Надломленный мозг - Валерий Александрович Пушной
— Выходит, что сначала нужно определить, кто из троих лжет. А может, все трое сразу, потому что у каждого своя причина. И вполне вероятно, что разгадки этих причин помогут приблизиться к сути покушений в ресторане, найти заказчика и исполнителей. Это сложнее, чем отыскать лжеца. И еще: следует внимательнее присмотреться к Зое. Ведь в этой истории поначалу она была просто приложением к Игорю. А сейчас из твоего рассказа следует, что она проявила себя как самостоятельный игрок. Боясь потерять Флебникова, она все-таки действует вразрез с его установками. Это интересно. Даже очень.
Сменив позу на скамейке, Корозов заметил:
— Любопытно, согласен, но интересного в этом ничего не вижу.
Серьезно посмотрев перед собой в какую-то точку на тротуарной плитке, Акламин полез за записной книжкой. Достал, раскрыл на коленях, снял колпачок с авторучки и что-то быстро записал убористым почерком. Покачал отрицательно головой:
— Не скажи, Глеб. Появились персоналии, которые стали вызывать вопросы. Надо покопаться в их подноготной.
— Исай уже начал. Я поручил ему, — сказал Корозов.
Одобрительно хмыкнув, Аристарх захлопнул книжку и сунул ее в карман пиджака:
— Хорошо. Только не спугни никого. Исай все-таки не опер и в этих делах слабоват. Пусть держится на расстоянии. Появится что-то новое — обязательно сообщи мне! Мои оперативники тоже поработают. Похоже, что шансы на успех увеличиваются.
— Ты о чем? — спросил Глеб. — Ведь еще ровным счетом ничего не известно. До шансов пока, как до Луны. У меня в голове полный хаос.
Ответ Аристарха запутал его еще больше:
— Все серьезное всегда начинается с хаоса, Глеб. Ученые говорят, что из хаоса образовалась Вселенная. Так что все нормально.
6
Среди ночи покормив грудью ребенка, сменив подгузники, Инга не стала укладывать его в коляску, стоявшую возле ее постели, а положила на кровать рядом с собой. Младенец заснул. Она тоже легла, опустила голову на подушку и мгновенно отключилась. Сквозь сон услыхала непонятный шум, спросонья подумала, что проснулся ребенок. Машинально пошарила рукой, проверяя, так ли это. Убедившись, что ребенок спит, успокоилась и снова провалилась куда-то. Больше не слышала, как входная дверь тихонько отворилась и в нее скользнул Коршун. Прислушавшись и присмотревшись в темноте, он осторожно шагнул по полу прихожей. Старался не издавать звуков при движении и даже бесшумно дышал. Направился в спальню Инги. Привычным движением достал из кармана нож. Медленно ступил в комнату. В темноте рукой поискал на стене выключатель. Щелкнул. Вспыхнула люстра, на мгновение ослепив. Спальня была маленькой. Повернуться негде. Непонятно, как сюда удалось втиснуть гардероб, кровать, коляску и туалетный столик для макияжа со стулом. Места оставалось только для того, чтобы стоять буквально на одной ноге. Инга лежала на кровати голой, раскинувшись по постели. Вздрогнув от ударившего в лицо света, ошалело открыла черные глаза и сощурилась. Первое движение было — натянуть на себя одеяло. Не сразу смогла нащупать его где-то в ногах. Смотря безучастно, как она торопливо, не проснувшись до конца, шарит рукой по матрацу, Коршун ухмыльнулся. Наконец угол одеяла Инга притянула к себе, взгляд перестал метаться, приобрел осмысленный вид. Она узнала Коршуна. В синей бейсболке и черной рубахе. Инга расширила веки. Сон как рукой сняло — слетел мгновенно, будто лист, сорванный ветром с дерева. Она спустила с кровати ноги. Голос прозвучал с надсадой:
— Ты?
— Не ждала? — равнодушно, с уверенностью человека, имеющего бесспорную власть над собеседником, звонко отозвался Коршун.
— Убить хочешь? — спросила, сжимаясь.
— Пора. Ты сама соображаешь! — Коршун с внутренним упоением провел ножом возле горла, улыбаясь одними глазами.
— Поздно, — произнесла она, смотря настороженно. — Теперь нет никакого смысла. Полиция уже ищет тебя.
Холодная улыбка расползлась от глаз по всему лицу, Коршун покачал ножом:
— Это ты зря. Язык слишком длинный. Я отрежу его на память.
Откинув одеяло, Инга встала. Коршун не отрывал от нее глаз. Она была молодой и красивой. Все при ней. Из-за таких женщин многие мужчины теряют головы, превращаются в стадо баранов. А женщины, как хорошо обученные собаки, бегают вокруг этого стада и не выпускают из него ни одного барана, чувствуя себя не только хорошими пастухами, но и полновластными хозяйками над ними. Вырваться из рук такой женщины трудно — она никогда не выпускает своего. И не потому, что крепко любит, а потому, что считает себя единственной, перед кем должны благоговеть мужчины. И даже если она стала всей душой ненавидеть их, она все равно убеждена, что они никогда не должны быть с другими женщинами. Про любовь и ненависть таких женщин говорят, что, любя и ненавидя, они способны задушить в своих объятьях. Будучи равнодушным к женщинам, Коршун любил отпускать сальные словечки в их адрес. Между тем был способен и оценить женскую красоту. Красивая фигура Инги говорила сама за себя. Миловидное лицо со жгучими глазами. Но от этой красоты попахивало расчетливостью. Коршун улавливал ее. Весь вид Инги говорил ему: я могу быть любой, если посчитаю нужным. В ее глазах вместе с испугом плавала вполне уловимая бесчувственность. То ли на женщину наложили отпечаток последние события, то ли это всегда находилось при ней. Коршуну не понравился ее взор. Неожиданно она спросила, чуть отодвинув коляску:
— Тебе нужны деньги? Я дам их тебе!
Для долгого разговора с Ингой Коршун не был расположен. Зачем без толку точить лясы, когда цель ясна? Потому минуту подумал, прежде чем ответить. Усмешливо проговорил:
— Откуда у тебя, жены обыкновенного водилы, могут быть бабки? Твоими деньгами задницу не прикроешь!
Проведя руками по бедрам, она выдохнула:
— Я дам столько, что тебе хватит, чтобы прикрыть! — Обошла коляску и шагнула к гардеробу.
В глазах у Коршуна появилось любопытство, он крепче сдавил рукоять ножа. Подойдя к гардеробу, Инга открыла дверь, полезла рукой между сложенными на полках вещами и, неожиданно для Коршуна, выхватила оттуда пистолет. Повернувшись к парню, навела ствол на него:
— В какую сумму ты оцениваешь свою жизнь?
Не найдясь,
