Лев Портной - 1812. Год Зверя. Приключения графа Воленского
—Вы слишком самоуверенны, — перебил я его, с горечью сознавая: велика вероятность, что вскоре этот господин будет торжествовать.
Ничего-ничего, торжество продлится недолго.
—Не будем спорить попусту, — сказал незнакомец. Он вышел и, уже стоя на нижней ступени, спросил: — Предпочитаете крепкий кофий на завтрак?
—Почему вы так заботитесь обо мне? — спросил я.
— Кое-кому вы небезразличны, — ответил он и закрыл дверь.
* * *А впрочем, чему удивляться! К такому важному агенту, как губернаторша, вполне могли приставить надежных помощников с указанием беспрекословно исполнять любую ее прихоть.
Но один момент оставался неясным. Из указаний Наполеона следовало, что агент должен дожидаться в Москве вступления французской армии. Я пытался представить себе, как это графиня Ростопчина задержится здесь, когда генерал-губернатор примет решение об отступлении. Что она скажет супругу? Поезжай, милый друг, без меня, я остаюсь встречать французского императора?!
Но ведь на что-то же она рассчитывала. Возможно, придумала способ «попасть в плен». Или она преспокойно покинет город, оставив здесь мадам Арнье.
И самое важное — это понять, что за сведения она собирала. Которые так важны Наполеону, но понадобятся только тогда, когда его армия займет Москву.
Мысль о том, что и я окажусь в плену, не сдержав слова, данного его величеству, приводила меня в ужас. Как я оправдаюсь перед государем? Что скажу? Поведаю историю о том, как для отвода глаз завалил в постель французскую агентшу, а потом, лежа на перине, дожидался Наполеона?! Я содрогнулся, припомнив слова моего тюремщика: «Для вас война закончилась». Видит Бог, обещай он казнить меня на рассвете, я бы меньше расстроился!
Я нашел в темноте подкову и, пожелав моим похитителям спокойных и крепких снов, с удвоенной силой взялся за работу. Нащупав шов между кирпичами на уровне дверной ручки, я принялся расковыривать его железякой.
Через несколько минут мне стало жарко. Я разделся по пояс и бросил одежду на перину. Подкова скрежетала о камень, но я уже не обращал внимания на производимый мною шум. Я вспотел, и при этом особенно резко ощутил аромат духов мадам Арнье. Он приводил меня в бешенство. Я продолжал работу с остервенением и воображал, что не подковой ковыряю стену, а шершавым кирпичом соскребаю со своего тела кожу, хранившую запах Изабель.
Неожиданно с улицы донесся грохот копыт и скрип колес, кто-то подавал отрывистые команды, послышался топот. На визит друзей происходящее не походило.
Я бросился к стене и, вытянув голову к зиявшему полукругу окошка, закричал:
—Эй! Я здесь! Выпустите меня отсюда! Я здесь!
— Ага! Здесь он, вот! Ну?! Что я говорил?! — торжествовал голос с улицы.
Он показался мне знакомым: вроде бы совсем недавно я его слышал. Но чей это голос, не припомнил.
Раздался топот по лестнице, и другой, тоже смутно знакомый, голос спросил:
—Ваше сиятельство, вы здесь?!
—Здесь! Здесь! — ответил я.
— Отойдите от двери, — попросил голос. — Будем вышибать!
Я встал в угол и крикнул:
— Давайте!
—Эх, ма! Взяли!
В дверь ударило что-то тяжелое. Дерево затрещало, дрогнули стены, посыпалась пыль, всполошились и зажужжали мухи.
—Еще раз! — скомандовал голос.
Вторым ударом дверь вышибли. Внутрь влетело бревно, следом, едва удержавшись на ногах, ввалились двое солдат. За ними с факелом в руках вошел тучный офицер. С изумлением я узнал полковника Парасейчука. Я о нем и думать забыл в суматохе последних дней.
—Ваше сиятельство, как вы?! — воскликнул он.
Он едва не кинулся на меня, чтобы проверить на ощупь, насколько я цел и невредим.
—Олег Николаевич! Как вы здесь оказались?! — спросил я.
Ответить он не успел — наверху раздался выстрел. Не сговариваясь мы бросились к выходу и столкнулись на узкой лестнице. Пока Парасейчук, извиняясь, уступал мне дорогу, наверху кто-то вскрикнул, а еще через мгновение прогремел новый выстрел.
