Райдо Витич - Синдром синей бороды
— Хочешь обсудить Лику в присутствии Вадима? Давай, — кивнул соглашаясь. Маша перевела затравленный взгляд с отца на мать, потом на гостя, решительно отодвинула тарелку и встала:
— Без меня!
Вера проводила дочь задумчивым взглядом и, вздохнув, вернулась к трапезе.
— Секреты? — выгнул бровь Вадим, забавляясь сумятицей на лицах оставшихся.
— Нет. Вера сейчас поведает стра-ашную тайну. Да, Вера? Ты ведь этого хотела?
— Оставь, Егор!
— Я уже предлагал, ты не захотела, а сейчас не хочу я. Так сама скажешь, или мне?
— Ты не выносим! — брякнула вилкой о тарелку женщина и поспешила скрыться вслед за дочерью. Мужчины остались в комнате одни. Егор невидящим взглядом уставился перед собой. Вадим, смакуя вино, поглядывал на брата в ожидании объяснений. Минута, другая — мужчина не шевелился, лишь мрачнел все больше. Тишина стала угнетающей, и Вадим решил нарушить ее:
— Так что за тайна, брат?
— Что? — очнулся тот. — А-а, да никакой тайны нет, есть очень некрасивая история, о которой очень хочется забыть женской половине нашей семьи. Придумали себе, бог знает что, и свято в то верят.
— Ты о неадекватности психического состояния Лики?
Егор поморщился:
— Она абсолютно нормальна, просто не такая ханжа, как Вера, вот и все. Что думает, то и говорит, душой не кривит, имеет космополитические взгляды на мир. Очень ранима — да, но разве это патология?
— Нет, мы все в той или иной степени ранимы, но не все вокруг нас это понимают и проявляют чуткость.
— Вот! — обрадовался Егор, почувствовав поддержку и понимание брата. — Почему-то считается, что эта самая чуткость присуща в большей степени женщинам, а не мужчинам. Мы прагматичны, рассудочны, они более эмоциональны, мягки. Не верь, Вадим, — махнул в сторону закрывшейся после ухода женщины двери. — Вот яркий пример того, что женщинам не ведома жалость, сострадание, ответственность за совершенные поступки. Капризы, фантазии, и действия под их влиянием, а потом отрицания вины за их последствия.
— Егор, мне трудно понять, о чем речь. Слишком туманно.
— Да, я не говорил тебе, стыдно было, — вздохнул тяжело. — За собственную дочь — стыдно. Она хорошая девочка, но слишком избалована, слишком самостоятельна, что ли? Импульсивна. Порой она напоминает мне Иру так сильно, словно Маша ее дочь, а не Веры… Извини.
Вадим кивнул: ничего.
Егора его добродушие смутило. Он налил себе полный бокал вина, в раздумьях — покаяться ли перед Вадимом или не стоит ворошить прошлое? И решил — не стоит, иначе брат чего доброго передумает на счет предложения, возмутиться, обидется, не поймет. Значит, не будет никаких дивидендов, безоблачной жизни, светлого будущего у детей, спокойной старости у него.
Выпил вино: аминь — прошлому, виват — будущему.
— Так ты поведаешь тайну или тупо накачаемся вином и пойдем спать? Вряд ли я засну. Любопытство не даст, — подтолкнул брата к откровению.
— Расскажу. А почему нет? Ты должен знать. Хоть история давняя и я считал, что главный виновник осознал свои ошибки, проникся виной, поумнел, но… Помнишь Олю Цезареву?
— Олю? — наморщил лоб Вадим в попытке вспомнить.
— Она секретарем-машинисткой работала у нас на заводе, со мной. Черненькая такая?
Вадим сколько не силился, вспомнить ее не мог. Качнул головой.
— Нет, не помню.
— Да, извини, и не сможешь вспомнить. Она ж в декрете была, когда ты из армии вернулся. В общем, хорошая исполнительная девушка. На нее всегда можно было положиться. Я уже и не работал на заводе, но обращаться случалось не раз, она всегда помогала. Мы с ней дружили. Я чувствовал себя в некотором роде обязанным ей, в организации фирмы она мне в частности сильно помогла. Бесплатно. А сама ребенка одна воспитывала. Девочка была хилая, болезненная, но смышленая, добрая.
— Лариса?
— Да. Лика.
— Года четыре назад мы случайно пересеклись с Олей, потом мне понадобились документы. Она помогла… Она была удивительно светлым человеком, добрым, бесхитростным, и понимала меня, как никто другой. Я хотел ей помочь, отплатить хоть немного за помощь, за спокойствие в душе, что она мне дарила. Лика тогда в институте училась и подрабатывала, чтоб оплачивать учебу. Я помог, сколько смог… - мямлил мужчина, задумчиво поглядывая перед собой.
— Вы были любовниками?
Егор криво усмехнулся и сунул в рот дольку ананаса. Прожевал и выдал:
— Маша также подумала. О Лике. Девочка не тянула по физике, я помогал. А Маша за мной следила и решила, что я изменяю Вере. Отношения в тот момент у нас и, правда, были напряженными… Холодно с Верой, понимаешь? Но семья. Дети. Им нужны оба родителя, чтоб вырасти полноценными. Трудно все объяснить. Да и надо ли, ты уже не юный романтик-идеалист, знаешь, что наши желания и возможности редко пересекаются. Но если не забывать о слове `надо', то толк будет. Есть — у меня прекрасные дети. Семья.
