Алексей Хапров - Наследник
Его властный тон подействовал на меня, как красная тряпка на быка. Я буквально вскипел. Что возомнил о себе этот сопляк? Почему он вдруг решил, что может свободно мною командовать?
— Хватит! — взорвался я. — Мне надоели твои бредовые идеи! Я, как последний идиот, пошел у тебя на поводу, бросил работу, отправился с тобой в это чертово путешествие. И что я теперь имею? Меня подозревают в убийстве, объявили в розыск. Я превратился в загнанного зверя. И все из-за тебя! Нет, дружок. Мое решение таково: мы возвращаемся в Москву.
— Нет, мы едем в Сочи! — стукнул кулаком по земле Радик.
— На какие шиши?
— У тебя же есть деньги.
— Это мои деньги, — жестко отрезал я. — И это я буду решать, как мне их тратить.
— Я беру у тебя их в долг! Под двойной процент!
— А я не даю тебе их в долг. Ясно?
В глазах мальчика промелькнула растерянность.
— Ты же обещал мне помочь. Мы же договорились.
— Договорились, — согласился я. — Но на каких условиях? Поездка полностью за твой счет. У тебя есть деньги? Нет. Значит, договор аннулируется.
— Ну, дядь Жень…
— Всё! — прокричал я. — Я не желаю больше ничего слушать. Значит так. Игры в шпионов закончены. Сейчас мы идем в милицию, и ты рассказываешь там все, что тебе известно об убийстве твоего отца и твоей бабки. Затем я отвожу тебя обратно в Москву, и сдаю в органы опеки.
— Я не хочу обратно в детский дом!
— А мне плевать, что ты хочешь, а что нет!
— Если тебе на меня плевать, то мне тоже на тебя плевать! Выкручивайся сам, как хочешь! Я в твою защиту ничего не скажу.
— Ну и не говори! В милиции, небось, не дураки сидят. Смогут разобраться, кто виновен, а кто нет. Поднимайся и пошли!
— Не пойду!
— Мне что, применить силу?
— Ты не имеешь права ко мне прикасаться!
— Тогда оставайся здесь, и делай, что хочешь!
Я в сердцах вскочил на ноги, схватил свою сумку, и стремительно пошел прочь. Я ожидал, что Радик бросится мне вслед. Не может же он не понимать, что остается совсем один, без каких-либо средств к существованию. Но за моей спиной была тишина.
Дойдя до конца гаражного ряда, я не выдержал и украдкой оглянулся, сделав вид, что поправляю брючину. Радик по-прежнему сидел на месте, и, обиженно нахохлившись, рисовал щепочкой на земле какие-то узоры.
Это разозлило меня еще больше. Он что, думает, что я с ним шутки шучу? И я ускорил шаг.
Завернув за угол, я прошел немного вперед и остановился. Мой спутник продолжал демонстрировать упорство. Потоптавшись на месте, я подошел к росшему неподалеку старому дубу и расположился подле него.
Бросать на произвол судьбы беззащитное существо — бесчеловечно. Даже если это будет просто котенок. А уж о ребенке и говорить нечего. Да, я питал к Радику в тот момент лютую злобу. Я видел в нем главного виновника всех своих бед. Да, он был мне совершенно чужой, и у меня не было абсолютно никаких причин, чтобы брать на себя заботу о нем. Но это был ребенок. Это был маленький, несмышленый мальчик, которому исполнилось всего лишь тринадцать лет! Если я сейчас уйду, а с ним что-нибудь случится, смогу ли я впоследствии себе это простить?
Я тяжело вздохнул и угрюмо опустил голову.
Через некоторое время до моих ушей донеслись неторопливые шаги. Из-за гаражей появился Радик. Я нахмурился и отвел глаза в сторону. Мальчик медленно подошел ко мне и присел рядом. Мы немного помолчали.
— Темнеет, — задумчиво произнес он.
— Угу, — отозвался я.
— Дядь Жень, — после некоторой паузы снова подал голос мой спутник. — Знаешь, почему мне вчера срочно понадобилось уехать?
— Почему? — спросил я.
— Потому, что меня должны были убить…
Глава шестая
Стояла глубокая ночь. За окном завывал не на шутку разошедшийся в своем гулянии ветер. Стелившаяся по полу сырая прохлада наводила на мысль о скором дожде.
Мы находились в старом, полуразрушенном деревянном доме, в котором еще не так давно жили люди. Об этом свидетельствовало обилие всякого хозяйственного хлама, валявшегося на полу (разбитая посуда, старые газеты, грязные тряпки, и т. п.). Но сейчас этот дом был заброшен и, очевидно, предназначался под снос.