Начался переполох, послышался гулкий топот и возбужденные голоса. Я бросился вперед, прыгая через ступени, Парасейчук пыхтел за спиной, солдаты не могли обогнать его на узкой лестнице. В небольшой прихожей при свете свечей я увидел проход в глубину дома и еще одну лестницу, ведущую на второй этаж. По ней поднимались офицеры в полицейских мундирах. Я направился за ними.
Из дальней комнаты донеслась брань. Я заглянул через спины столпившихся в дверях полицейских и увидел полицеймейстера полковника Дурасова.
—Вы?! И впрямь вы! — воскликнул он и, окинув взглядом мою полуобнаженную фигуру, с неудовольствием добавил: — Вы что, спали?!
—Видите… Я же говорил… Я же говорил, — задыхаясь, пропыхтел за спиной полковник Парасейчук.
—Разрешите, — попросил я.
Передо мной расступились, и я увидел полицейского, распростершегося у входа. Я переступил через тело. В комнате обнаружилось еще двое убитых. В одном из них я узнал усатого тюремщика. Второй, очевидно, был его напарником. Потянуло холодным воздухом, раскрытые ставни заскрипели на сквозняке. Окно выходило на задний двор.
Я вспрыгнул на подоконник и крикнул:
—Вперед! Скорее! Мы еще можем догнать убийцу!
Я сделал шаг и оказался на крыше пристройки, огибавшей дом. Невысокий забор отделял соседний двор. Я всматривался в темноту, но никакого движения не заметил. В то же время с другой стороны дома заливались лаем собаки. Придерживаясь руками за стену, я прошел по крыше за угол. Здесь для убийцы открывалось несколько путей. Он мог перебраться на дерево, а с него на крышу соседнего дома или через забор на улицу. Лай доносился отовсюду, и понять, какой пес всполошился первым, а какие собаки откликнулись позднее на его голос, было невозможно.
Я поежился, подумав, что убийца мог затаиться в темном углу, дожидаясь удобного случая, чтобы бежать. Возможно, сейчас он наблюдал за мной, и вид единственного полуобнаженного безоружного преследователя забавлял его. Некоторое время я всматривался в темные углы соседнего дома, закутки во дворе, где чернота была особенно густой. Я пытался что-либо разглядеть под сенью деревьев, но понял, что попусту теряю время.
Послышался голос Дурасова:
—Граф! Где вы?!
Я вернулся за угол и увидел высунувшегося в окно полицеймейстера. Он подал мне руку, и я перебрался в комнату.
—Черт знает что! — Он жестом указал на трупы. — Несчастный Синицын! Мы поставили его сторожить этих двоих…
— Картина ясная! — перебил я полковника. — Убийца имел два пистолета наготове и кинжал. Первым выстрелом он убил вашего Синицына. Ударом кинжала убил первого сообщника, который не ожидал нападения, а второго сообщника застрелил.
—Но зачем? Зачем он убил своих же товарищей? — удивился полицеймейстер. — Они могли убежать все вместе!
Я хотел выговорить Дурасову за то, что он не отправил своих людей вдогонку за убийцей, но передумал. Я лишь смерил его взглядом и ответил:
—Он убил их, потому что я видел их лица. И не только я, а еще и вы, и ваши люди.
Полковник почесал затылок, хмыкнул и спросил:
—Вы-то как? Целы?
—Как видите, — сказал я.
— Это все ваш друг, — Дурасов кивнул на полковника Парасейчука. — Ему спасибо скажите!
Я взглянул на Олега Николаевича с благодарностью, подумав, что вопреки первому впечатлению награды не зря занимали всю его грудь.
— Где мы находимся? — спросил я. — Меня привезли сюда с завязанными глазами.
—Это Немецкая слобода, — сообщил Дурасов.
Я заметил на столе свою шпагу, которую отобрали похитители. Повесив ее на пояс, я сказал:
— Насколько помню Москву, отсюда не так далеко до Сокольников. Нужно срочно вернуться на дачу генерал-губернатора.
—Сейчас глубокая ночь, — возразил Дурасов. — Давайте обождем до утра.
—Вы с ума сошли! — взорвался я. — Убийца ждать не будет! Мы и так потеряли уйму времени! Вы должны были поймать убийцу! У вас тут достаточно людей, вы должны были окружить дом, прежде чем врываться сюда! А вы тут собрались, как на смотрины! Трупов, что ли, не видели?!
