасительная жилетка. — Ты же разговаривал с ними, ты слышал их голоса…
— Голос Гарика. Он сказал «мы с дедушкой», или просто «мы», не помню, из чего я заключил, что папа все еще жив. Но я боюсь, все могло измениться. Ты же помнишь, у него больное сердце…
— Валерочка, тише, пожалуйста. Лариса Васильевна услышит, а она у нас тоже не слишком здоровый человек.
— Какой смысл говорить тише? Алена, все равно все мы должны подготовиться, привыкнуть к этой мысли. Мы уже лишились и папы, и Гарика. Скорее всего, нам даже не придется их похоронить…
— Замолчи! — прикрикнула на него Алена Борисовна. Без косметики, кое-как причесанная, с красными от бессонниц и слез глазами, она сейчас из беспомощной женщины превратилась в воительницу. Она и была воительницей: она защищала остатки своей семьи. Если придется потерять еще и мужа, который вязнет в своем горе, точно муха в варенье, это будет конец всего. Нет, она не допустит! Пусть Валерий лучше сердится, а не горюет. — Замолчи, Валерий! Давно ли ты меня упрекал за то, что я впадаю в истерики, мешаю работать людям из «Глории»…
— Да, я действительно тебя тогда упрекал. И сейчас прошу прощения за это. Ты была совершенно права. «Глория», «Глория», эта хваленая «Глория»! Я что-то не вижу, чтобы они что-то сделали…
— Они нас охраняют!
— Ну пока не видно, как они нас охраняют, потому что на нас никто не нападал. Но я им плачу еще и за то, чтобы они нашли наших родных! И, позвольте спросить, где результат? Результата я не вижу! Я вижу одни лишь нелепые версии… наподобие той, что Гарик зачем-то уехал играть в теннис. Разве я не знаю моего сына? Мой сын не умел играть в теннис! Я никогда не видел у него теннисных ракеток! Откуда бы они взялись? Нет, они все перепутали! Таксистка везла совсем другого мальчика.
Алена Борисовна смотрела на мужа неожиданно растроганными глазами.