— Угу, — кивнул Вадим, сдержав нехорошую усмешку.
Смысл что-то говорить — брат и сам понимал зыбкость придуманных им идеалов — тусклый взгляд, грусть в голосе выдавали истинное положение вещей — его семья в его голове, на деле он одинок и неприкаян, возможно, еще больше, чем Вадим. В пору пожалеть фантазера, да не хочется. Сам виноват. Все высчитывал… и просчитался. Отрекся от вечных ценностей, отдался тлену денег и связей. Вот и итог: финансы стремятся к нулю, связи пусты, а любви, тепла и понимания, не было, нет, и не будет. Ими он заплатил за десятилетие стабильной и, в общем-то, вольготной жизни. Стоило ли?.. Егор уверен, что — да. А что ему еще остается кроме веры? Впрочем…
— Дети у тебя прекрасные, и любят тебя.
Егор смущено улыбнулся, с благодарностью посмотрев на брата, и налил еще вина себе:
— Да. А то, что оступаются, так никто не застрахован от опрометчивых поступков, и мы по молодости творили безумства. Но кто поймет и поддержит детей кроме родителей?
— Никто.
Егор нахмурился, словно ожидал от Вадима не согласия, а осуждения. Залпом отправил содержимое бокала в рот. Отвернулся к окну, помолчал, и наконец, торопливо, почти скороговоркой, раскрыл тайну:
— Маша решила, что Лика причина наших натянутых отношений с Верой и поспешила с выводами и действиями. Не поговорила со мной, матерью, не выяснила суть дела. Взяла у бабушки деньги якобы на шмотки и поездку, и заплатила паре отморозков. Лику перехватили по дороге домой в одном из переулков, запихнули в машину…
Вадим побледнел, представив описанные события. Рука сжала бокал так, что будь тот из обычного стекла — лопнул бы.
— Конец осени, почти ночь… Никто ничего не видел, свидетелей не нашлось… Слава Богу, — не заметив напряженного взгляда брата, продолжил Егор. Вадим дернулся и поставил бокал на стол, боясь не сдержаться и запустить им в мужчину, что благодарит Бога, за то, что у несчастной девчонки не было свидетелей, и виновница трагедии смогла избежать наказания, как и те, кого она купила для исполнения своих низких планов.
— Маша потом призналась мне, что не планировала преступления, хотела лишь припугнуть Лику, но те, кому она заплатила, превысили свои полномочия.
Вадим скрипнул зубами: как холодно и казенно — превысили полномочия! Словно парламентеры или дипломаты, а не подонки!
Хороша племянница! Вся в родителей.
Егор налил еще вина, задумчиво покачал бокал:
— Лику действительно сильно напугали, но она девушка смелая, пыталась дать отпор и получила кастетом по голове… Ее сильно избили и выкинули из машины. Нашел Лику какой-то мужчина уже под утро. Оля позвонила мне в истерике прямо сюда, так все и открылось. Я увидел взгляд Маши и ее ухмылку… — Егор выпил вино жадно, будто хотел напиться и забыться как можно скорей. — Представь мое состояние? Лика в реанимации, и виной тому родная дочь!… Милиция никого не нашла. У Лики ушиб головного мозга, не факт что выживет, а уж вспомнить что-то и подавно не сможет. Ольга черная от горя, а здоровье и без того плохое. Дома скандал: Вера в истерике, обвиняет во всем меня, Маша чуть из окна не прыгает. Аделаида Павловна в шоке… Она единственная поверила в виновность внучки сразу, как та не отрицала свою причастность. Вера заступалась, но потом позвонили… один из тех, кто учувствовал в преступлении. Шантаж. С Маши начали требовать дополнительную сумму. Я видел — с ней неладно, боялся что она что-нибудь вытворит с собой… Нажал. Она расплакалась и рассказала все. Я заплатил, договорился, припугнув что в случае повторного звонка они сядут, а дочь у меня несовершеннолетняя и доказать, что именно она организовала преступление у них не получится. Они все правильно поняли, больше не появлялись. Кому хочется в тюрьму? У меня связи, деньги, у них сроки за спиной… Аделаида Павловна сильно мне помогла. Удивительное для нее участие — она даже дежурила у постели Лики, Ольгу поддерживала. В церковь зачастила. А с Верой у нее и до того были плохие отношения, а после и вовсе разладились. Скандалили они сильно, Аделаида Павловна во всем обвиняла дочь, с Машей не разговаривала, а когда Лика очнулась и пошла на поправку, отправилась в монастырь. Представь Аделаиду в монастыре? Чушь, правда? Если б я сам не был тому свидетелем, тоже бы не поверил. И главное, когда уезжала, сказала Вере, что будет молится о Ире. Не о ней, не о внуках, а о самоубийце, давно истлевшей в гробу и памяти… Вероника не просто обиделась, а смертельно. Вычеркнула мать из списка живых и считает ее умершей. Себя — сиротой. Я думал она алкоголичкой станет, пить начала от обиды сильно, но ничего остановилась, за ум взялась, салон у меня вытребовала. Я финансировал, лишь бы мать детям вернулась. За Машей глаз да глаз нужен был… Наладилось.
