Татьяна Полякова - Вся правда, вся ложь
– Это он тебе поведал?
– Сам догадался. Я вообще-то сообразительный. Да и грех не догадаться, история-то банальная. И нет ничего нового под солнцем, – скорбно процитировал он. – В общем, Димку очень беспокоит развитие ваших отношений. Думаю, вчера он прибежал, чтобы разведать обстановку: знаешь ли ты, что Стас в городе, и…
– Стас в городе? – резко спросила я. В ребрах что-то судорожно затрепыхалось, точно огромная птица рвалась наружу.
– Водички принести? – заботливо спросил Берсеньев. – Значит, ты не знала, – кивнул он. – Димку бы это порадовало.
– Заткнись. Стас в городе?
– В какой последовательности я должен действовать: заткнуться или сначала ответить, а заткнуться уже потом?
– Когда он приехал? – помолчав, спросила я.
– Да уже недели две…
– Вот как… – Я облизнула губы.
– Хватим по стакашке? Авось полегчает… Прелесть моя, тебе уже давно пора определиться. Вроде ты и Стаса, и свою любовь к нему на два метра вглубь закопала и памятник поставила. Но ты ведь этот памятник слезами обливаешь, каждый день таскаясь к нему с цветами. Где логика, спрашиваю я? Впрочем, вопрос не по адресу. Какая логика, если ты дите неразумное.
– Развелось, блин, умников… ты бы свои проблемы решал.
– Мои проблемы от меня никуда не убегут…
– Он приехал из-за наследства, а вовсе не из-за меня… – Вот уж нашла с кем умными мыслями делиться.
– Ага, – кивнул Берсеньев. – Наследство у него впечатляющее, пригляда требует, кто-то должен встать у руля… Но, сдается мне, тянет его сюда по другой причине. И зовут причину Фенька. Случаем, не знаешь такую?
– Отстань ты от меня…
– Я вел себя образцово и о Стасе помалкивал. Пока Димка не нарисовался.
– Все равно помолчи…
– Ладно. Расследование тебя еще интересует или все мысли теперь о любимом Стасе?
– Пойду-ка я домой, всем привет, и до следующих праздников. – Я поднялась и направилась к двери, слыша, как Берсеньев посмеивается мне вслед.
Пока шла к машине, пару раз споткнулась, потому что ничего вокруг не видела. Прав, прав Сергей Львович, стоило мне услышать о Стасе, и все остальное уже по фигу. О памятнике он загнул витиевато, но, в общем-то, верно. Еще вчера я в Питер рвалась в надежде хотя бы издали увидеть Стаса, а узнала, что он здесь, и испугалась, хотя теперь смотри не хочу. Душа мечется по замкнутому кругу, и нет мне спасения…
Само собой, ночка выдалась не из приятных, я даже подумала: а не последовать ли совету Берсеньева, залив тоску сорокаградусной? Противно только до пятой рюмки, дальше льется как по маслу. Но заливать придется долго, вряд ли на это здоровья хватит… В общем, наша встреча с национальным напитком так и не состоялась, и до утра я ворочалась на трезвую голову.
Утром появилась Агатка, еще в начале недели мы договаривались отправиться с мамой на дачу (папа сослался на большую занятость), и я ничего скверного от появления сестрицы не ожидала, а некую настороженность во взгляде отнесла на счет недавнего разговора о Сергее Львовиче.
– Затяжное похмелье? – заботливо спросила сестрица.
– Ага, – кивнула я.
– Для веселого застолья повод был или ты спонтанно наклюкалась?
– Про застолье я тебе уже рассказывала. Ничего особенного, выпили, поговорили…
– Хватит юлить, – нахмурилась Агата. – Скажи прямо: ты знаешь?
– Терпение никогда не было твоей сильной стороной, – кивнула я.
– Выходит, знаешь.
– Выходит.
– И что теперь? Чего ж этой сволочи в Питере-то не сидится…
– Ты забыла о наследстве.
– Так он за ним пожаловал?
– Я не знаю, зачем он пожаловал, – как можно спокойнее ответила я, хотя орать хотелось. – Я с ним не встречалась и не собираюсь. Предваряя очередной вопрос, отвечу сразу: он не появлялся, не звонил, и о его приезде я узнала случайно.
– От кого?
– От твоего Берсеньева.
– Берсеньев-то здесь при чем? – растерялась Агатка.
– Сергей Львович теперь моя лучшая подружка, он в курсе всех моих проблем.
– Правда? – Она нахмурилась.
– О господи, – покачала я головой.
Тут Агатка повела себя загадочно. Плюхнувшись на диван, ухватила меня за руку, заставив сесть рядом, и в глаза уставилась, сразу сделавшись подозрительно похожей на нашу маму.
– Фимка, ты ведь не будешь отрицать, что он интересный мужчина?
– Кто? – опешила я.
