Гребень Матильды - Елена Дорош
Ух ты, древность какая!
Разворот газеты украшало фото. Пышнобородый Александр Третий, смущенный наследник, а между ними – хрупкая девушка с гордо поднятой головой. Надпись под фотографией гласила: «Государь пожелал юной Матильде Кшесинской быть украшением и славой нашего балета».
Анна достала все газеты до одной и поспешила выйти из квартиры. Голоса звучали уже этажом выше.
Она выдохнула и, стараясь не стучать сапогами, потопала прочь.
В управление Анна не вернулась. Ее вид с кипой газет под мышкой сразу привлечет ненужное внимание. И за побег влетит. Поэтому, купив по пути свежую булку, она поспешила домой.
Фефа, кажется, с утра собиралась на рынок. Если так, то это надолго.
Дома в самом деле никого не было. Анна разложила на кухонном столе свои трофеи и склонилась над ними.
Сначала газеты. Что искал там Никита?
И нашел ли?
С ответом на эти вопросы Румянцев помог ей сам. Важное оказалось подчеркнуто или обведено. Информация, почерпнутая из газет, была связана с Матильдой и событиями ее жизни. Разумеется, ничего, выходящего за рамки приличия, в публикациях не нашлось, но многое читалось между строк. И, конечно, мельком упоминались имена из ее окружения.
О найденном Николаем Гумилевым гребне ни в одной из заметок речь не шла. Зато встретились уже знакомые фамилии – Грачев, Савицкий, Фридман и, разумеется, Фаберже, великий и неповторимый.
Матильда не делала тайны из своих достижений. Ее фото в немыслимой красоты драгоценностях украшали развороты почти всех изданий. Одновременно они, надо полагать, служили рекомендацией для ювелиров. Теперь они сослужили некоторым из них плохую службу.
Выписав на листок фамилии, выделенные Румянцевым, и составив перечень упоминавшихся драгоценностей, Анна сделала первые выводы.
Никита, судя по всему, был уверен, что гребень находится там же, где и остальные драгоценности.
Егер так не считает. Кто же из них прав?
Анна немного посидела, закрыв глаза.
Все-таки бурные события последних суток порядком ее измотали. Или просто голова забита мыслями, в которых она неспособна навести порядок?
О существовании столяра Фомы Найденова и путевого обходчика Тихона Васильева Никита узнал из других источников.
Вскоре выяснилось, из каких именно.
Среди газетных страниц обнаружились материалы дела Петроградской судебной палаты по поводу заявления Кшесинской с требованием принять меры к освобождению ее дома от посторонних лиц и предоставлению возможности спокойно вернуться в него, а также начать расследование по факту разграбления имущества.
Анна усмехнулась. Так вот кто украл документы из архива!
Прокурор понимал всю безнадежность ситуации, но все же запросил управление запасного автобронедивизиона о «возможности освободить от постоя дом Кшесинской ввиду ее ходатайства» и затребовал от комиссариата милиции Петроградского района «дознание о расхищенном имуществе». Вдохновившись, адвокат Матильды присяжный поверенный Владимир Хесин возбудил в суде иск о выселении. В качестве одного из ответчиков истицей был указан кандидат прав Ульянов.
Анна покачала головой. Глупая какая эта Матильда!
Пятого мая семнадцатого года мировой судья Чистосердов постановил: «Выселить из дома № 2–1 по Б. Дворянской ул. в течение двадцати дней» все революционные организации «со всеми проживающими лицами и очистить помещение от их имущества». Иск в отношении Ульянова был оставлен без рассмотрения в связи с «непроживанием» оного в особняке. Центральный и Петербургский комитеты РСДРП(б) наконец официально заявили о выезде из особняка Кшесинской, но очень скоро фактически вернулись.
Утром шестого июля того же года в ходе вооруженного конфликта с большевиками правительственные войска заняли здание. Были арестованы семь большевиков, а особняк занят самокатным батальоном, прибывшим в Петроград. Солдаты хозяйничали в особняке, разрушая, растаскивая и кроша все, что еще осталось.
Бедный адвокат Хесин продолжал подавать новые иски, теперь добиваясь не только возвращения здания прежней владелице, но и возмещения нанесенного ущерба, который он оценил в треть миллиона рублей. К иску был приложен перечень утерянного имущества и даже список построек: прачечная, сарай для экипажей, гараж и хлев.
Иски остались без удовлетворения.
Сама Кшесинская, не дожидаясь окончания этой канители, укатила в Кисловодск, а потом во Францию. С другой стороны, может, и не такая она глупая. Поняла, что проиграла.
В материалах дела среди прочих значилась фамилия Фомы Фомича Найденова, работавшего в особняке балерины с закладки фундамента, а следовательно, знавшего здание как свои пять пальцев. Именно он давал показания по поводу порчи имущества. С этим ясно.
Перешерстив печатные издания, Анна наконец открыла тетрадку и обнаружила не только новые фамилии, но и чертежи.
