Феликс Фрэнсис - Азартная игра
– Такие вещи случаются, – сказал он. – Жена огорчилась больше, чем я. Если честно, этот случай помог разрешить проблему, что делать дальше с этой никчемной тварью. Да она не выиграла бы скачки, даже если б стартовала еще вчера. – Он громко усмехнулся собственной шутке – привычка, которая меня всегда раздражала. – Ладно. Выкладывайте, что раскопали.
– Боюсь, что немного, – ответил я и отпил большой глоток белого вина. – За тем разве что исключением, что если это действительно мошенничество, то в куда больших масштабах, чем мы с вами предполагали.
– Это в каком смысле? – спросил он.
– Проект со строительством завода был только ключом к куда более грандиозному предприятию, – начал я. – Строительство завода должно было обойтись в двадцать миллионов евро, причем вклад вашего трастового фонда составлял чуть больше шести миллионов, а остальные средства должен был выделить Евросоюз, в соотношении два евро за каждый ваш.
Он кивнул.
– Все верно. Это составляет примерно пять миллионов фунтов.
– Да, – сказал я. – И привести в движение этот механизм с выделением гранта на строительство домов должен был именно ваш вклад в создание завода. На жилищное строительство предполагалось выделить около восьми миллионов евро, и необходимости в участии частного капитала тут не было. Так что ваша инвестиция дала старт всей этой затее. – Я сделал паузу. – Откуда вы вообще узнали о перспективах этой инвестиции?
– Сейчас точно не помню, – ответил он. – Но вроде бы от Грегори Блэка. Почти все инвестиции нашего трастового фонда проводились через «Лайал энд Блэк».
– И название завода было идеей Грегори?
– О, совершенно не помню, – сказал он. – Да и какое это имеет значение? Главное – это выяснить, существует завод или нет. Вот что заботит меня прежде всего.
– Пока что мне не удалось этого выяснить. Скажите, а я могу поговорить с вашим племянником?
Мистер Робертс явно колебался.
– Просто хотелось бы спросить его, куда он ездил, что именно видел. Или же не видел.
– Он сейчас в Оксфорде, – сказал Робертс.
– В Оксфордском университете? – спросил я.
Джолион Робертс кивнул.
– В Кебл. Слушает курс лекций по ФПЭ. Думает, что может изменить мир. Довольно наивно с его стороны, если хотите знать мое мнение.
ФПЭ – философия, политика и экономика. Одно время я и сам подумывал поступить на это отделение, но затем все же решил получить диплом НФК.
Факультет ФПЭ в Оксфорде часто расценивался как первая ступень в успешной политической карьере, причем не только в Британии, но и в других странах. Среди выпускников были три премьер-министра Соединенного Королевства, в том числе Дэвид Камерон, лауреат Нобелевской премии мира – 1991, бирманская демократка Аун Сан Су Чжи, медиамагнат Руперт Мердок и приговоренная к девяти годам заключения бомбистка Роуз Дагдейл из ИРА. Даже Билл Клинтон закончил курс ФПЭ, будучи стипендиатом Родса[8].
Если племянник Робертса хотел изменить мир, он выбрал для начала правильное место.
– У вас ведь есть номер его телефона? – спросил я.
Джолион Робертс все еще колебался.
– Послушайте, – сказал он. – Мне бы очень не хотелось вовлекать его в это дело.
– Но, сэр, – возразил я, – он уже вовлечен. Вы же сами говорили мне, именно он почувствовал неладное, даже съездил в Болгарию.
– Да, – кивнул он. – Но мой брат, его отец, велел ему забыть об этом раз и навсегда.
– А ваш брат знает, что вы говорили со мной?
– Господи, нет, конечно, – ответил мистер Робертс. – Он пришел бы в бешенство.
– Вот что, сэр, – сухо заметил я. – Думаю, будет лучше, если я предоставлю вам возможность решать все дальнейшие вопросы с самим Грегори. Я старался, как мог, выяснил, конечно, не так много, но считаю, должен на этом остановиться. В данном случае семейный трастовый фонд Робертсов является нашим клиентом. И ваш брат главный его распорядитель. Так что мне не пристало действовать у него за спиной. – «И уж тем более – за спиной Грегори», – добавил про себя я.
– Нет, – сказал он. – Все правильно. Я это понимаю. – И мистер Робертс заметил после паузы: – Извините. Я сразу должен был понять, что мне следует позвонить Грегори Блэку прямо с утра в понедельник. – Он снова ненадолго умолк. – Так что вопрос закрыт в том, что касается вас. Не буду вас больше беспокоить. – Он поднялся, коротко кивнул мне и вышел из бара.
Я же сидел там еще довольно долго и перешел от белого вина к красному.
Правильно ли я поступил?
Определенно, что да.