– Сергей Львович. Умный, воспитанный, ироничный…
– Да он просто кладезь добродетелей…
– Может, и не кладезь, но положительные качества налицо. Если разобраться, у вас много общего.
– Чего у нас много?
– Не перебивай. И он к тебе неравнодушен.
– Я – собака-компаньон.
– Заткнись, когда старшая сестра говорит. По-моему, и ты к нему неплохо относишься. Если вы будете рядом и получше приглядитесь друг к другу…
– Охренеть, – сказала я. – Ты что ж, мне его сватаешь?
– Я тебя хоть черту готова сосватать, лишь бы твой Стас тебя не получил! – рявкнула Агатка. – Все, кончилась спокойная жизнь, – прошипела она сквозь зубы. – Теперь только и думай, в какое дерьмо он опять тебя втравит…
– Белая горячка, – констатировала я. – Мне твой Берсеньев без надобности… – Тут я едва удержалась от искушения выложить всю правду об этом типе, осторожность все же пересилила. – Если тебе неймется устроить его судьбу, давай ему Димку сплавим, у них налицо единение душ.
– Дура, – сказала Агатка.
– Ага, – сказала я.
– Значит, к Стасику побежишь. – Не знаю, чего было больше в словах Агатки – злости или отчаяния.
– Ни к кому я не побегу… задолбали все. И он не прибежит, можешь не беспокоиться.
Агатка криво усмехнулась и головой покачала.
Мы было собрались ехать на дачу, но тут позвонила мама: поездка отменялась. Я вздохнула с облегчением, на даче по большому счету делать нечего, если только на диване валяться, но это я и здесь могу. Агатку вроде бы изменение планов огорчило, что было удивительно, отдых на природе восторгов у нее никогда не вызывал, а в компании мамы представлялся сущим наказанием. Выходит, сестрица рассчитывала держать меня под пристальным наблюдением и подальше от города, то есть от Стаса.
«Дожила, мать твою, – думала я, сидя рядом с Агаткой. – Меня уже сторожить надо. Еще немного, и дойдет до смирительной рубашки». На душе так скверно, что я всерьез задалась вопросом: пора уже в петлю лезть или еще немного помучиться? И вместе с тем… вместе с тем мысль о том, что Стас здесь, совсем рядом, распирала грудь дурным счастьем. Выходит, прав Берсеньев: я вконец запуталась и сама не знаю, чего хочу. И забыть невозможно, и перешагнуть через то, что так страшно нас разделяло, не получается.
– Поехали в контору, – косясь на меня, заявила сестрица. – Работы полно.
– Работы у тебя полно, а у меня законный выходной.
Еще часа два мы вяло переругивались, Агатка в конце концов вышла из себя, матерно выругалась и удалилась со словами:
– Глаза б мои тебя не видели.
Ближе к обеду я решила, в жизни надо что-то менять и начала с малого: вымыла полы, перестирала белье, какое нашлось, и села у окна пить чай. Думать о Стасе категорически себе запретила. Чувствовала: еще немного, и понесет меня к нему вопреки всякой логике, просто мазохизм какой-то… После долгой душевной борьбы мои мысли наконец-то сменили направление. О вчерашней встрече с братьями следовало сообщить бывшему. «Жигули», которые дважды видели возле поселка вкупе с отпечатком мужского ботинка сорок третьего размера, позволяли утверждать: в доме Одинцова был кто-то третий. И этот человек – возможный убийца. Я пошлепала в прихожую звонить Олегу – мобильный отключен, домашний не отвечает. Чем еще себя занять, я не знала, вариантов немного: либо отправиться на работу по примеру Агатки, либо податься к друзьям-подругам за выпивкой. Первый вызывал глухой протест, второй – спазмы желудка. Вот тогда на ум пришла Ольга Валерьяновна. Почему бы не заглянуть к ней в гости? Развеюсь немного, а может, и узнаю что путное, ежели будет на то божья воля.
Через двадцать минут я бодро шагала к ее дому, забыв предупредить о своем визите. Бабуля встретила меня счастливой улыбкой, отчего сердце сжалось и захотелось бежать без оглядки. Но я, конечно, вошла и протянула ей цветы, купленные по дороге.
– С утра мы с Геночкой на кладбище ездили, – хлопоча, рассказывала бабуля. – Знаете, Феня, я была бы рада, если бы он немного развеялся. Ему это необходимо. Он ведь просто тает на глазах. Друзей сторонится, никого не хочет видеть… так нельзя. Он молодой, ему еще жить и жить… Сегодня попробовала заговорить с ним об этом, но он обиделся. Сказал: Ирочка единственная, и другой не будет. Конечно, боль утихнет, надо только потерпеть… Когда ты молод, есть надежда…
– Он успокоится, не сразу, но успокоится, – кивнула я.
– Если бы убийцу нашли, ему бы стало легче, он ведь ни о чем другом думать не может. Вчера сидит вот тут, уставился в одну точку, слезы из глаз льются, а он не замечает…