В Стрельне она была всего раз, но сразу узнала очертания дачного дома, абрис сада и множества построек на территории имения. Все они были подписаны рукой Никиты. Конюшня, хлев, погреб, ледник, гараж, электростанция с домиком для электрика, мол с пристанью и эллингом для моторного катера, парк с фонтаном.
Перечень внушал уважение.
Оказывается, балерина была хозяйственной особой!
Значилась на плане и сторожка обходчика.
Изучая чертеж, Анна натолкнулась на нечто странное.
Возле фонтана были нарисованы два кружочка с цифрами – один и два.
Она не сразу поняла, а потом увидела внизу листа: лягушка один и лягушка два.
И жирные точки, поставленные красным карандашом возле каждой.
Что за лягушки такие?
И почему они отмечены красным?
Список фамилий был небольшим. Некто Мельцер, который значился как фабрикант мебели, садовник Цизмер и его жена Катерина, сначала прачка, потом коровница, четверо их детей, обходчик Васильев и электрик Парсунов.
Возле каждой фамилии стоял значок.
Рядом с Мельцером был нарисован плюс, а у Парсунова, наоборот, минус.
Цизмер вместе с семейством помечен буквами «нн».
Возле фамилии убитого Васильева значка не было.
Почему?
Разбор реквизированного из квартиры Румянцева закончился тем, что ей вдруг страшно захотелось есть. На этот раз без еды Фефа ее не оставила. На плите стояла кастрюля со щами, в буфете – завернутый в чистую тряпицу хлеб.
Торопливо поедая щи, Анна соображала, как бы побыстрее выяснить, что означают знаки возле фамилий, и решила, что самый быстрый путь – попросить помощи у Егора Маркелова. Тот всегда славился умением быстро добывать сведения, необходимые для следствия. Конечно, ему придется объяснить, по поводу чего она суетится, но Егор ее поддержит.
Свой человек.
Маркелов руки в боки втыкать не стал, а просто выматерился от души, увидев ее на пороге.
– Ты, Чебнева, вообще что-нибудь о дисциплине слыхала?
– Прости, товарищ Маркелов, не утерпела, сбегала домой, чуть с голодухи не сдохла у Румянцева в плену. Ну что, нашли его?
– Нашли. Труп.
– Да ты что? Это как же? Где?
– Судя по всему, там, где он держал тебя.
Он взглянул исподлобья.
– Это не ты, часом, его укокошила?
– С ума сошел? Стала бы я посылать всех на поиски!
– Да кто тебя знает.
В его глазах плескалось подозрение.
– В спину вообще-то стреляли. И не из браунинга, как у тебя, а из кольта.
Опасаясь, что разговор уведет не туда, Анна торопливо сказала:
– Егор, мне помощь нужна. Помоги найти трех человек. Нужно быстро.
Маркелов сделал свирепую рожу.
– Чебнева, ты откуда такая наглая?
– Егорушка, я тебе все подробно расскажу, но чуть позже. Расследование буксует. А тут ниточки кой-какие появились. Умоляю, помоги!
– И откуда же они появились?
– Это еще раньше, до того, как Румянцев взбесился.
– Кстати, Кишкина очень интересует эта тема. С чего вдруг у опытного чекиста голова поехала? Так что готовься к аутодафе у начальника. В версию о несчастной любви он не верит. Они с Румянцевым, оказывается, знакомы были. Говорит, что тот не психопат.
– Я и сама не поверила бы, случись это не со мной, – изобразив сожаление, вздохнула Анна.
Егор, конечно, друг, но в некоторые перипетии ее отношений с Румянцевым его лучше не посвящать. Кишкину, видимо, придется признаться, но только ему.
Иначе можно ненароком проболтаться и о том, о чем пока следует помалкивать.
– К разговору с Кишкиным я готова. Скрывать мне нечего. Так ты поможешь, Егор?
Тот еще с минуту разглядывал ее честную физиономию и невинные глаза, а потом махнул рукой:
– Говори, кого надо найти.
Анна едва успела продиктовать данные на Мельцера, Цизмера и Парсунова, как, запыхавшись, прибежал Шишов и объявил, что ее вызывает начальник.
Маркелов развел руками. Ничем, мол, помочь не могу. И вышел проводить.
Пока Анна шла по коридору, он задумчиво смотрел ей вслед.
Она почувствовала и, обернувшись, улыбнулась. Где наша не пропадала!
В кабинете Владимира Александровича она пробыла не меньше часа, а потом вернулась к Маркелову, оставив начальника переваривать услышанное.
– Ну Егор? Порадуешь чем-нибудь?
– Что-то ты долго. Я уж волноваться начал, – встретил ее Маркелов и, сунув в руку листок бумаги, похвастался:
– Кое-что выяснить удалось. Не лаптем щи хлебаем.
Анна стала читать.
Мельцер Федор Федорович, из купеческого сословия, проживал на Большой Конюшенной, владелец мебельной фабрики и магазинов, поставщик императорского двора, умер в девятнадцатом году своей смертью.
Парсунов Андрей Иванович, из мещан,
