Алексей Макеев - Роковая неверность
– Я-то? – сказал Жорик и рассмеялся. – Так это ты меня заразил. Ты что же, выходит, хохол?
– Может быть.
– Хохол он, хохол, – рассмеялась Надька. – Все замашки у него хохляцкие. И сало любит.
– Я тоже сало люблю, однако русский, – парировал Привольнов и снова посмотрел на Женьку. – А фамилия у тебя какая?
– Ну, Команюк, – неохотно отозвался Женька.
– Точно хохол! – влезла Надька, но Жорик ее одернул:
– Да помолчи ты! А отчество, Женька, не знаешь?
– Не-а, – в голосе мальчишки звучали недовольные нотки. – А чего вы все выспрашиваете?
– Да узнать хочу, что ты за птица такая. Ну-ка, выкладывай свою историю. Обещал же как-то рассказать.
– Соку налей, – потребовал Женька и подвинул стакан.
Привольнов открыл крышку на втором двухлитровом пакете апельсинового сока и налил в четыре стакана. Присутствующие взяли стаканы и чокнулись.
– За ваше счастливое будущее, – сказал Привольнов и отхлебнул сока.
Женька тоже отпил желтоватый напиток, поставил стакан на стол и некоторое время сидел с хмурым видом, точно маленький серьезный мужичок, решающий важную проблему. Наконец, шмыгнув носом, заговорил:
– Отец на зоне у меня сидел, а когда откинулся, мамка его домой не пустила. Ну, он и отомстил ей, меня украл. Пришел в детский сад ко мне с игрушкой, я обрадовался, навстречу к нему побежал, папка ведь. Уж и не помню, что он мне там говорил, мне тогда всего лет пять было, но я согласился с ним пойти. Забрал он меня из садика и на вокзал отвез. Мы в какой-то город умотали. Нижний, что ли. Там дружки у него были. Он забухал с ними, в драку влез, его снова закрыли, а я один остался на улице. Меня цыгане подобрали. Я с ними года три бродяжничал, деньги клянчил. А потом и с ними растерялся. С тех пор один жил, на житуху промышлял. Где только не побывал. А несколько месяцев назад в Москву попал, ну и тормознулся. Здесь ничего, жить можно. Народ богатый. – Мальчишка замолчал и вновь припал к стакану с соком.
Привольнов сидел потрясенный. Вот это судьба у парня. От горшка два вершка, а сколько уже испытать довелось. Живучий мальчишка оказался. Надо ж, жизнь его ломала, швыряла, а он, словно деревце на ветру, гнулся и снова выпрямлялся. Выжил пацан в этом жестоком взрослом мире, не сломался, не сгинул. Вот кто истинный герой, вот кому медаль героя давать нужно.
– А ты почему назад домой не попытался вернуться? – спросил Жорик. Глаза у него были грустные.
– А куда и к кому? Я уж и мать свою не помню. Да и город, честно говоря, может, и не тот вовсе. Просто название красивое – Мариуполь. Вот и запомнилось мне. А может быть, и Мариинск или Мариец, мало ли городов с похожими названиями на свете есть.
– А может, ты из Мозамбика какого-нибудь, – хихикнул Сашка. – И мама у тебя черножопая?
– Сам ты черножопый! – огрызнулся Женька.
Привольнов укоризненно взглянул на сына.
– Помолчи! – и обратился к Женьке: – Ну, про город ты хоть что-нибудь помнишь?
– Помню. Море там было. Гуляли по набережной с мамой и бабушкой. Да, вот, бабушка еще у меня была. Маргаритой звали.
– А отца?
Парень, вспоминая, наморщил лоб.
– Степан, что ли.
– Ну, вот, уже легче. А ты говорил, отчества своего не знаешь. Значит, Степанович ты. Евгений Степанович. – Жорик несильно хлопнул мальчишку по плечу. – А маму как звали?
– Света.
– Вот, видишь, сколько сведений ты о себе знаешь. Так что, можешь еще попытать счастье, маму с бабушкой отыскать, – уверенно сказал Жорик, хотя в глубине души и сомневался в своих словах. Если Женька действительно из Украины, кто будет его родственников там искать. – А фамилия-то у тебя действительно Команюк?
– Тоже не знаю точно, – рассмеялся Женька, пытаясь за смехом скрыть смущение, что он такой бестолковый. – Документов-то у меня нет. Помню, что на «юк» оканчивается. Может, и Романюк. А я себя в милиции обычно Петровым называю. Фамилия распространенная, этих Петровых на учете уйма стоит. Никто никогда не проверяет.
В этот момент зазвонил телефон.
– Ладно, Женька, позже договорим, – Привольнов достал мобильник, нажал на кнопку включения. Звонила Вика.
– Я у центрального входа, – заявила она. – Вы где?
– Идите по центральной аллее, – сказал Жорик. – Мы здесь неподалеку с правой стороны в кафе сидим. Увидите.