Ведь я финансовый консультант, а не сыщик, расследующий мошенничество.
Но что, если там действительно некие умельцы затеяли мошенничество на сотню миллионов евро? Разве я, как человек ответственный, не должен доложить об этом куда следует? Но кому именно? Может, стоит отправить e-mail Юрию Джораму в Комиссию Евросоюза? Да какое мне дело, в конце-то концов!..
Я допил красное вино и решил, что теперь самое время отправиться домой.
При мысли о том, что я еду домой к Клаудии, меня всегда охватывало возбуждение, сердце начинало биться чаще, просыпалось желание. Но сейчас я колебался, даже боялся возвращаться к ней, боялся того, что могу обнаружить, увидеть или услышать там.
Когда я вернулся, Клаудия была дома. Она плакала.
Пыталась скрыть это от меня, но я-то заметил. Глаза покраснели, тушь размазалась и стекала темными полосками.
– Мог бы и позвонить ради приличия, – сердито бросила она, когда я направился в кухню. – Предупредить, что едешь, а не врываться вот так.
«Ничего себе, – подумал я. – Это мой дом, и я вернулся в него после субботних скачек в шесть тридцать вечера».
– Я же не мог позвонить из метро.
– Мог бы позвонить из поезда, когда выехал из Сэндауна.
Это верно, конечно, но мне уже надоело звонить ей и всякий раз нарываться на голос автоответчика. Уже от одного этого болезненно разыгрывалось воображение. И теперь я предпочитал не знать, отключила телефон Клаудия или нет.
– А что, собственно, случилось, дорогая? – спросил я. Подошел и обнял ее за плечи.
– Ничего, – ответила она и оттолкнула меня. – Просто спина разболелась. Пойду приму ванну.
И она быстро вышла из кухни, оставив меня одного. Последнее время Клаудия часто жаловалась на боли в спине. «Возможно, потому, – не без злобного ехидства подумал я, – что слишком часто на ней лежит».
Я смешал себе коктейль – большую порцию джина с тоником. Не слишком хорошая идея после выпитых в Сэндауне двух бокалов вина, но неважно. Мне же не надо готовиться к завтрашним скачкам, проходить взвешивание и прочие процедуры. А жаль.
Я слышал, как она запустила воду в ванну наверху, и внезапно страшно разозлился. Она что, держит меня за полного идиота? В доме явно творится что-то неладное, и я должен знать, что именно. Я готов к самому худшему.
Надо подняться наверх и спросить ее, прямо в ванной. Но я боялся. Мне так не хотелось терять ее. Я просто не вынесу, если она скажет, что променяла меня на кого-то другого.
И вот вместо этого я прошел в гостиную и включил телевизор, но смотреть не стал. Сидел в кресле, пил джин с тоником и чувствовал себя совершенно несчастным.
Но вот шум воды стих, и через некоторое время Клаудия спустилась вниз. Прошла на кухню и затворила за собой дверь.
Я не знал, что делать. «Хочет она, чтоб я зашел туда к ней, или нет? Нет, – решил я, – иначе бы она оставила дверь открытой».
И я остался в гостиной и благополучно допил весь джин. Каминные часы подсказали: двадцать минут восьмого.
Ложиться в постель, наверное, еще слишком рано?
Я сидел в кресле, смотрел на экран, где кривлялось в шоу «Ищем таланты» какое-то юное существо, страшно тощее и похожее на богомола. Смотрел и все время прокручивал в голове варианты того, что должен сказать Клаудии. Не делать вовсе ничего – нет, это не выход. Так дальше нельзя.
Если отношения между нами кончены, что ж, так тому и быть. Поплачу и перестану. Все лучше, чем пребывать в ступоре, пока воображение подсказывает самые мерзкие сцены и эмоции просто зашкаливают. Я любил Клаудию, я это точно знал. Но теперь сердился и ненавидел ее за то, что она обманывает меня, наверняка спит с кем-то другим. Пришла пора узнать правду.
Войдя в кухню, я увидел, что она рыдает уже во весь голос, без всякого притворства. Она сидела за кухонным столом, в синем махровом халате, в одной руке бокал белого вина, другой подпирает голову. Она даже глаз не подняла, когда я вошел.
«По крайней мере, – подумал я, – она уходит от меня, не отмахнувшись, как от назойливой мухи. Разрыв, очевидно, болезнен для нас обоих».
Я подошел к столику у холодильника, налил себе еще джина с тоником. Мне просто необходимо было выпить.
– Что случилось, дорогая? – не оборачиваясь, глухо спросил я.
Возможно, ей будет легче рассказать, не видя моего лица.
– О, Ник, – простонала она дрожащим голосом. – Я должна тебе кое-что сказать. – Она судорожно сглотнула. – И тебе это не понравится.