Радик спал. Он лежал рядом со мной, свернувшись калачиком, и мерно посапывал, пребывая в каких-то неведомых мне видениях. Наверное, эти видения были тревожными, так как время от времени он вздрагивал, а в его дыхании проскальзывал мучительный стон. Я же, несмотря на страшную усталость, никак не мог погрузиться в спасительное забытье. Мое сознание навязчиво атаковало ощущение чего-то опасного и угрожающего, которое никак не давало мне отключиться.
Полусгнившие рамы и двери под воздействием сквозняка поворачивались на своих проржавевших петлях и издавали характерное поскрипывание. Оно не было громким, оно не было пронзительным. Оно слышалось еле-еле. Днем я, пожалуй, не обратил бы на него никакого внимания. Но сейчас, в этом безмолвном мраке, оно представлялось мне каким-то зловещим.
"Меня должны были убить".
Эти слова мальчика продолжали звучать в моих ушах.
Когда он их произнес, я поначалу недоверчиво усмехнулся:
— Кто тебя должен был убить? За что?
Но в глазах ребенка светилась такая ясная искренность, что мысли о его притворстве показались мне несостоятельными.
— Так из-за чего тебя должны были убить? — переспросил я, не дождавшись ответа.
Радик молчал. Он задумчиво смотрел перед собой, видимо размышляя, стоит ли меня в это посвящать.
Я видел, что ему хотелось мне открыться и сбросить с себя тот тяжеленный груз, который сдавливал его душу. Но, тем не менее, его что-то удерживало. Недоверие, боязнь, или простая осторожность — не знаю. Так или иначе, но сковывавшие его путы оказались крепки, и он предпочел пока оставить свою тайну при себе.
— Дядь Жень, — наконец глухо произнес он, — если бы мы с тобой вчера не уехали, я был бы уже в могиле.
— Давай поконкретнее, — попросил я.
— Дядь Жень, я понимаю, что тебе это кажется глупостью. Но, поверь, что это действительно так. Я пешка в одной игре. Причем, пешка, которую намечено принести в жертву. Прости, но я пока не могу сказать тебе больше.
На отношение к услышанному очень сильно влияет антураж. Скажи он такое две недели назад, я бы, наверное, лишь подивился крутым виражам детской фантазии, и не воспринял бы его всерьез. Но сейчас, после того, как я пережил столько непонятного и необъяснимого, у меня у самого на уровне подсознания стало появляться подозрение, что весь тот круговорот, в который я оказался втянут вопреки своей воле, отнюдь не хаотичен и не случаен. И что все последние события тем или иным образом связаны друг с другом, и имеют под собой одну и ту же основу, одну и ту же цель.
Я внимательно посмотрел на своего спутника. Наши взгляды встретились. В глазах мальчика не наблюдалось даже слабого проблеска фальши. Ребенок явно говорил правду.
— Тогда ты тем более должен мне все рассказать, — снова попытался убедить его я. — Радик, пойми, положение, в котором мы очутились, очень серьезное. Я постарше тебя, и поопытнее. Я лучше смогу определить, как правильнее нам поступить. Но я не смогу этого сделать, не зная всех деталей.
Но мальчик был неумолим.
— Я расскажу тебе все после того, как мы доберемся до Сочи, — твердо повторил он.
Его нос снова зашморгал. Он отвернулся, делая вид, что ему в глаз попала соринка. Но его вздрагивающая спина безжалостно выдавала, что он плачет.
Мое сердце сжалось. Я придвинулся к ребенку, привлек его к себе, и прижал его голову к своей груди. На мои руки упали слезы.
— Дядь Жень, помоги мне, — жалобно протянул Радик. — У меня никого нет. Совсем никого. Я один на всем белом свете. Совсем-совсем один. Спаси меня, иначе я погибну.
Я не знаю, каким ледяным должно быть сердце, и какой черствой должна быть душа, чтобы проявить равнодушие после этих слов…
Что же это все-таки за игра, о которой упоминал Радик, жертвенной пешкой в которой ему довелось стать? Кто ее ведет? И ради чего?
Я лежал, не смыкая глаз, и усиленно пытался разгадать эту загадку. Но с какой бы стороны я к ней не подходил, я так и не смог выложить разноцветную мозаику событий последнего времени в какую-либо неабстрактную картину. Я чувствовал, что между этими событиями существует некая взаимосвязь, но никак не мог уловить ту самую нить, что сводила их воедино.
Невдалеке, где-то совсем рядом, раздался подозрительный шорох. Я отвлекся от своих мыслей, и посмотрел в сторону, откуда донесся привлекший мое внимание шум. По дому явно кто-то передвигался. Но ночная темнота никак не позволяла разглядеть, кто именно это был.
Шорох повторился. Я насторожился, чувствуя, что у меня начинают трястись поджилки. Мои кулаки непроизвольно сжались в ожидании появления чего-то пугающего.