Вика не сказала даже своего обычного «о’кей», сразу отключила телефон. Появилась она пять минут спустя. Шла неторопливо, красиво вышагивая стройными, едва прикрытыми мини-юбкой ногами в черных колготках, ничего и никого не замечая вокруг. Ее бюст, обтянутый блузкой и черным кожаным пиджаком, торчавший на добрых полметра вперед, вызывал у проходивших мимо парней восхищение, а у девиц зависть. Неплохо такой же иметь. Вика не поднялась, а взошла на бетонную площадку, как звезда на сцену, и направилась по пустынному кафе к нахохлившейся, замерзшей от холода и съеденного мороженого компании. Даже издалека, по тому, как цокали высокие каблучки молодой женщины, было ясно, что она зла.
– Если вы сейчас выкинете какую-нибудь шутку, – шепнул детям Жорик, – и сорвете мне встречу, я вас поколочу. Чтобы рта у меня открыть не смели. – Он, как истинный джентльмен, вскочил, взял у соседнего столика стул и, поставив его рядом с собой, с почтительным видом стал дожидаться приближения Вики. Она подошла, остановилась рядом со столиком и недовольным взором оглядела сидевших за ним детей.
– Что это у вас здесь за компания? – спросила она.
«Счастье, что дети сегодня не в рубище, а прилично одеты, – подумал Жорик. – А то разговаривать бы не захотела».
– Это сын мой, Сашка, а это его товарищи – Женя и Надя, – поочередно указывая на детей, представил их Привольнов. – Вот на прогулку в парк вышли.
Вика поколебалась, однако опустилась на стул и с видом человека, привыкшего повелевать, жестом подозвала к себе молоденькую официантку, сидевшую на длинном табурете за стойкой бара в крытой половине кафе.
Девица подошла.
– Уберите! – потребовала Дементьева.
Стол действительно был заляпан мороженым, кремом, залит соком. Неприглядное зрелище. Пока девица вытирала стол, все сидели с натянутыми лицами, и лишь Надька с нескрываемым восхищением разглядывала Вику. Наверняка ей хотелось бы стать такой же красивой и элегантной, как эта молодая женщина. Станешь, девочка, станешь, если по ровной дорожке пойдешь, а не свернешь на кривую, не превратишься через несколько лет в горькую пьяницу и бомжиху. Все в твоих руках, Надька. Хотя и в дяди-Жориных тоже. Многое от него зависит. Захочет ли он тебе руку помощи протянуть, наставить на путь истинный.
Привольнов знаками показал девчонке, чтобы та закрыла рот, не в зверинце, чай, на чудо-юдо глазеет. Надька поняла, что от нее требуется, захлопнула рот и сглотнула слюну.
От мороженого и пирожных Вика отказалась, а вот от сока нет. Заказала персикового. Наконец официантка, выполнив все требования Дементьевой, удалилась, и молодая женщина уставилась на Привольнова.
– Вы хотели поговорить со мной, Георгий?
– Да-да, конечно, – вид у Жорика был загадочный. – Ездил я сегодня, Вика, в салон красоты. Так вот, вы не были в нем двадцать второго августа.
Разумеется, жена банкира была готова к подобному заявлению, иначе зачем бы Жорику так срочно приспичило с ней увидеться, однако в глубине души все еще на что-то надеялась.
– Эта сучка Илона проболталась? – спросила она сквозь зубы.
– Ну, зачем же при детях ругаться? – чтобы поставить Дементьеву на место, укорил Привольнов, хотя прекрасно знал, что сидевшие со скромным видом за столом подростки в плане ругательств заткнут за пояс и Вику, и его самого.
Молодая женщина сделала вид, будто не услышала замечания.
– Я же ей, стерве, деньги дала, – вспыхнула Вика. – Что же она пасть раскрыла, трепачка проклятая. Но ничего, я с ней еще поговорю.
– Да Илона здесь ни при чем, – помня о своем обещании вступиться за девушку, изрек Жорик. – Она говорила именно так, как вы ее проинструктировали. И про новый мобильник, и про крем «Клеопатра», и про юбку, и про день рождения мужа. Но я засомневался в правдивости ее слов и потребовал встречи с супругом. Мне очень хотелось на его паспорт взглянуть. В общем, в оборот Илону взял, тут она и созналась, сказала, что день рождения у супруга на день позже. Ну, что? – Жорик посмотрел с победным видом. – Будем сознаваться в краже диска?
Вика, сделавшая в этот момент глоток сока, поперхнулась.
– Вы что, совсем спятили? – Она уставилась на собеседника изумленным взглядом. – Что за чушь вы несете? Я ничего не воровала!
– Тогда зачем подсунули мне фальшивое алиби?
Дементьева неожиданно разволновалась. Она откинула за спину свои роскошные длинные волосы и взбила их, словно ей вдруг стало жарко.
– Были на то причины. – Вика стрельнула глазами в детей. – Я бы не хотела при них говорить.
– Ну, что ж, давайте отойдем, – Привольнов встал и замер в выжидательной позе.